Советский человек, погостивший в Болгарии с группой туристов две-три недели и успевший за это время проделать тысячи полторы километров по ее дорогам, побывать в столице, посетить несколько городов и сел, познакомиться и обменяться адресами со своим сверстником или коллегой по профессии, возвращается на родину, полный радостного, светлого чувства, которое не погаснет в его сердце, пока сердце бьется. Ни годы, ни путешествия по другим странам не сотрут в памяти живописного солнечного приволья Дунайской равнины, суровой гряды Главного Балканского хребта, зеленого оазиса Фракийской долины, величавой, упирающейся гранитной короной в поднебесье горы Рилы — царицы Балкан. Он не забудет городов, которые, словно музеи, собрали культуру двух-трех тысячелетий, и новых сел с их добротными кирпичными домами под черепичной крышей.
Но больше всего запечатлеет память его сердца людей Болгарии, честных и открытых, темпераментных, трудолюбивых и талантливых, родных по крови и судьбе, образу мыслей и идеям русскому народу, бесконечно любящих советского человека. И доведись ему где-нибудь, на родной или на чужой земле, повстречаться с болгарином, он, обращаясь к нему, выберет из множества слов, выражающих уважение, самое сердечное слово — «братушка», каким болгары и русские издавна величают друг друга. Он, очевидно, не забудет и фразу, которую часто слышал в Болгарии из уст старого кооператора, пожилого рабочего или бывшего партизана:
— Вот если бы ты, братушка, побывал у нас раньше, лет хотя бы десять назад, много бы ты увидел теперь такого, чего с одного взгляда человек не замечает. Увидел бы главное — как преобразилась и расцвела Болгария!
Это не фраза! Это жизнь, знамение времени!
В качестве собственного корреспондента «Правды» я прожил в Болгарии шесть с половиной лет. И мне понятны слова: «Вот если бы ты, братушка, побывал у нас раньше… Много бы ты увидел теперь…». Шесть с половиной лет — срок небольшой, если измерять время масштабом истории. Но какие исторические изменения произошли в жизни страны за эти годы, какие глыбы дел осилили и перевернули люди, обретшие свободу! Даже сама география Болгарии стала иной!
Народы-друзья и народы-братья вместе с болгарами радуются этим переменам. Они столь разительны, что их вынуждены признавать даже те, кому не по душе новый строй и уклад жизни. Один корреспондент английской буржуазной газеты, возвратившись из поездки по Болгарии, между прочим, писал: «В этой замечательной стране самыми недолговечными являются географические карты и путеводители».
Действительно, картографы и краеведы не поспевают за семимильными шагами республики. Карты и путеводители стареют, не успев увидеть света.
Освобожденный народ завидными темпами строит, творит… Болгария день ото дня молодеет!
Это было в июне 1954 года. Вместе с шофером корреспондентского пункта Лазаром Крыстевым, уроженцем Софийского поля, участником антифашистского движения и бывшим политическим заключенным, мы ехали из Софии в Рилу. День только начинался, но жара стояла нестерпимая. Не жара, а пекло. Воздух был сух, как в протопленной печи. Казалось, что нет в нем ни капли влаги, что многонедельный зной высосал ее даже из земли и камня, обратил в пар, поднял его к перистым облакам, а затем и их разложил на невидимые микрочастицы, не оставив на голубом шатре неба ни одного серого пятна. И только мутноватая пелена окутывала солнце, словно бы заслоняя все живое от его испепеляющих лучей.
Дорога вилась по краю русла Искыра, протекающего в ущелье между Средна-горой и Планой. На тридцатом километре от Софии тиски гор разомкнулись, и мы въехали в широкую котловину.
Подрулив к пологому каменистому берегу реки, Лазар неожиданно предложил:
— Окунемся?
— Да тут воробью негде пера намочить!
Речка почти пересохла. Вода не текла. Лишь по канавам да ямкам зеленели лужицы, затянутые тиной.
— А у нас говорят: «Нет реки глубже Искыра», — припомнил шофер болгарскую поговорку, в которой столько же шутки, сколько и грусти.
Многие поколения болгарских крестьян думали тяжелую думу о воде, матери урожая. Орошение всегда было острой необходимостью земледелия страны. Главные источники воды — горные речки, режим которых резко колеблется. В пору весеннего паводка они сильно разливаются, иногда смывают на больших площадях плодородную почву, несут бедствия; а летом мелеют, некоторые даже пересыхают: езжай по их каменистому руслу, как по шоссе — только искры из-под железных шин телеги сыплются.
…И вот та же дорога в Рилу, те же куполы Средна-горы и Планы. Но они стали заметно ниже, будто осели. Это потому, что их подошвы и склоны скрыты под водой. Старая дорога лежит где-то на дне озера, простершегося на четыре километра вширь и на полтора десятка километров в длину. Свежий ветер гонит скучившиеся над озером тучи, а между тучами и волнами упругими крыльями рассекают простор морские чайки.
Теперь действительно в Болгарии «нет реки глубже Искыра». Огромная — 650 миллионов кубометров! — масса задержанной железобетонной плотиной воды устремляется могучим потоком в широкодиаметровые трубы, приводит в движение турбины двух электростанций, потом разливается по каналам, неся плодородие пшеничным нивам, кукурузным плантациям, огородам, садам Софийского поля.
К концу турецкого владычества в стране орошалось лишь пять тысяч гектаров земли — исключительно по низинам реки Марицы да ее притоков Вычи и некоторых других. Кобургскую династию и фашистских правителей Болгарии орошение занимало не больше, чем турок. Правда, во второй половине тридцатых годов, когда болгарская буржуазия, отстаивая свои позиции на европейском аграрном рынке, волей-неволей должна была повышать интенсивность сельского хозяйства, началось создание водных, синдикатов. В 1944 году поливная площадь достигла 37 тысяч гектаров.
Народная власть изменила водный баланс страны. Повсюду созданы огромные язовиры:[1] гигант на Искыре, который жители столицы назвали Софийским морем, искусственные озера имени Георгия Димитрова, имени Александра Стамболийского, имени Василя Коларова, Батак, Студена, Студен кладенец… Построено еще 1 768 больших и малых водохранилищ. Народ по-хозяйски собрал в «закрома» «белое золото» воды. Язовиры стали могучими аккумуляторами энергии и плодородия.
В последние три года гидромелиоративное строительство приобрело особенно широкий размах. Крупные сооружения создаются на государственный счет, средние и малые воднохозяйственные объекты — силами и средствами кооперативов с помощью государства. Только за 1959 год поливные площади были увеличены на 150 тысяч гектаров! К концу 1960 года в Болгарии уже орошалось 700 тысяч гектаров земли.
