Долина похожа на гигантский острогрудый ковш, выдолбленный в стволе горы. Вокруг него дыбится каменными валами Балканский хребет. Над гребнями его волн белой пеной клубятся туманы и вьюги. А в долине тихо, тепло, и кажется, что тропический ливень солнечного света вот-вот до краев затопит поля и виноградники, луга и поймы.
Такой застает Сунгурларскую долину путник весной — в феврале или в марте. Но вот наступает апрель. И могучая рука весны смывает белую пену с гор в долину: зацветают сады. Будто землю облепили мириады бабочек. Все белым-бело, на деревьях ни единого зеленого листа.
…Каждый человек сердцем привязан к родному месту. Жители долины боготворят свой край. В старой болгарской песне поется о том, что тот, кто единожды посетил его, непременно вернется еще, а осевший в долине никогда ее не покинет.
Пять веков хозяйничали в долине турки. Пять веков лилась здесь болгарская кровь. Оттоманские паши и беи отняли у крестьян землю, имущество, спалили их дома. Оставшиеся в живых бежали, но бежали не за тридевять земель, а за три — девять верст: ушли в соседние горы, откуда хорошо была видна долина. На скалах Балкан не растет ни хлеб, ни виноградная лоза. И юнаки спускались по ночам в родные поля, чтобы добыть своим семьям пищу, чтобы отомстить басурманам за кровь своих отцов и дедов.
Так было из поколения в поколение, пока не пришли на Балканы русские-освободители. Болгары навечно спустились в долину.
Старики рассказывают…
Много среди здешних крестьян таких, что исколесили вдоль и поперек всю Европу, а то и полсвета. Не из-за любви к странствиям, а по горькой нужде: своей земли не хватало, работали на чужой. Много красивых девушек за Дунаем, за Днестром, за Моравой… Но в жены отходник брал только девушку из своей долины. Тут он родился, рос, скупо, урывками ласкал своих детей, тут встречал последние закаты солнца, такого теплого, каким оно, наверное, не бывает нигде.
Не преминут рассказать старики историю Хасанова рода… Давно это было… Столбовым царьградским трактом проезжал по Фракии табор. Одна кибитка отстала. А ехал в ней лихой цыган Хасан со своею молодой красавицей женой. Заблудился Хасан и случайно попал в Сунгурларскую долину. Раскинул он на околице села Грозден свой шатер да и прожил тут все лето. А осенью, как положено, в теплые края подался. Но следующей весной вместе с аистами он вернулся снова в Сунгурларское гнездовье…
Шли годы. У Хасана выросли и поженились сыновья, а там — сыновья сыновей. И после каждой свадьбы за околицей Гроздена становилось одним шатром больше. А теперь… ни одного шатра. Огромный Хасанов род разместился в благоустроенных кирпичных домах, занимающих целый квартал, живет оседло и примерно трудится заодно с болгарами в кооперативе.
Отец и деды Ивана Маринова — коренные жители Сунгурларской долины. И сам он тут родился, вырос и вырастил детей. Любовь его к своему родному краю не меньшая, чем у земляков. Но она выражается не словами той песни, а совсем, совсем другим образом. Иван Маринов с грустью повествует о том, какие бедность и нужда царили в долине, и живо, светло рисует картину настоящего и ее будущего.
Слегка грузный для своего роста, в первую минуту встречи он показался мне чересчур спокойным, даже флегматичным, но это только до того, как заговорил.
Я внимательно слушаю этого человека, чувствую в его речи что-то очень знакомое и напряженно пытаюсь припомнить, когда и где мы с ним раньше беседовали. На мгновение возникает перед глазами южноукраинская степь, уютное причерноморское село… Нет, то был Макар Посмитный… Приходят на ум разговоры с Федором Дубковецким, Сергеем Коротковым, Кириллом Орловским… И чем больше я слушаю Ивана Маринова, тем больше начинаю понимать причину непроизвольной ассоциации. Внешне совсем не похожи друг на друга эти люди. Но есть в них такое, что не только делает их похожими, а и роднит. Что же?.. Думаю, это знание жизни и мудрая мера, с какой они к ней подходят, это крылатый размах мысли, вечно беспокойной и всегда ищущей путей и тропинок к новым и новым родникам общественного богатства. Похожи они своей неповторимой самобытностью, люди от земли, воплотившие в себе таланты организаторов, агрономов, экономистов, вожаков крестьянских масс.
Голова — пшеничная копна, завьюженная густою снежною порошей. Розовое, словно тронутое морозцем лицо, расписанное узором морщин, и глаза, внимательные, глубокие, о которых действительно можно сказать, что они зеркало души; таков с виду Иван Маринов, председатель трудового земледельческого кооператива «Грозден».
