Большая судьба

Рождение гиганта

Представьте себе бушующий зеленый океан, сгрудившиеся то тут, то там на гребнях и спадах волн флотилии барж, рассекающего волны чудовищного кита и плывущий следом огромный красный корабль с высокою белою мачтой. И все это стремительное движение застыло, как на полотне мариниста.

Такою видишь с самолета Фракийскую долину, когда пролетаешь над ее восточными просторами, там, где река Марица, текущая по параллели, делает крутой поворот и устремляется в направлении меридиана к Эгейскому морю.

Океан — это долина, волны — холмы, флотилии — села. А о ките и корабле пойдет наш разговор.

Седеющий человек в ватной стеганке, летами под пятьдесят, начальник строительного района Доню Пехливанов развертывает на полный развод рук лист миллиметровки, на котором начертана фигура, напоминающая до малейших тонкостей тушу кита.

— Кит, истинный кит, — хмурит он в улыбке выдубленное дождями и ветром покоричневевшее лицо. — Но никто из нас, конечно, художеством заниматься не собирался. Случайно вышло, как вон те облака, приглядитесь, похожи на кауперы мартенов. Рыли, соразмеряясь с рельефом местности и картой выхода залежей. Впрочем, китообразная форма карьера соответствует его внутренней гигантской мощи. Запасы Восточно-Марицкого месторождения исчисляются тремя миллиардами тонн каменного угля!

До недавнего времени здешний край славился лишь своею золотою пшеницей, ароматным табаком да пушистым хлопком. Но о залегании угля знали еще в свою бытность деды.

Крестьяне сел Априлово и Градец находили в бороздах на пашне бурый камень, который горит. Они так и назвали его — «горюч-камень». Людям попадались куски черного угля в извержениях грязевых вулканов, разбросанных по долине, словно купола. Хозяйки зимою топили горючим камнем печи.

Три десятка лет назад группа предпринимателей-капиталистов заложила в районе Восточной Марицы несколько шахт. Уголь, однако, оказался низкокалорийным, и они, не выдержав конкуренции, прогорели. Глина и грязь завалили шахты, сровняли их с землею.

Народная власть обратила сюда свой взор в начале первой пятилетки. Страна строила большие заводы, комбинаты, создавала новые отрасли промышленности, которые требовали прочной энергетической базы. В короткий срок добыча угля за счет расширения разработок на эксплуатируемых месторождениях была увеличена многократно. Но этих залежей хватало, по расчетам специалистов, на два-три десятилетия. Встал вопрос о завтрашнем дне промышленности, о ее хлебе — каменном угле.

На Марицу-Восток прибыла геологоразведочная экспедиция. По полевому раздолью зашагали треноги буровых вышек. Бассейн был оконтурен, была составлена детальная карта глубины залегания и мощности пластов, определено количество запасов и качество углей.

По соглашению правительств Болгарии и СССР проект разработки бассейна выполнил «Ленгипрошахт» под руководством главного инженера Марии Николаевны Демидовой. Проект содержит много оригинальных и смелых решений. Сама Демидова вдоль и поперек исходила округу и оставила о себе такую добрую память, какую оставляет умная, сердечная учительница у своих воспитанников на всю жизнь.

Угли в Восточной Марице залегают на глубине около пятидесяти метров, а кое-где пятнами выходят на поверхность. Поэтому экономически выгодной была признана разработка бассейна открытым способом. Следом за геологами и проектантами сюда явились шахтостроители и горняки. Пришел Доню Пехливанов, вбил с бригадою Ивана Златева среди чистого поля первый колышек, вынул первую лопату породы. И стройка началась.

Мы стоим с Пехливановым на краю разрезной траншеи карьера-кита длиною в два с половиною километра и шириною в 300 метров. Откосы противоположных сторон спускаются вниз пятью ступенями, каждая высотою в трехэтажный дом. Такая выемка грунта предупреждает возможность оползня и обвала. Верхняя часть разреза — чернозем, под ним — пласт желто-серых глин с линзами песчаника, полоса сине-зеленых глин, толща маслянисто-черных и ниже — уголь.