Но большая вода — впереди. Партия и правительство разработали программу, согласно которой в 1965 году орошаемые площади достигнут двух миллионов гектаров! Извечная проблема борьбы с засухой в основном будет решена. Будут созданы условия для получения высоких гарантированных урожаев всех сельскохозяйственных культур.
В географическом справочнике, изданном десять лет назад, между прочим, говорится: «Озер в Болгарии мало, и в большинстве своем они невелики».
Много воды утекло за десятилетие! И теперь, когда вы где-либо прочтете или услышите слова: «Страна тысячи озер», — не думайте, что речь непременно идет о Финляндии… Тут уж как нельзя к месту древний афоризм: «Все течет, все изменяется». Ныне и Болгария стала «страной тысячи озер». И не какие-нибудь геологические катаклизмы, не природа, а человек создал эти озера.
Недавно в Софии выпущена большая карта оросительных систем республики. Очертания язовиров на ней напоминают форму сердец, а каналы разветвляются артериями, капиллярами, венами… Когда смотришь на эту карту, словно бы чувствуешь, как бьется полнокровный пульс молодой Болгарии.
Могучим, неудержимым потоком течет жизнь. Быстро и неузнаваемо изменяются долины и горы Болгарии.
Искусственные озера на суходолах и пересыхающих реках, новые города на пустырях, мачты заводских труб среди извечно сельского пейзажа, сплошь новые, подобные городкам, села, широкие массивы добротно возделанных кооперативных нив… Все это построено, создано, сотворено немногим больше чем за полтора десятилетия.
Девятого сентября 1944 года болгарский народ завершил блестящей победой героическую тринадцативековую борьбу за свою свободу. Потому тринадцативековую, что тринадцатью столетиями исчисляется история нации и что вся эта история озарена негаснущим пламенем гайдуцких и партизанских костров, священным огнем народной войны против чужеземных и своих тиранов.
Болгары любят образную речь. Как-то один из моих друзей, председатель земледельческого кооператива в селе Грозден, крестьянский вожак Иван Маринов, сказал:
— Прежде в нашей стране лемехи были деревянными, а кандалы делали из железа!
Железные кандалы мешали народу идти в ногу с прогрессом, задержали его на века. Теперь кандалы разбиты. Шаг свободного народа — семимильный!
Кто же он, человек, ступающий шагами своего сказочного богатыря Крали Марко?
Родопский овчар, который пас отары чорбаджии;[2] добруджанский батрак, работавший на ниве чокоя;[3] горнооряховский гурбетчия,[4] искавший понапрасну счастья на чужой земле: за Дунаем, за Моравою, за Шпрее!..
Теперь он герой труда, агроном, инженер, министр, кандидат наук, ученый с европейским именем… Все его силы, талант, его сердце посвящены родине, партии, коммунизму.
Эти люди преобразуют Болгарию.
Среди парка стоит тополь-богатырь, окруженный веселым хороводом верб, лип и березок. Самые высокие деревья едва достигают его «плеча». Пирамидальная крона тополя гордо взметнулась в небо над всеми строениями и трубами. Глядишь и не налюбуешься его буйной силой и цветущей красой. И ты думаешь: сколько бурь и гроз пережил он на своем веку, против скольких ливней выстоял, сколько поколений влюбленных укрывал в своей тени!.. Но вот тебе говорят:
— Тополю шестнадцать весен!..
Сначала ты уверен, что ослышался, потом принимаешь это за шутку, затем недоумеваешь, но в конце концов под напором фактов и свидетельств соглашаешься, хотя соглашаешься с трудом, ломая в себе сложившиеся представления об энергии роста.
Тебе показывают фотоснимок, на котором запечатлен пустырь. В солнечный сентябрьский день 1944 года крестьяне села Слатина расчистили пустырь и заложили парк. В стране победила народная власть. Они радовались. Они ликовали. И каждый мужчина, каждая женщина, каждый старый и малый посадили по дереву. По народной традиции, если в твой дом заглянуло солнышко — родился сын или внук, — крестьянин роет лунку, бережно опускает в землю саженец, поливает его водою, присказывая:
— Расти, тополь, расти, дитя, растите, ровесники, большими и сильными, как богатырь Крали Марко, и пусть небо над вами будет голубым!
Тополь растет в центре села Слатина. Его посадил коммунист Бочо Илиев, председатель здешнего трудового кооперативно-земледельческого хозяйства.
Село Слатина древнее. Деды говорят, что деды их дедов не запомнили, когда оно основано. На древнеболгарском языке слово «слатина» означает «родник», из которого едва бьет вода. Действительно, у подножия одного из крутых отрогов Плевенских возвышений, неподалеку от села, есть такие родники, или ключи, и в народе бытует легенда, что придет время — и они «откроются», ибо воды в них — реки!
Прежней Слатины, можно сказать, не существует. Она снесена с лица земли самими ее обитателями. Вернее, не снесена, а расчищена, как тот пустырь. На месте старого саманного села за шестнадцать лет выросло новое кирпичное село-парк. Прямые порядки двухэтажных домов с белыми фасадами, широкими окнами и верандами, увитыми виноградною лозою… За узорными оградами сквозь зеленую пену листвы палисадников едва проглядывают красные плиты черепичных крыш да частокол радиоантенн. Только название села осталось старое. Впрочем, есть у него и новое имя — трудовое кооперативно-земледельческое хозяйство имени Георгия Димитрова.
— Желаете зайти в дом, познакомиться, как живет крестьянин? — предлагает Бочо Илиев. — Пожалуйте, выбирайте любой; везде примут, как дорогого гостя. Вот, эти три дворца принадлежат братьям Николе, Христо и Тодору Вылчевым — рядовым кооператорам, а тот, двухэтажный, с мезонином, — члену строительной бригады Коно Коневу!
У Коневых в доме застаем тещу — бабушку Величку. Веселая и хлопотливая, она проводит нас по комнатам, без умолку говорит, и просто непонятно, по какому поводу извиняется, так как порядок всюду образцовый.
— В этой спальне живут молодые. Гарнитур мебели — из Плевны, в позапрошлом году купили. А ковры — приданое моей дочки. Тут — мое гнездышко. Обстановка — подарок зятя. Не тещей будь сказано, но Коно у нас и семьянин отменный и на все руки мастер! А это детская. Смотрите, сколько у внука игрушек — целый зверинец! Он в садике сейчас. Здесь — отцовский кабинет, библиотека…
Дальше шли гостиная, баня, чуланы.