«Бай Иван» — так величает его вся Сунгурларская долина. Бая Ивана Маринова знают в Болгарии, как в Советском Союзе знают Посмитного, Дубковецкого, Короткова, Орловского…
Иван Маринов говорит:
— Вы помните знаменитую фразу, которую любил и часто повторял академик Тимирязев: «Человечество будет бесконечно благодарно тому, кто сумеет вырастить два колоса там, где рос один»? Первый раз я вычитал ее в книжке, будучи еще зеленым юношей. Но она глубоко запала в мою память. И мною завладела одна дума — постичь «магию земли», вырастить два колоса там, где рос один. Вырастить, чтобы крестьянин досыта ел хлеба, чтобы не было голодных. Но как ты постигнешь эту «магию», когда у тебя земли с овечью овчину и нет средств, чтобы получить агрономическое образование? Впрочем, свою заветную думу я никогда не оставлял: учился всю жизнь самоучкой!..
Бедные крестьяне, страдавшие десятилетиями от малоземелья и лишенные всяких орудий производства, трудились на своих наделах в поте лица денно и нощно. Выращивали они один колос там, где могли расти четыре. С них драли три шкуры кулаки, закупщики, торгаши. Стараясь защититься от лихоимцев и грабителей, крестьяне начали кое-где организовываться в кооперации.[34] Сквозь полицейские кордоны проникала в болгарское село правда о советских колхозах. «Один в поле не воин, а артелью можно гору своротить». Через кооперацию крестьяне сбывали продукты сельского хозяйства, сообща обороняясь от торгашей и скупщиков, сбивающих цены на рынке. Когда их дела шли на лад, они покупали артелью несложные машины, чтобы облегчить свой труд. Судьба кооперации зависела от того, кто стоит у ее руководства. Если это коммунист — значит, все сделки по купле, продаже и распределению доходов производились в интересах трудового люда. Нередко случалось, однако, когда кормило кооперации захватывали богачи. И тогда бедняк попадал в еще большую кабалу.
В середине тридцатых годов образовали такой кооператив и крестьяне села Грозден. Председателем на общем сходе избрали они Ивана Маринова. «Хоть молод, да умен и сметлив, а главное, нет у него своей корысти — все для общества». Крестьянский сын погрузился с головою в работу… Копейка по копейке — кооператив сбил капиталец, небольшой, но по бедности и немалый. Встал вопрос: в какое дело его вложить? Крестьяне чуть ли не в один голос запросили: «Водопровод проведем! Осточертело возить воду в бочках за пять верст!»
Но Иван Маринов употребил весь свой авторитет, чтобы уговорить мир повременить с водопроводом, а построить винодельню.
— Вложим деньги в водопровод — воду получим, — говорил он, — но от нее никаких доходов ни в скором, ни в далеком будущем. А винодельня через пару лет вернет сполна затраченные на нее средства. Вот тогда и построим водопровод. Вина из воды не сделаешь, а воду из вина можно получить!
Так оно и стало.
Иван Маринов действовал и старался не в одиночку. За своей спиной председатель кооператива имел доброго советчика и помощника — сельскую коммунистическую ячейку, одними из организаторов которой явились он сам и его давний товарищ Недко Киров. Коммунисты серьезно думали над тем, как облегчить путем кооперации участь бедняков, улучшить их жизнь. И вот накануне второй мировой войны они убедили крестьян купить на сколоченные кооперативом средства 400 декаров земли. Купчая формально была записана на школу и читалище, пользовавшиеся, подобно церкви, льготами, на которые фашизм не решался посягнуть.
На общественной земле, засаженной виноградниками, работали лишь безземельные крестьяне. Учет труда и распределение доходов между ними производились по трудодням, как в колхозах; тайно действовал Примерный устав сельскохозяйственной артели. Остальные члены кооперации получали небольшую ренту.
Создавая «подпольный колхоз», Грозденская партийная организация глядела далеко вперед. В годы второй мировой войны и партизанской борьбы он стал продовольственно-снабженческой базой отряда народных мстителей на Стара-планине. Крестьянин, трудясь коллективно, перековывал свою извечную психологию и после победы народной власти был, по существу, уже подготовлен к вступлению на социалистическую дорогу хозяйствования.
Поэтому уже весною сорок пятого года в Гроздене основывается крепкий и спаянный земледельческий кооператив. Коммунист Иван Маринов — его председатель.