— Каков «спектр» земли! — любуется начальник стройрайона. — Немало пришлось потрудиться, чтобы его «разложить». Вскрыша этого карьера составила около восьми с половиною миллионов кубометров грунта. Стоит ли такая «овчинка» выделки? Еще как! Все наши труды и затраты оправдаются с лихвой за самое короткое время. Ведь под «овчинкой» на площади в полтораста квадратных километров лежит 17―19-метровый пласт угля! Восемь миллионов вскрыши мы уже сняли и перевезли на отвал. Осталась горсть. Не будь, конечно, современной техники, копаться бы тут до второго пришествия!..

Моторный рокот, могучий, как морской прибой, вырывается из «чрева кита», разносясь далеко по долине. На второй ступени откоса шагающий экскаватор вгрызается стальными челюстями в грунт, наполняет ковш и отбрасывает породу наверх. Неподалеку от него — махина в несколько раз большая: роторный экскаватор. Он молчит. Но вот раздается паровозный гудок, и из-за поворота выкатывает эшелон из десяти думпкаров — саморазгружающихся полувагонов. Богатырь-экскаватор оживает. Словно колесо парохода начинает вращаться ротор, легко черпая своими ковшами грунт, будто воду, и перебрасывая его по транспортеру в думпкары. Несколько минут — и груженый эшелон задним ходом отправляется в обратный путь, к отвальному тупику.

По ложу траншеи выстроились уральские трехкубовые и шкодовские экскаваторы. Подготовляя им плацдармы для нового фронта работ, трудолюбиво ворочают глыбы бульдозеры. Чудо-машина этот бульдозер, небольшой с виду, а мотор — в сто лошадиных сил; ни в болоте он не вязнет, ни в мороз не отказывает, на пятачке развернется, большое дело вершит, оттого его и называют «ишаком стройки».

Пока не подошел следующий эшелон, познакомились с экскаваторщиками уральских трехкубовиков, двоюродными братьями Иваном и Эню Мутовыми и Михаилом Георгиевым.

Я спрашиваю у самого веселого и разбитного, Ивана, которому, судя по всему, немногим за двадцать:

— Откуда родом?

— А ежели выйти на бровку откоса, то мой дом видно: новый, двухэтажный, третий с правого краю. Я из Трояново. На этом самом месте, где теперь копаю, пятьюдесятью метрами выше, кооперативное поле пахал раньше. Эню работал у нас по кузнечному делу, а Михаил — он из села Градец — телеги мастерил. Все мы закончили полугодичные курсы механиков в Димитрово и вот уже четыре года работаем тут. Первыми дошли до уголька!..

Слово «уголек» он произнес с такою лаской и теплотою в голосе, как это можно только услышать от заправского потомственного шахтера где-нибудь в Донбассе. Нагнувшись, Иван отломал кусок бурого горючего камня и бережно, как драгоценность, подержал его на большой, точно литой ладони.

— Молодцы ребята! — говорит Пехливанов. — Техникум заканчивают. Будут эксплуатационниками. У нас, между прочим, почти все рабочие учатся без отрыва от производства в средних и высших технических заведениях. А Иван на днях едет в Германию специализироваться по роторным экскаваторам!..

Машины!.. Всю работу от начала и до конца будут они выполнять в бассейне. Многочерпаковые и роторные экскаваторы производительностью от 500 до 1 750 тонн угля в час каждый заменят труд целой армии горняков. Карьер будут обслуживать всего 1 073 человека, включая директора и сторожа. Когда он достигнет проектной мощности, на-гора́ будет выдаваться в год 10,3 миллиона тонн угля — столько, сколько составляла добыча всех шахт страны в пятьдесят седьмом году. Количество угля, добываемое сейчас одним шахтером в месяц, станет на разрезе его сменной нормой, а себестоимость тонны топлива снизится в восемь — десять раз!

Первый карьер, названный «Трояново-I», вступает в действие. Развернулись подготовительные работы по вскрыше второго разреза — «Трояново-II». Проектируется и третий. Три «трояновца», по утверждению экономистов, могут удовлетворить потребности страны в угле вперед на триста лет.

Они будут тремя китами болгарской энергетики!

Как мачта, она видна издалека, эта белая, чуть заметно сходящая на конус труба. Едешь десяток километров — только труба и маячит, а корпус «корабля» все еще прячется где-то под линией горизонта. Но вот и он показался, а скоро открывается и вся панорама стройки.