…Всмотритесь в слатинскую долину. Если вы не знаете, какой она была шестнадцать лет назад, то вот вам картина: одеяло, сшитое из мелких лоскутьев, или, как выразился болгарский публицист минувших дней, «овчинный кожух бедного селянина — заплата на заплате». Крестьянин пахал свой карликовый надел деревянным ралом, скородил деревянною бороной, сеял из лубяного лукошка и жал серпом… Не болгарским, конечно, серпом, а австрийским. Болгария не имела своего металла, чтобы ковать серпы, и потому ввозила их из Европы. Ровесники народной власти и не знали бы, как выглядит это орудие уборки. Но опять же помогла Европа. Одна австрийская частнокапиталистическая фирма привезла на Пловдивскую ярмарку вагон серпов. Ее выставка пользовалась… бурным успехом. Где же было молодежи увидеть дедовский серп, как не в павильоне капиталистической фирмы?!. Много любопытных записей оставили посетители в книге отзывов. Одна, написанная твердым и решительным почерком, гласила: «Опоздали, господа капиталисты, со своей техникой на полтора десятилетия! Можем предложить вам комбайны болгарской марки!»
Вы не видите конца гона, по которому идет гусеничный трактор, оборачивая пятью корпусами плуга жирный пласт чернозема. В июле тут еще было желтое море пшеницы и ячменя… Как не назвать морем ниву, которая родит от 20 до 35 центнеров с гектара! С океаном сравнить можно!
Но переведите свой взгляд вон на тот крутой косогор, что обращен к востоку. Под ним, согласно легенде, должна открыться большая вода. Испокон этот косогор был заброшенным местом. Редко кто поднимался по нему. Даже чабаны с отарами обходили его стороною: никакая трава, кроме сухого чабреца, на каменистой почве не росла. Да и небезопасным был путь: косогор кишел змеями. И назывался он «Змеиный».
Что зеленеет теперь там? Виноградники! Кооператоры разделали на косогоре узкие террасы, которые, как ступени, поднимаются от подошвы до самого его верха, и посадили лозу. На Змеином раньше, чем в южных районах Балкан, вызревают лучшие сорта винограда. Пустырь стал доходным полем кооперативного хозяйства. Кстати, слатинские крестьяне стали пионерами террасовидной посадки винограда, получившей распространение во всей Болгарии. А змей вывели. Ежей запустили — и делу конец!
Председатель кооператива непременно сагитирует вас подняться на косогор. Таких виноградников вам еще не доводилось видеть!.. Покамест вы вкушаете живой сок янтарной грозди, весящей не менее килограмма, окиньте взглядом с высоты птичьего полета долину. Она разделена на огромные квадраты. По границам полей поднимаются защитные полосы из фруктовых деревьев. В лощине, пересекающей долину по параллели, нижется цепь озер. А с противоположного Змеиному косогору всхолмья спускается в поля, сады и огороды прямое и широкое русло канала.
— Когда речь идет о возрасте гор и озер, — улыбается Бочо Илиев, — то мы говорим, что они возникли в ту или иную эру. Наши озера возникли в кооперативную эру!
Там, где веками едва били родники, потекла большая вода. Ее открыл и направил по искусственным руслам крестьянин новой Болгарии.
Крестьянин и крестьянка!
Встретил я в Слатине удивительную крестьянку. С виду она обыкновенная женщина, как тысячи ее сверстниц. Только глаза у нее, может быть, были особенные: карие, лучащиеся дивным светом.
Нет у нее ровесницы-березки или другого деревца. Потому, что батрак-отец не имел клочка своей земли, чтобы посадить деревце, когда родилась дочь.
Росла Марийка на чужой земле. Летом работала по найму у кулаков, а зимою в мастерской у сельского богатея.
В царской Болгарии то ли ради утешения, то ли как наставление говорили бесприданницам: «И бедные девушки выходят замуж, но не за богатых».
Муж Марийки, Васил Иочев, был одного с нею «достатка». Ровня, бедняк. Поженились они в тяжелую годину войны и фашистского террора. В ближних балканах[5] действовал партизанский отряд. Васил был ятаком.[6] Дом молодоженов служил явкой партизан и подпольщиков.
— Любовь не помеха в таких делах, — вспоминает минувшее Марийка Иочева. — Она прибавляет силы, чтобы сражаться!
Осенью сорок четвертого года Марийка родила сына, своего первенца. Они с Василем уже не были батраками. Народная власть дала им землю. Было где посадить тополь, посеять жито.
Васил уходит на фронт громить гитлеровцев, а Марийка с головой окунается в кооперативные дела. Правление ставит ее на самый тяжелый участок — в животноводство. Она сызмальства росла в труде. Но теперь, когда нужно было впервые в жизни работать не на богатея, а ради себя, ради сына и таких же, как она, равных перед обществом и перед властью людей, Марийка готова была своротить гору.
Васил вернулся домой с победой. На груди у него горело два боевых ордена. А Марийка похвалилась перед мужем грамотою ударницы. После трех лет работы на общественной ферме сельские коммунисты, среди которых был и Васил, принимают передовую свинарку в партию.
Нелегко женщине быть одновременно и заботливой матерью, и примерной труженицей, и активной коммунисткой. Однако Марийка успевает. Скоро о ней начинает говорить вся Болгария. В 1951 году она выращивает по 21 поросенку, а год спустя — по 24 от каждой свиньи. Правительство присваивает Марийке Василевой Иочевой звание лауреата Димитровской премии и дает высшую награду республики — орден Георгия Димитрова. Земляки избирают ее депутатом в Народное собрание.
Черноволосая, невысокого роста, с карими глазами, лучащимися дивным светом, — типичная болгарская крестьянка лицом и статью. Но не только этим, а своею судьбою типична для новой Болгарии Марийка, недавняя батрачка, ставшая знатным человеком. Крестьянка, едва разбиравшая кириллицу, теперь выросла в ученого-зоотехника, в государственного деятеля!
Нет, ни тополи, ни березки не растут так быстро и высоко и не расцветают так пышно, как человек, когда он свободен!
Слатина — одно из тысячи трудовых кооперативно-земледельческих хозяйств.
Болгария — страна тысячи кооперативов.
Кооперативное движение среди болгарских крестьян возникло еще в недрах старого строя.