— Кооперация, конечно, помогала нам спасти крестьян от полного разорения, — рассказывает Иван Маринов, вспоминая дни минувшие. — Но как ни бились мы, а не могли вылезти из трясины нужды. Сила была за капиталистами, торговцами и кулаками. При буржуазном строе не дано хлеборобу вырастить двух колосьев на месте, где растет один! Но вот власть и земля стали нашими, мы получили в свои руки средства производства и стали хозяйствовать!
Первые годы становления кооператива оказались нелегкими. Старый мир не уступал без боя свои позиции. Чтобы повернуть всю массу крестьянства лицом и сердцем к новой жизни, нужно было весомо и зримо показать преимущества коллективного труда. Тут помогло государство. Кооператив начал получать машины, минеральные удобрения, химикаты для борьбы с вредителями растений. Скоро общественные поля и плантации можно было распознать не только «по гону», то есть по их длине и ширине, но и «по колосу и грозди», по их тучности.
К пятидесятому году грозденский кооператив объединял уже всех крестьян села. Наступила новая пора в его развитии. На совместном заседании правления ТКЗХ и партийного актива Иван Маринов выступил со своим планом организации труда и оплаты.
— Крупное кооперативное земледелие, — говорил он, — содержит в себе неограниченные возможности для развития производительных сил. Где ни копни — найдешь резерв богатства. Прежде всего мы должны пересмотреть свои планы. Ни для кого не секрет, что некоторые отрасли нашего хозяйства являются покуда убыточными. А они могут быть доходными. И будут! До каких пор кооператив останется нахлебником государства? Время отказаться от всяких кредитов и субсидий. Для этого у нас есть все условия!..
Идея Ивана Маринова была горячо одобрена. К разработке новой системы планирования, учета и оплаты труда был привлечен широкий актив кооператоров. Год спустя она уже успешно действовала.
В основе ее лежит принцип советских колхозов, а именно — сочетание материальной заинтересованности кооператоров в повышении производительности труда и снижении себестоимости произведенной продукции. Уравниловка была объявлена врагом номер один. Введена была мелкогрупповая сдельщина. Бригады и звенья специализированы. На многие годы за ними закреплялись определенные культуры и площади.
План — железный закон кооперативного труда. Он детально предусматривает на год вперед все расходы труда и средств во всех отраслях хозяйства и прибыль, которую оно должно получить; указывает агротехнические мероприятия и оптимальные сроки их проведения. Подобный план, учитывающий выполнение намеченных мероприятий при определенной затрате средств на семена, химикаты, на использование инвентаря, рабочего скота и машин, имеют каждая бригада и звено, каждая ферма. Таким образом, показателем выполнения плана считается не только урожай и продуктивность, но и размер расхода труда и средств.
— Правильная организация труда — дело важное, она заставляет человека работать с душою, мыслить, — рассуждает Иван Маринов. — А мыслить при кооперативном хозяйствовании — значит не менее, чем пахать или сеять. Особенно это касается руководителей. Правильное решение, инициатива, сметка стоят порою стотысячного безвозмездного кредита, который через годик-другой оборачивается миллионами. Тем более в наших районах интенсивного земледелия!
Вспоминается мне сорок седьмой год. После жестокой трехлетней засухи хозяйство наше заметно пошатнулось. Кооперативная касса оказалась чуть ли не пустой. И мы были не одни у государства, чтобы надеяться на большую помощь… Как быть? Собираемся и думаем всем активом: «А не посадить ли нам клубнику и умножить в два раза кукурузные площади? Клубника идет по хорошей цене. Кукуруза, превращенная в сало, не дешевле. Главное — ждать долго не придется». Так и вышли из бедственного положения.
Это страничка прошлого. Оно, правда, не так уж далеко отстоит от настоящего, но минуло без возврата. Теперь нас никакая стихия не может согнуть. Крепко стоим мы на ногах. Вот уже скоро десять лет, как неуклонно проводим курс на развитие многоотраслевого, разностороннего хозяйства, на создание прочной экономической базы, которая определяет и общественное богатство и личное благосостояние крестьян!..
Ежегодные капиталовложения кооператива исчисляются миллионами левов. На пустыре, за околицей села, выстроились десятки животноводческих ферм. Рядом с винодельней, мощность и емкость которой увеличена уже многократно, разместились цехи консервной фабрики и производственных мастерских. Виноград, фрукты, овощи — почти всю свою продукцию грозденцы перерабатывают на месте. Ни одна ягодка не сгниет!
Богатство кооператива — виноградная лоза. В минувшем году она дала четыре с половиною миллиона левов чистой прибыли. С декара было собрано по 1 350 килограммов гроздей на круг, со всей площади. А ведь десяток лет назад, не говоря о более позднем времени, и 500 килограммов с декара было чудесным урожаем. Две тяжеловесных грозди выращивают люди на том месте, где росла одна, худосочная. И по праву носит ныне село звучное имя — Грозден!