Огромные здания цехов под арочными и островерхими крышами связаны коридорами висящих эстакад, галереей транспортерных лент, и кажется, будто они сомкнули свои могучие руки. Стальные скелеты каркасов на глазах одеваются в плоть бетона и кирпича. Уже сняты леса с главного корпуса — котельной, деаэраторного помещения и машинного цеха, возведены приемный бункер, угольные склады, сушильное отделение, угольная мельница, постройки мазутного и масляного хозяйства, технической мастерской. В окнах лаборатории и служебного корпуса снуют силуэты людей в ватниках и фуражках.

…Строители! Беззаветные труженики, подвижники, преобразующие и украшающие свою землю, люди, приходящие на пустыри, зябнущие в палатках, бараках, истекающие потом под палящим солнцем и тотчас покидающие место, лишь только оно станет обжитым. Чудесный народ с заскорузлыми руками, огрубевшими лицами и душою романтиков-мечтателей!

Вот он, Павел Боянов, начальник строительства комплекса «Марица-Восток». Где-то, то ли в Софии, то ли в другом городе, есть у него свой дом. Но хозяин в том доме редкий гость: пятнадцать лет все по объектам. Ходит Боянов в прорезиненном, по замыслу непромокаемом плаще. Второй день дождь хлещет. До последней нитки человек промок: с самого утра на площадке. И вот уже смеркается.

Глядя в заблестевшую ожерельем электрических огней деревенскую даль, Боянов рассуждает:

— Дворец культуры отгрохаем, каких и в столице нет. Будет тогда парням и девчатам место для веселья, для встреч. Работают они на совесть, заслуживают. У нас «Марицу-Восток» полушутя-полусерьезно называют Дальним Востоком. Расстояния болгарские куда поменьше ваших. Но есть еще люди, которые их страшатся. Вы свой Дальний Восток преобразили. Мы свой переустраиваем. А кому это дело по плечу? Сильным, здоровым, молодым… Институт построим. Он еще, правда, не запланирован. Но придет время — построим. И не будет на земле дальних востоков. Всюду люди станут пользоваться такою мерой культурных благ, как в столице!..

Наверное, строители оттого и любят этого человека, верят ему, слушаются его сло́ва, ибо он рисует им с вдохновением цель пути, картину, которая откроется перед ними за горизонтом.

Теплоэлектроцентраль «Марица-Восток» — ударная национальная стройка. Ее взял под свое шефство димитровский комсомол. Восемь из каждого десятка рабочих — молодежь. Многие ведущие инженеры еще не вышли из комсомольского возраста.

Но так же как в этом пятидесятиметровой высоты корпусе, сложенном из сотен тысяч кирпичей, перед которым мы стоим, прочность определяют стальные балки каркаса, так крепость строительного коллектива определяется его костяком — старыми мастерами, коммунистами.

Попав в первый раз на строительство ТЭЦ, я встретил тут немало старых знакомых. Одного раньше видел на лесах металлургического завода, около Софии, с другим довелось беседовать на закладке плотины искусственного водохранилища в Родопах, с третьим — и там и там… Эти люди — живая история и география болгарских пятилеток.

— А как идут дела у Стоила Бахчеванского? — интересуюсь я судьбой знакомого бригадира-арматурщика.

— Отлично, — говорит Боянов таким тоном, что, мол, иначе и быть не может. — Старая гвардия шагу не убавляет!..

…Бахчеванский, крестьянский сын из села Горна Василица, что лежит в Софийском поле, получил в наследство от отца надел, засеять который хватало одного лукошка. Волей-неволей ему пришлось покинуть землю и добывать хлеб на стройке мостовых. Городская управа Пловдива набирала рабочих для строительства моста через реку Марицу. Там он и нанялся таскать камень и железные фермы. Горек был хлеб, да где другой найдешь?! Силы парню было не брать взаймы, и сметкой природа не обидела: научился строительному ремеслу, стал десятником. Потом, как положено, женился, снял комнатку на окраине города. Жил себе, как жили люди его класса: сегодня сыт, завтра голоден, но не так, чтобы помереть!

Строили городской крытый рынок, Какой-то человек средних лет отзывает Стоила в сторону.

— Не узнаешь, земляк?

Бахчеванский приглядывается.

— Мирко Станков? Живой?!

— Был Мирко. Его осудили на смерть… А теперь меня кличут Кирил Любенов. Принимай на работу, Стоил, если не боишься!..