Бедняки и часть середняков нередко объединялись для совместной переработки и сбыта сельскохозяйственной продукции. Общими силами они пытались отстоять свои позиции на рынке, защититься от конкуренции кулака и произвола перекупщика-торговца.
В нескольких селах, в том числе в Слатине, по инициативе коммунистов организовались производственные кооперативы. Крестьяне обрабатывали обществом поля и распределяли доходы по количеству затраченного труда, а также в зависимости от площади надела каждой семьи.
Примером для них служили советские колхозы.
Коммунистическая партия поддерживала и направляла кооперативное движение, используя его как важное средство в работе на селе. Через свои организации она добивалась, чтобы к руководству кооперативами приходили коммунисты.
Не по нутру было это фашистским властям. Они объявили производственные кооперативы «красными колхозами», разгоняли их, арестовывали коммунистов, занимавших председательские посты.
Три срока пришлось Бочо Илиеву сидеть в тюрьме и «зимовать» в лагерях.
Слатинский кооператив действовал на полулегальном положении.
Накануне войны сельские коммунисты решили командировать Бочо Илиева в Москву:
— Повстречайся с Георгием Димитровым, с Василем Коларовым, расскажи им о наших делах, посоветуйся и расспроси, правильно ли мы действуем, какую линию проводить в дальнейшем.
Визы на выезд у Бочо Илиева, конечно, не было. Через границу пришлось пробираться тайком.
Георгия Димитрова в Москве он не застал. А с Василем Коларовым встретился. Беседа была обстоятельная и задушевная. На прощание Василь Коларов сказал, что коммунисты Слатины и других сел, где организованы производственные кооперативы, идут по правильному пути. Если эти кооперативы выстоят против преследований фашистских правителей, то у крестьян окрепнет вера в свои силы, они почувствуют преимущества коллективного хозяйствования, в их психологии наметится перелом — и когда победит революция, партии легче будет осуществить процесс переустройства сельского хозяйства на социалистических началах. Если же правительство Филова разгонит кооперативы, то оно еще больше ожесточит крестьян, еще крепче утвердится в их сознании идея кооперативного движения.
…Болгарская коммунистическая партия и ее вождь Георгий Димитров, руководствуясь ленинским кооперативным планом и принимая во внимание долголетние прогрессивные кооперативные традиции в стране, нашли в трудовых кооперативно-земледельческих хозяйствах — ТКЗХ — наиболее подходящую форму социалистической перестройки сельского хозяйства, объединения трудящихся крестьян в борьбе за освобождение их от капиталистической эксплуатации, за лучшую жизнь.
Первые ТКЗХ возникли в первые же месяцы после победы народной власти. Партия развернула большую политическую и организационную деятельность, чтобы убедить трудовое крестьянство в преимуществах кооперативного строя. Строго соблюдая ленинский принцип добровольности, решительно борясь против администрирования при кооперировании, она не пустила этот сложный исторический процесс на самотек. Напротив, партия постоянно руководила кооперативным движением, превратила его в массовое, всенародное движение, вовлекла в него все трудовое крестьянство, рабочий класс и интеллигенцию, все общественные силы страны. Она оказала ТКЗХ огромную политическую, организационную, материально-техническую и финансовую помощь. Большое значение для подъема кооперативного строя и для развития сельского хозяйства страны имели решения апрельского пленума ЦК БКП 1956 года.
На пути борьбы за победу социализма в сельском хозяйстве партия сломила сопротивление вражеских элементов, которые всячески старались внести смуту и неверие в ряды кооператоров, преодолела колебания трудящихся крестьян, вызванные их мелкособственнической природой.
В отчетном докладе Центрального комитета Болгарской коммунистической партии на VII съезде партии первый секретарь ЦК БКП товарищ Тодор Живков заявил:
«Теперь с чувством удовлетворения мы можем с этой высокой трибуны отметить, что Болгарская коммунистическая партия, без колебания преодолевая трудности, учась и творчески применяя всемирно-исторический опыт колхозного строительства в СССР, при активной помощи своих боевых товарищей — объединенных земледельцев — с честью прошла этот тяжелый, тернистый путь, и болгарские крестьяне вторыми в Европе выиграли великую битву за построение социализма на селе.
Политическое и экономическое значение этой победы выходит за пределы нашей страны. Победа кооперативного строя в Болгарии и успехи в развитии сельского хозяйства ярко подтверждают великую творческую силу социалистических идей. Это наш скромный вклад в мирное соревнование между социалистической и капиталистической системами, между сельским хозяйством капиталистических стран и сельским хозяйством социалистических стран».
Завершив социалистическую реконструкцию сельского хозяйства, страна окончательно расчистила путь к быстрому развитию производительных сил во всех отраслях народного хозяйства, к непрерывному увеличению производства и на этой основе — созданию культурной и зажиточной жизни народа. Ныне ТКЗХ представляют собой крупные механизированные социалистические предприятия, где находят широкое применение передовая современная наука и техника.
Болгарское крестьянство теперь берет новые рубежи. Вместе с рабочим классом оно выполнило план третьей пятилетки за три года.
Превышены намечавшиеся VII съездом партии валовые сборы зерновых, подсолнечника, сахарной свеклы, овощей и других культур. Обеспечены также значительные успехи в развитии животноводства, особенно свиноводства и птицеводства. Благодаря быстрому развитию сельскохозяйственного производства уже в 1960 году государству было продано гораздо больше продукции, чем предполагалось на 1962 год. Возросли общественные фонды кооперативов и личные доходы кооператоров.
Новые рубежи — новые горизонты, новые, еще более захватывающие перспективы!
Пленум Центрального комитета БКП определил в апреле 1961 года, что главной задачей в области сельского хозяйства является увеличение производительности труда и снижение себестоимости продукции. Партия начертала программу дальнейшего повышения культуры земледелия, улучшения животноводства, внедрения комплексной механизации, программу интенсификации сельского хозяйства.
Приближается время, когда Болгария, по образному выражению Никиты Сергеевича Хрущева, станет цветущим садом!
…Плодородна земля Болгарии, щедро солнце.
Великий болгарский поэт Иван Вазов воспел природу своей родины такими стихами:
Есть ли край на земле, что так пестр и богат?
Ты все блага земли собрала воедино:
Здесь пшеница, и шелк, и тончайшие вина,
И сияние зорь, и садов аромат.
Как тенисты леса, как душисты здесь розы!
Застилают глаза счастья чистые слезы!..
Есть ли край на земле, что так пестр и богат?