Много других, не менее разительных цифр просится на лист. Три тысячи литров молока от коровы — надои, в шесть раз превышающие те, что были в единоличном хозяйстве. На каждого трудоспособного приходится 16 тысяч левов основных средств! Вознаграждение на трудодень — 25 левов! И т. д. и т. п.
— Но потолка еще и не видно! — задорно и радостно улыбается Иван Маринов. — Да и существует ли он вообще при социалистическом хозяйствовании?!. Коммунисты разбили небесные потолки, а земные разобьют и подавно!
Солнца в долине — хоть бы кому взаймы дать, а воды — недостача, и потому засуха тут — частая гостья, незваная и жестокая. За десять последних лет лишь два года можно считать плодородными. Июль, август и сентябрь — квартал бездождья. Случается, не только глинозем — камни от засухи трескаются!
…В сентябрьские дни прошлого года крестьяне Гроздена и соседних сел увидели бродящего по холмам и логам коренастого человека с каким-то инструментом в руке. Издали порою он был похож на странника, любующегося красотами Балкан, порою — на искателя клада, щупающего там и сям землю.
— Да то никак Иван Маринов! — предположил девяностолетний житель села Терзийско, тезка председателя.
— Действительно он!
— И чего он потерял, интересно знать?
— Маринов зря не пойдет!
Не прошло и двух недель после этого случая, как кооперативный актив обсуждал новый план орошения долины. На стене висела топографическая карта, испещренная четкими синими линиями будущих каналов и бесформенными, словно кто разлил по ней чернила, пятнами водохранилищ.
— Живая влага у нас под боком, товарищи, — докладывал председатель. — Талые воды с Балкан до сих пор стекали без пользы, только овраги и ущелья рыли, землю губили… Заключим их в трубы, соберем в чаши язовиров на возвышениях и оттуда пустим на поля, плантации, в сады и огороды!..
Иван Маринов подробно ознакомил кооператоров с выработанной правлением и специалистами-ирригаторами программой строительства оросительной системы, которая рассчитана на семь лет. Когда он закончил, кто-то из молодых парней, видевших его на склонах Балкан, вслух высказал свое восхищение:
— Вот эта голова! Пришел, увидел, и… план готов!
Пуще всех расхохотался в ответ на эту тираду Маринов.
— Не я один думал об этом, товарищи, и не со вчерашнего дня. Тут есть и свидетели и соавторы. Скажи, Недко, — кивнул он своему другу Кирову, — как мы еще в тридцать восьмом, когда ты был секретарем грозденской партячейки, обсуждали с коммунистами этот план. Правда, тогда он казался нам фантазией!
— Обсуждали. И сам я, грешный, не верил, что сбудется, хотя ты всегда обвинял меня в «левацком» загибе! — смеясь, отозвался Киров.
— А теперь тебя правление ставит руководителем работ по осуществлению этого плана!
…Всю зиму и весну сотни людей и десятки машин рыли каналы, прокладывали трубы, прудили плотины, строили водонасосные станции. И каждый день над фуражками и платками строителей возвышалась непокрытая голова Недко Кирова, издалека маячила его могучая фигура. Руководил он, не теряя на указания много времени, большей частью копал сам, укладывал трубы, сидел за рулем машины. Впрочем, все трудились на славу.
— С таким энтузиазмом, — шутил Недко Киров, — любую крепость одолеем!
Хлынула весна. На этот раз ее воды устремились с Балкан не только по оврагам и ущельям, но и по трубам и каналам в кооперативные язовиры.
— Большой урожай будет! — тихо и тем убежденней звучит голос Ивана Маринова. — Но моя думка не о нынешнем годе, а о шестьдесят пятом, когда мы полностью осуществим свой генеральный план орошения и кооператив станет сильнее стихии. Вот тогда все цифры и числа урожаев будут удвоены и утроены!..
Неожиданно его мысль снова возвращается к любимой Тимирязевым фразе:
— Если перевести в условную единицу «колос» те сельскохозяйственные продукты, которые давала наша земля в прошлом, сравнить с тем, что мы берем от нее сейчас, то можно смело сказать: там, где рос один колос, растет пять, а будет расти десять!..
И словно бы подводя красную черту беседе и своим размышлениям, крестьянский вожак, депутат высшего органа власти — Народного собрания Болгарии, — задумчиво роняет золотые слова:
— Человек рожден, чтобы жить богато и красиво, чтобы возделанная его руками земля цвела!..
1958 г.