Коммунист, участник сентябрьского антифашистского восстания 1923 года, затем политэмигрант в Советском Союзе, возвратившийся под чужим именем на родину, Мирко Станков повернул спокойное течение жизни Бахчеванского по новому руслу — с теснинами и перекатами, с множеством подводных камней.

Тайные собрания в пловдивских рабочих трущобах «Кичук» и «Париж», занятия в кружках по изучению марксистско-ленинской теории, ночные рейды вдоль заборов с листовками, поручения снестись с центром. И Стоил Бахчеванский увлечен кипучим водоворотом революционной борьбы… Но вот какое-то звено организации попадает в руки фашистов. Полиция арестовывает Станкова и Бахчеванского. Как важных политических преступников их отправляют в Софию. В полдень и в полночь допрос. Бьют смертным боем, жгут каленым железом, подключают к электрической сети. Бахчеванский молчит. На 76-й день его допрашивает сам Гешев, главный следователь по политическим делам, кровавая собака, получившая имя балканского Геринга. «Во имя спасения своей шкуры — кто в вашей банде?» «Чист я перед богом и царем. Знать никого и ничего не знаю». «Так ты еще и хулить вздумал высочайшие персоны, сволочь!» Снова пытки, карцеры… Для «доследования» возвращают в пловдивский каземат. Чудом удается побег. Царский суд заочно приговаривает Бахчеванского к смертной казни. Но ищи ветра в поле, а гайдука в Родопах. У него теперь партизанское имя.

…Молодость неизменно преклоняется перед героизмом. Двадцати — двадцатипятилетние парни не называют этого почти саженного роста человека с мужественным лицом, на котором время бессильно смыть глубокую печать «бесед» в полиции, и с улыбкой, проникающей в самую душу, иначе как «татко» — отец. Полтора года назад собрал он свою бригаду, числом сорок, из бывших служивых, гимназистов, крестьян, людей, не знавших рабочей профессии. Заботливо, по-отцовски учил их своему мастерству. И теперь поди найди арматурщиков, что с ними потягались бы. Жарынь или стужа, дождь или снег, но не было такого дня, чтобы бригада выполнила меньше двух норм.

Объект ударный, не обходится иной раз, конечно, без авралов. Застопорилось где-нибудь, а монтажники не ждут: оборудование устанавливалось одновременно со строительством. Зовет Боянов старого бригадира.

— На сушильном не успеваем, помочь бы, товарищ Стоил. Поговори со своими сынками!..

Докладывает Бахчеванский бригаде:

— Кто желает не поспать две-три ночки?

— Что за вопрос, татко?! — отвечают ребята хором. — Отработаем!

— Спасибо, сынки, — благодарит бригадир. И, надвинув почти на самые глаза козырек кепки, тихо, как будто сам себе, добавляет: — Три сына кровных да вас сорок «приемных», большая у меня, старика, семья, дружная!

Старая гвардия шагу не убавляет. Комсомол равняется на ее шаг. Родина радуется победному трудовому маршу строителей.

«Марица-Восток» — боевой фронт, на котором болгарская молодежь свершает подвиги.

…За главным корпусом ТЭЦ устроен навес и выложена бетонная площадка. Они обнесены проволочною изгородью. У входа транспарант «Боремся за звание бригады ударного комсомольского труда!». Вспышки автогенов и электросварки отражаются огнем в темных стеклах, закрывающих лица. И еще до того, как поднимется щиток, чувствуешь, что за ним — молодые глаза, веселое и волевое лицо, видишь это по осанке, по жестам сварщика, по хватке сноровистых и сильных рук, сваривающих намертво стальные рельсы, листы и проволоку в сложные и прочные формы.

Их старшо́й — бригадир Кали Стефанов, человек уважаемый, член партийного общестроительного комитета. Ему тридцать четыре года — не так уж много, но за его крутою спиной большой путь. В 1941 году он вступил в Рабочий союз молодежи, участвовал в антифашистской борьбе, восемь лет стоял на страже границ Народной Республики Болгарии, демобилизовавшись, работал на строительстве второй очереди Димитровградского химического комбината, где и приобрел специальность монтажника.