Социализм обратил богатства природы в богатство народа. По-новому звучат эти стихи сегодня. Каждое слово в них наполнилось глубоким содержанием новой жизни, ее музыкой и счастьем!
Народ строит города в период своего восхождения. На протяжении пяти столетий турецкого ига на карте Болгарии не появилось ни одного нового кружка либо точки. Напротив, многие старые селения были стерты с лица земли. Вспомните трагическую судьбу Батака, Пештеры, Панагюриште… Башибузуки повергли их в руины, залив пепелища кровью мужчин, женщин и детей.
Почти семь десятилетий правила страною национальная буржуазия во главе с князьями и царями немецких кровей. В старых городах росли пролетарские трущобы…
Минуло шестнадцать лет народной власти. В солнечных долинах и на зеленых склонах Балкан возникли новые культурные и экономические центры. Огни только что выросших городов, рабочих поселков и строек густо усыпали болгарскую землю, и она расцвечивается, словно звездное небо.
На юго-востоке Болгарии поднялся и расправил плечи индустриальный Димитровград. Это — «звезда первой величины».
…С безвестных времен средь Фракийского поля, на болотистом берегу Марицы, затерялись три села — Раковски, Черноконево и Марийно. Местные крестьяне мотыжили землю, возделывали огородные культуры. Земля считалась их личной собственностью, но действительными ее хозяевами были торгаши-спекулянты, опутавшие огородников кабальной сетью долгов. Вот какими словами начиналась печальная песня о судьбе здешнего крестьянина:
Родная мать, кормилица Марица!
Судьба крестьянская — соленая слеза.
От малярии пожелтели наши лица…
От голода ввалилися глаза…
Некому было пожаловаться людям на свою горькую участь, и они в песне обращались к реке, которая поила влагою их огороды и нивы, от которой зависела их жизнь.
В окрестностях трех сел разрабатывались три каменноугольные шахты. Хозяин дал им три имени: «Вера», «Надежда», «Любовь», — а народ окрестил одним: «Волчьи ямы». Шахтеры, рекрутируемые из безземельных крестьян, получали гроши́, жили в хлевах, питались гнилым картофелем и овощами, которые им втридорога продавались в рабочих столовках. Безысходная нужда была полновластной владычицей на земле и под землей.
Димитровград строился так же, как строился Комсомольск-на-Амуре. По зову партии, по путевкам Союза народной молодежи во Фракийское поле прибыли тысячи юношей и девушек. Многие и многие из них только что начинали свою трудовую жизнь. Расчищая строительные площадки, они учились на курсах, овладевали квалификациями каменщиков, плотников, штукатуров, маляров.
Весною 1948 года молодежные строительные бригады имени Матросова, Олега Кошевого, Бенковского, Павла Корчагина залили первый бетон в фундаменты корпусов будущего города.
Поэт, вдохновленный захватывающей романтикой будней новой жизни, писал:
Тут нету города, тут все пока мечта,
Но город вырастет мечты прекрасней!..
А осенью того же года была вынута первая лопата грунта на огромной площади, отведенной под строительство химического комбината. Рядом с могучим вековым дубом бригадиры[7] вбили в землю маленький белый камень-колышек. Это был первый символический камень, из которого вырастут стены и трубы комбината. И перед этими трубами дуб будет так же мал, как перед ним был мал камень.
Рано лег в ту зиму на Фракийское поле снег. Ледяным потоком хлынул в низины Марицы ветер. Ладони строителей прикипали к железу, холод сковывал мускулы рук, но жар молодых сердец был неугасим.
Подвиги тех дней вписаны золотыми строками в летопись строительства социализма.
В конце декабря в Софии собрался V съезд Болгарской коммунистической партии. Это был первый съезд в условиях свободы. Он обозревал героический путь партии, которая привела народ к победе, и намечал генеральную линию создания в стране экономических и культурных основ социализма.
Фашизм поставил Болгарию на грань национальной катастрофы. И без того бедное хозяйство страны было разорено, разграблено. Медленно залечивались раны войны.
Страна не имела отечественной тяжелой индустрии, машиностроительных заводов, химической и электропромышленности. Мелкие, раздробленные крестьянские хозяйства не могли оправиться от губительных засух. Огромные трудности переживали молодые ТКЗХ, им не хватало сельскохозяйственных машин, удобрений. Земля жаждала влаги.
В такой обстановке с трибуны съезда громко прозвучали полные силы и уверенности слова Георгия Димитрова:
«…Необходимо посредством индустриализации и электрификации страны и механизации земледелия добиться в течение 15―20 лет того, на что другим странам в других условиях потребовалось целое столетие».
Эти слова стали генеральной линией партии и пламенным лозунгом народа, с которым он пошел на штурм будущего.
Первенец болгарской тяжелой химической промышленности строился с братской помощью Советского Союза. Он проектировался советскими институтами. Его оборудовали машинами и аппаратурой советские заводы. На строительстве и монтаже работали сотни советских специалистов.
И каждый, кто входит в главные ворота комбината, прочтет теперь краткую, выразительную и волнующую надпись на арке:
«Димитровградский химический комбинат — детище болгаро-советской дружбы».
Величественна картина комбината! Строгие кирпично-красные корпуса цехов и белокаменные здания лабораторий, свинцово-серые цилиндрические резервуары, конические трубы, из которых кучевыми облаками поднимается в небо сизый дым. Над прямолинейными асфальтированными магистралями, разделяющими территорию комбината на квадраты, от корпуса к корпусу протянулись широкодиаметровые трубопроводы и электрические провода. Словно мускулы и нервы, они связали цехи, лаборатории и службы в один живой организм.
Вдоль магистралей и тротуаров выстроились в линейку высокие, густолистые тополя — ровесники комбината, — молодое поколение от семени тех могучих деревьев, что шумят в долине, на горизонте.
История комбината — это история города!
Молодые люди, возводившие его стены, вместе с ним росли и мужали.
Крестьянский сын приходил на стройку и начинал свой трудовой стаж с разнорабочего. Скоро он становился каменщиком, затем — монтажником. А когда комбинат готовился к пуску, у него уже была профессия эксплуатационника.
Ему полюбились люди, с которыми он делил трудности и радости ударных вахт. Он всей душой был привязан к городу своей юности. Тут, на лесах стройки, он повстречал свою суженую, вместе с нею вселился в светлую квартиру нового дома… Ветеран бригадирского движения[8] работает теперь на посту мастера, технолога, инженера.
Такова жизнь и судьба тысяч димитровградцев.
В том числе и Вачо Николаева Стоянова. Правда, с некоторыми «деталями», о которых нельзя умолчать.
Вачо — сокращенная форма слова «Ванчо», то есть «Ванюша». Этим ласкательным именем его называли в семье, затем оно закрепилось за ним в кругу друзей и, наконец, обрело силу гражданства в Димитровграде. Но есть у Ивана еще одно имя — Страшимир. Он был «крещен» им семнадцати лет от роду, в партизанском отряде.
Стоянов овладел, пожалуй, всеми профессиями, какие существуют на химическом комбинате. И нынче он занимает уже пост начальника смены объединенного корпуса. Великолепное знание техники помогает ему на каждом шагу. Неполадки в машинах или аппаратах Иван устраняет, не обращаясь к помощи ремонтной бригады. Сам со своими товарищами проводит он технические осмотры, текущий и капитальный ремонт. За восемь лет на его участках не было ни одного случая аварии.
Он еще довольно молод, ему тридцать пять. А у него проходят практику инженеры, постигая «искусство производства». Многих рабочих вывел Иван в мастера.
И хотя Димитровград знает и называет его попросту Вачо, не добавляя к имени почтительного слова «бай»,[9] он слывет среди рабочих старым, заслуженным коммунистом. Товарищи всецело ему доверяют. Несколько раз Иван избирается секретарем цехового партбюро, членом парткома и членом пленума городского комитета БКП.
У многих друзей-димитровградцев я, грешным делом, интересовался: чем объяснить их всеобщую горячую любовь к своему городу?
Одни отвечали:
— Это город нашей мечты, город социалистической юности!
Другие говорили словами Владимира Маяковского:
— Землю, с которою вместе мерз, вовек разлюбить нельзя.
Стоянов согласился с этой аргументацией и добавил:
— Каждый камень в нашем городе положен нами, каждая шестеренка в заводской машине опять же нами прилажена к месту. И все сделано добротно… Известный советский академик Виноградов писал, что Димитровградский химкомбинат — первое величественное здание социалистической Болгарии… Как людям, построившим это здание, не любить его и не гордиться им?!
Любят димитровградцы свой город и старательно украшают его. Как-то весною я подъехал к дому, в котором помещалась квартира Ивана. Во дворе зеленел скверик. Между деревцами были устроены качели, песчаная горка… И детей, казалось, собрался пчелиный рой.
Я спросил у чернявого бойкого мальчонки: не детский ли тут сад? Он засмеялся:
— Нет, это наш двор!
— Хороший у вас двор!
— Дядя Вачо построил! Да еще игрушки нам из самой Москвы привез! Он очень любит детей. У него сын Николай еще маленький: ему один годик и один месяц. Дядя Вачо и его любит и нас одинаково. Для ползунков он насыпал горку, нам смастерил качели и карусель. А когда его малыш подрастет, с нами играться будет!..
Большой масштаб, большой размах у димитровградцев! Они возвели город, «мечты прекрасней», создали индустриальный центр, один из самых крупных в Болгарии, который с каждым годом наращивает свои мощности. Химический комбинат уже производит в год свыше 260 тысяч тонн азотных удобрений, 370 тысяч тонн суперфосфата, более 160 тысяч тонн серной кислоты.
На северо-западе города высятся ряды труб цементного завода «Вулкан». Невдалеке, по другую сторону Марицы, лежит цепь известняковых холмов. От карьера до завода протянулись стальные тросы канатно-подвесной дороги. Бесконечной вереницей движутся над синей лентой реки, над зелеными коврами огородов и лугов вагонетки, груженные белым камнем. А из заводских ворот точно по графику выползает, набирая пары, очередной эшелон с цементом. Каждый день — новый маршрут. Болгария строится. Цемент идет на сооружение гигантских плотин язовиров, на возведение бетонных основ новых промышленных предприятий, на строительство новых городов и селений.
Рядом с «Вулканом» расположены корпуса этернитового завода. Он ежегодно производит более одного миллиона линейных метров асбестово-цементных труб, тысячи квадратных метров кровельных и других плит.
За чертою города черными сопками поднялись терриконы. Марицкий каменноугольный бассейн снабжает дешевым топливом химический комбинат, димитровградские теплоэлектроцентрали, цементный завод, железнодорожный транспорт, дает тысячи тонн бурого угля народному хозяйству страны.
Есть в Димитровграде еще один комбинат. Он стоит рядом с химическим. Над ним не дымятся трубы; он построен сплошь из стекла, в его цехах нет приборов, кроме простого ртутного градусника. Под его прозрачными сводами и в холодные зимние дни цветут и зреют сочные помидоры, растут огурцы. Это овощной комбинат.
Широко и привольно раскинулся среди зеленого Фракийского поля красавец Димитровград. На километры простерлись его бульвары, проспекты и улицы, встали рядами многоэтажные белокаменные корпуса жилых домов, школ, больниц, магазинов, детских яслей, гостиниц, кино, театров.
Димитровград — социалистический город, в котором в отличие от старых городов с роскошным центром и трущобами на окраинах строительство ведется по плану и каждый квартал встает, как архитектурный ансамбль.
Город юности!.. Он молод возрастом, его строила юность страны! Годы идут. Подвиг основателей Димитровграда становится историей. Но растет молодое гордое поколение. Юности не убавляется, а прибывает. И потому, что молодые не стареют, и потому, что Димитровград — первый в стране город по проценту рождаемости.
Димитровград — звезда первой величины. Множество таких новых звезд расцветило карту Болгарии. И она с каждым годом все больше и больше походит на Млечный Путь!
Всех звезд не перечесть! Назовем лишь те, что ярче светят. Начнем с западного «небосклона». Металлургический завод имени Ленина в шахтерском городе Димитрове, электротехнические заводы, железнодорожный, завод металлорежущих машин в Софии, медеплавильный комбинат имени Георгия Дамянова в зеленой котловине Главного Балканского хребта, севернее столицы; каскад родопских гидроэлектростанций — «Батак», «Пештера», «Алеко Константинов», теплоэлектроцентраль «Марица — Восток», свинцово-цинковый завод в Кырджали, флотационные фабрики Родопского бассейна; самый молодой горняцкий город Болгарии — Мадан; Коларовградский машиностроительный, Русенский завод сельскохозяйственного машиностроения, содовый завод имени Карла Маркса на реке Девне, Разградский пенициллиновый, Варненский судостроительный!.. И еще и еще!..