«Комсомольский взвод», как Стефанов, пользуясь привычной военной терминологией, называет свою бригаду, работает на самых ответственных участках. Он закладывал фермы под своды машинного зала, монтировал мост эстакады в котельной. Кроме умения, которое оттачивается в упорном труде (каждый член бригады овладел двумя-тремя смежными профессиями), нужна на высотном монтаже и смелость.

— Порою у нас складывается обстановка, что в бою, — рассказывает бригадир. — Помню, минувшей зимою мороз ниже двадцати градусов… А звено Апостола Вылчева на сорокаметровых стенах пятитонные блоки устанавливает. Один неверный шаг может стать роковым. Ветер ледяной, могучий — кажется, железо гнет. В такой-то обстановке звено за шесть дней закончило монтаж, на который полагалось три недели при нормальных условиях!..

…Строители и монтажники опережают напряженный график, перевыполняют план. К 16-му Дню свободы теплоэлектроцентраль «Марица-Восток» даст первый ток, а следующей осенью заработает на полную мощность, производя 500 тысяч киловатт энергии, или три с половиною миллиарда киловатт-часов в год, что равняется общему производству всех электростанций Болгарии в 1958 году.

Рядом с электроцентралью выстроен крупный брикетный завод. Его цехи похожи один на другой, как близнецы.

Триста пар электропоездов ежесуточно будут доставлять по 25 железнодорожным ниткам в топки теплоэлектроцентрали и на брикетный завод 70 000 тонн угля. Благодаря совершенной механизации всех узлов комплекса себестоимость киловатт-часа электроэнергии снизится в два раза против существующей. Угольный бассейн даст жизнь многим другим предприятиям. В нескольких десятках километров отсюда, близ Старой Загоры, встает средь зеленой равнины азотнотуковый завод. Он будет давать 440 тысяч тонн удобрений за год и намного превысит производительность первенца отечественной химической промышленности — Димитровградский комбинат. Через несколько лет вступит в эксплуатацию второй трояновский разрез и начнется сооружение второй мощной теплоэлектроцентрали. Таковы далеко не полные масштабы индустриального комплекса «Марица-Восток», строящегося с братской помощью Советского Союза при участии Чехословакии и Германской Демократической Республики.

…Вместе с Бояновым и подошедшим к нам бригадиром каменщиков Генадием Милановым мы рассматриваем творение милановских рук — трубу теплоэлектроцентрали. «Милановских» потому, что три четверти бригады — родные и двоюродные братья Милановы, а одна четверть — их зятья. Бригада — семья, семья отважных!

— Видите там, на самом перстне трубы, висит человек, снимая последние опалубки? — обращается ко мне Боянов. — Он отсюда кажется маленьким, как кукла. Это Васил Миланов, младший брат Генадия, такой же, как и старший, Крали Марко, по-вашему, Илья Муромец. Комсомолец еще. Работал на самых опасных операциях. На днях принимаем в партию. Значит, все двадцать в бригаде будут коммунисты. И если судить по чести, а также по всей строгости — это, можно сказать, настоящая бригада коммунистического труда!..

— Мы из Трынского края, — переводит разговор Миланов. — Самый бедный и забитый в прошлом куток Болгарии. Горы, земли мало, недостачи во всем… Деды наши ремеслом большей частью промышляли, по строительству тоже работали. Но по какому строительству? Одно- да двухэтажному. И когда мой отец, тоже каменщик, впервые увидел заводскую трубу, то он с раздумьем сказал: «Знаю, сынок, как ее сложить, а вот ума не приложу, как ее поставить торчмя!»

— За умение ложить и ставить трубы, Генадий, правительство и наградило тебя Золотым орденом труда, — вставляет слово начальник строительства комплекса. — Кстати, какая это по счету милановская труба в Болгарии?

— Тринадцатая!..

А еще говорят, что тринадцать — число несчастливое!.. Царица-труба!.. Наши отцы прежде гордились тем, что на их земле находится самая высшая точка Балканского полуострова — пик Мусала. Мы же по праву можем гордиться более высокими делами. Болгары подняли и уложили камни, сталь и бетон в трубу высотой в сто пятьдесят три метра. Это, насколько мне известно, самое высокое сооружение на Балканах. Да и как не гордиться тем, что в нашей стране скоро вступает в действие самая крупная теплоэлектроцентраль на всем полуострове, энергетический гигант!

…Скоро, скоро сильно забьется сердце гиганта, могучую энергию которому дал народ!

1960 г.