«Страна пастухов и пахарей» — старая Болгария насчитывала всего лишь несколько предприятий легкой промышленности да кустарных ремесленных мастерских. За годы народной власти она создала свою цветную и черную металлургию, машиностроение, электротехническую и химическую промышленность, кораблестроение, многократно увеличила мощности каменноугольной и горнорудной промышленности. Из отсталой, земледельческой страны Болгария превратилась в социалистическую индустриально-аграрную страну с крупным кооперативным и механизированным сельским хозяйством.
Невиданными темпами развивается отечественная индустрия. Продукция промышленности за шестнадцать лет увеличилась в двенадцать раз, а тяжелой промышленности — в двадцать пять! Заветы Георгия Димитрова воплощаются в жизнь. Ныне Болгария за один месяц получает больше промышленной продукции, чем имела ее за весь предвоенный 1939 год. Рабочий класс успешно выполнил задания третьей пятилетки за три года. Валовой объем промышленной продукции в 1960 году вырос на 63 процента по сравнений с 1957 годом и превысил объем продукции, запланированный на 1962 год.
Благодаря братскому сотрудничеству в рамках социалистического лагеря и международному социалистическому разделению труда Болгария сосредоточивает свои силы на развитии тех промышленных отраслей, которые в большей степени отвечают специфике ее народного хозяйства, природным условиям и экономическим нуждам.
Новыми, многозначными числами измеряется теперь индустриализация страны. Только в течение одного года болгарские строители и монтажники ввели в эксплуатацию 213 промышленных объектов. В каждые двое суток родина получала новое предприятие.
У подножия Главного Балканского хребта, в тридцати километрах от Софии, сооружается Кремиковский металлургический комбинат; возле Пловдива растут корпуса свинцово-цинкового комбината; вступают в строй вторая, третья и четвертая турбогруппы теплоэлектроцентрали «Марица — Восток»; полным ходом идет строительство Старозагорского завода минеральных удобрений, проектная мощность которого вдвое больше Димитровградского химического комбината.
Народ под руководством Коммунистической партии одерживает замечательные победы на всех фронтах социалистического строительства.
Страна успешно осуществляет культурную революцию. Подлинного расцвета достигли наука, искусство, литература. Народная республика вышла на одно из первых мест в мире по проценту людей со средним и высшим образованием. Каждый сотый болгарин имеет диплом вуза. В стране, насчитывающей около восьми миллионов населения, работает почти двадцать тысяч инженеров.
Болгария переживает социалистическую юность!
Позади остались неоглядные пшеничные разливы Ямбольской долины. Вдоль реки Тунджи, текущей в густо-зеленом окладе ивняка и камышовых зарослей, мы пробираемся на «газике» в одиниз пограничных пунктов.
Оказия, как говорится, подвернулась мне неожиданно. Несколько дней я провел на строительстве теплоэлектроцентрали «Марица — Восток», где познакомился с бригадиром монтажников Кали Стефановым. Ему тридцать четыре года. Он принадлежит к тому поколению сыновей болгарских пролетариев, юность которых совпала с грозовыми годами войны. А в тяжелых испытаниях и битвах юноша мужает по дням, по часам, рано вырастая в закаленного воина. Уже в 1941 году Кали вступил в Рабочий союз молодежи, участвовал в антифашистском движении. После победы народной власти он восемь лет сторожил границу родины. Майор, демобилизовавшись, приобрел профессию монтажника, затем стал мастером и возглавил молодежную бригаду.
Парни и девушки его бригады работали на самых боевых участках стройки и вот уже много месяцев давали по две нормы за смену. Они завоевали звание бригады ударного комсомольского труда. Коммунисты избрали Стефанова членом партийного общестроительного комитета. Об успехах его бригады писали газеты.
Пограничники заставы, на которой служил Стефанов, прислали ему письмо. Они просили своего товарища приехать к ним «на побывку», «вспомнить боевую молодость» и, конечно же, рассказать о стройке самой крупной на Балканах теплоэлектроцентрали, где Стефанов «достойно несет мирную вахту, как достойно нес он ее на родной границе». Партийный общестроительный комитет решил командировать бригадира монтажников на заставу сроком на двое суток. Напутствуя Стефанова, секретарь комитета между прочим сказал:
— Объясни товарищам пограничникам все, как есть. Проведи действенную агитацию… Словом, сам понимаешь: чтобы те, которые демобилизуются, направлялись прямым ходом, без пересадки, на нашу стройку. Это — твое партийное поручение!..
…Взвод пограничников выстроен. Звучит команда «Смирно!». Дежурный капитан рапортует Стефанову: на границе все спокойно!..
— Здравствуйте, товарищи пограничники!
— Здравия желаем, товарищ майор! — гремит в ответ мощный раскат молодецких голосов и эхом отзывается в ближней роще.
Начальник заставы полковник Васил (это его партизанское имя) крепко обнимает и трижды целует Стефанова… Дружеские рукопожатия с офицерами… Теплые слова привета.
Через минуту застава живет своей будничной, спокойной и настороженной жизнью. Сменяются часовые, уходят и возвращаются дозорные пикеты. На плаце строевые занятия. В красном уголке политчас… А с кухни доносится ароматный запах жареной дичи и острых трав — чудеснейшей приправы.
Полковник и капитан ведут гостя в казарму, с которой начинается осмотр заставы.
— Кажется, эта? — спрашивает Васил, останавливаясь у одной из коек.
— Она, — тихо откликается Кали, и в его голосе слышится та нотка грусти, которая рождается в душе, когда человек случайно встретится со своей молодостью.
Это была койка рядового Стефанова, пришедшего на заставу осенью сорок четвертого года.
— Кто теперь спит на ней?..
— Сержант Петков, — отвечает капитан.
А полковник добавляет:
— Такой же, как и ты, заядлый шахматист!
— Надо будет с ним сразиться!
— Обязательно!.. Боевой пограничник. Достойная смена. В прошлом году его дозор задержал крупного диверсанта.
И вот уже начинается разговор о «случаях», об обыкновенных и героических буднях заставы… Разговор, который может длиться часами и днями…
С холма, возвышающегося над местностью, мы смотрим по ту сторону рубежа. Полковник предлагает полевой бинокль. День ясный, видимость превосходная. И кажется, что до минаретов города Эдирне, стоящего там, где Тунджа вливается в Марицу, подать рукой.
— Говорят, в этом городе самые высокие в мусульманском мире минареты и самые богатые мечети, — роняет полковник.
Но мы уже оставляем бинокли и глядим невооруженным глазом на ближние турецкие деревни.
— Да-а!.. — невольно вырывается у меня вздох. — В Болгарии я не встречал таких старых, полуразваленных кошар, какие у них дома!
— С тех пор, как я их видел в последний раз, — говорит Стефанов, — она пришли в еще большую ветхость, а некоторые вовсе развалились!..
Бедность, нищета и тьма лежали по ту сторону пограничной полосы. Точно по команде сердца, мы повернулись туда, где за буйной зеленью садов проглядывали светлые окна новых кирпичных домов, где стелились неоглядные пшеничные разливы и солнце светило ярко и тепло, где жила, трудилась, творила и радовалась народная Болгария.
Мы стояли на границе двух миров, на рубеже двух эпох.
У каждой реки свое русло, свой путь к морю. У каждого народа своя история. Много русских и болгарских рек сливается в одно море — самое синее в мире Черное море!
Где-то в дальней дали минувших веков переплелись пути двух народов. Из земли южных славян через Дунай и Днестр ученые пилигримы занесли в Киевскую Русь кириллицу, ставшую нашей общей азбукой.
На перепутьях истории оба народа встречали много общих врагов, которые хотели согнуть им выю, надеть на них ярмо, подчинить их своей злой воле, растоптать душу, язык и песню.
Русский Илья Муромец своею могучей палицей вогнал в землю незваные орды тевтонцев и монголов, избил дубиною полчища Наполеона. Могучею грудью он отстоял свою родину и защитил братьев славян за Дунаем от истребления.
Враг вломился на Балканы через Босфорские ворота. Пять долгих веков стонала Болгария под оттоманским игом. Но она выжила, ибо верила, что придет русский «дедушка Иван» и освободит ее.
…Россия! Свято нам оно,
То имя милое, родное,
Оно, во мраке огневое,
Для нас надеждою полно.
Так выразил вековые чувства надежды и любви своего народа к России Иван Вазов.
Кому не известны Шипка, Плевей, Горный Дубняк, Стара Загора — места исторических битв за освобождение Болгарии? Они продолжили ряд увековеченных славою русского оружия названий: Чудское озеро, Куликово поле, Бородино…
Двести тысяч русских воинов из армий генералов Скобелева и Столетова, Радецкого и Гурко сложили на болгарской земле свои головы. Благодарный болгарский народ воздвиг на братских могилах полтысячи памятников, и вот уже восемь десятилетий у их подножий не вянут цветы. Эти памятники — словно вехи на пути истории двух народов.
…Лютый враг вполз в Болгарию с запада: сначала — немецкой крови династия Кобургов, а следом за нею — того же происхождения коричневая чума.
Царь и фашисты «резали народ, как его не резал турок». Эти слова написаны на стене музея в селе Батак — болгарской Голгофе, где в 1876 году башибузуки, а в 1943 фашисты отрубили головы тысячам борцов за свободу.
Заря свободы снова засияла с востока. Ее несли на своих опаленных огнем знаменах герои Ленинграда, твердыни на Волге, Киева, Севастополя, Одессы. И он пришел, долгожданный День свободы. Девятого сентября сорок четвертого года восставший болгарский народ сверг ненавистный фашизм и в миллионных объятиях прижал к сердцу своих освободителей — советских братушек.
Тысячи советских людей видели Шипку. Миллионы знают по снимкам величественный гранитный монумент, воздвигнутый на ее поднебесной вершине имени Столетова, знают грандиозный монумент Советской Армии на Русском бульваре в Софии. Но мало кто слышал о памятнике неизвестному советскому воину на берегу Черного моря, у мыса Маслен нос, южнее Бургаса.
Он невелик, этот памятник. Скромная пирамида на могильном холмике. Но мне думается, что эта пирамидка возвышается над всеми пирамидами мира величием и искренностью любви народа-брата к народу-брату.
…Шли ожесточенные бои за Севастополь. На море сражались советские и гитлеровские эскадры. В один из дней к каменистому мысу Маслен нос волны прибили тело советского матроса. Его заметили жены и дочери рыбаков, которые шли лесом из села Приморско к своим мужьям, отцам и братьям, промышлявшим за мысом скумбрию. Тельняшка матроса была обагрена кровью, которую не смыла соленая морская вода. Документов при нем не оказалось. Болгарки вырыли на крутом утесе могилу и, как родного человека, похоронили со всеми почестями неизвестного русского солдата.
Той же тропинкою через лес, мимо Маслен носа, ходят и теперь к рыбакам их жены и дочери. На полянах они собирают цветы и складывают их возле скромной пирамиды, на которой высечена одна фраза: «Здесь покоится неизвестный советский воин, геройски погибший в борьбе против фашизма».
А вечером первого июня, в канун Дня памяти Христо Ботева и всех борцов против турецкого и фашистского рабства, у могилы неизвестного советского солдата ежегодно собираются сотни рыбаков со своими семьями. Заглушая морской прибой, на скале громко звучит торжественная поверка героев, павших за свободу. Она начинается именем Ботева и завершается словами: «Неизвестный советский солдат». Гремят ружейные залпы салюта, и каждый раз, всякий год, в этот вечер кажется, что бурное Черное море утихает, когда люди становятся на колени, склоняют головы перед памятью тех, кто пожертвовал своей жизнью ради их счастья.
Наивысшего, истинного расцвета болгаро-советская дружба достигла после победы в Болгарии народной власти, наполнившись новым содержанием. В ее основу легли бессмертные идеи марксизма-ленинизма, пролетарского интернационализма. Были устранены все преграды, искусственно возводившиеся прежде национальной и международной буржуазией между болгарским и советским народами.
Болгарский народ видит в Советском Союзе гарантию своей независимости и свободы, своего счастья и благоденствия. Идея вечного братства двух народов ярко выражена в государственном гимне республики:
Болгария наша, отчизна героев,
Могучий расцвет тебе силы дает.
В надежном союзе навеки с тобою
Великий и братский советский народ!
Есть замечательные слова Георгия Димитрова, которые знает и хранит в сердце каждый болгарин:
«Для болгарского народа дружба с Советским Союзом так же жизненно необходима, как солнце и воздух для всякого живого существа».
О великой дружбе советского и болгарского народов чудесно сказал Никита Сергеевич Хрущев, когда он находился в 1959 году на американском континенте с миссией мира: «…Русский народ особо теплые чувства питает к болгарскому народу. Русский народ и болгарский народ — это народы-братья».
Исторические пути двух народов-братьев ныне сошлись воедино, русла их судеб слились навечно. У них одно будущее, одно лучезарное завтра — коммунизм!
1961 г.