ГЛАВА 25
Я теряюсь в поцелуе на, наверное, позорное время. Его язык проникает в мой рот, прижимаясь к моему. Он просит разрешения. Он поет мне без слов, и мое тело поднимается в гармонии, взлетая высоко над стропилами и шпилями замка.
Его руки обхватывают мое лицо, прижимая меня к нему. Они придают мне структуру, чтобы мой мир не разлетелся на части от того, как хорошо я себя чувствую в этот момент. Деревня Охотников, титул кузнечной девы — все это отпадает, как оковы, о которых я и не подозревала, что они обхватывают меня так крепко, что я не могла сделать полный вдох за всю свою жизнь.
Будь с ним, Флориан.
Просто будь, Флориан.
Я отталкиваю его, и его руки скользят вниз, пробегая по изгибам моей груди. Прикосновение едва заметно, но каждая мышца в моем теле вздрагивает от наслаждения. Возьми меня, заставь меня, сломай меня, беззвучно требует мое тело, когда он сжимает ладонями мои бедра. Я двигаюсь, подчиняясь его прихоти, усаживаясь на него, пока он разминает мышцы моей задней части.
Мы отдаляемся друг от друга и сходимся снова и снова, пока он, наконец, не отстраняется, такой же бездыханный, как и я.
— Мы должны идти, — шепчет он мне в губы.
— Но...
— Они ждут нас, — напомнил он мне.
Я выпрямляюсь, реальность медленно заполняет пробелы, образовавшиеся от удовольствия.
— Они что-то заподозрят.
— Уже подозревают.
— И что же они сказали? — Я отстраняюсь, чтобы он мог встать. Никогда еще я не была так сосредоточена на том, как мужчина поднимается на ноги, на длинной, сильной линии его спины. На изящной округлости его задней части, на которой я слишком, слишком долго задерживаю внимание.
— Пока ничего. Но они узнают.
— Тогда откуда ты знаешь, что они что-то подозревают?
— Они мой ковенант, они все связаны со мной, как и я с ними. — Он делает небольшую паузу, опустив руки на свою ночную рубашку. Его глаза переходят на мои, и я чувствую краткий миг колебания. Который заканчивается тем, что он стягивает ее через голову. — Видишь.
— О. — Это все, что я могу сказать.
Я знаю, что он пытается показать мне — метки, похожие на мои, на его теле. Одна у локтя. Одна под левой грудью. Одна вдавлена в V-образную форму, которая исчезает в передней части его брюк, оставляя у меня зависть к черным чернилам. Но, если честно, я лишь мимолетно обращаю внимание на эти отметины, а вместо этого задерживаюсь на вмятинах его худых мышц — глубоких тенях, вбитых борьбой и голодом. Шрамы подчеркивают его плоть, белые и глубокие, пересекающие его совершенную форму.
— Другие метки. — Мне удается найти слова, несмотря на то, что от его вида у меня почти перехватывает дыхание. — Ты тоже поклявшийся на крови со всеми остальными? — Я увидела похожие метки на его ковенанте.
— Они присягнули мне, скрепив нашу кровь... но это не совсем то же самое, что поклявшийся на крови. Узы поклявшихся на крови иные, более глубокие. — Руван останавливается на полпути, забирая свою рубашку, и встает передо мной. Я слегка откидываюсь назад, пытаясь вникнуть в его слова. Не знаю, чем я заслужила такое проявление, но я не хочу рисковать и делать что-то, что могло бы положить этому конец. — Этот шрам я получил, когда впервые попала в старый замок. А этот — еще до долгой ночи, когда Темпост был городом отчаявшихся людей.
— А отчаяние порождает глупость, — негромко повторила я слова матери.
— Это правда. — Он горько улыбается. — Вот это — когда я только проснулся. А это - когда я был более неуклюж с оружием... — Он перечисляет один за другим все свои шрамы, пока не доходит до предплечья. В отличие от других шрамов, кожа на нем все еще мозолистая и зеленоватая. Гноится. — Ты знаешь этот.
— Он все еще выглядит так плохо.
— Возможно, навсегда. — Он делает паузу. — Он тебе противен?
— Я не думаю, что что-то на тебе может вызвать у меня отвращение.
Он удивлен не меньше меня. Губы Рувана слегка раздвигаются, а затем он ухмыляется.
— Ты в этом уверена? Когда ты только приехала, в твоих глазах было много отвращения ко мне.
Я качаю головой и хмыкаю.
— А сейчас что в моих глазах?
— В них... — Он замолчал, сделал паузу, задумался. Я затаила дыхание, ожидая, что он сейчас скажет — то, что я чувствую, но еще не могу выразить словами. — Не отвращение.
— С тобой все будет в порядке? — спрашиваю я, слегка переводя разговор в другое русло.
— У меня нет выбора.
— Я помогу тебе, — убежденно говорю я.
— Потому что ты моя поклявшаяся на крови? — спросил он с опаской.
— Потому что я этого хочу.
— Хорошо. — Он сжимает мою руку и продолжает одеваться.
Я выскальзываю из комнаты, оставляя его наедине с собой, и беру себя в руки. За окном виднеется горизонт Темпоста, и я останавливаюсь перед ним, глубоко вдыхая и медленно выпуская воздух. Мое дыхание туманит стекло, превращая его в зеркальную поверхность.
Темные короткие волосы. Темные глаза. Загорелая кожа, испещренная моими собственными шрамами. Это все еще я. Так же, как метка Рувана между моими ключицами. Поклявшийся на крови и вампиры теперь часть меня, как и кузница, как и слова матери, и тренировки брата, и старые истории деревни... Все они — я. Но ни один из них не определяет меня.
Я не позволю. Я хочу выбирать каждое мгновение, одно за другим. Я хочу быть своей собственной женщиной.
И я буду ею, впервые в жизни.
— Ты готова? — Появляется Руван, поправляя один из поношенных бархатных халатов, в которых я его уже видела. Высокий воротник ему очень идет, решила я. Он так же привлекателен, как и прежде.
— Да.
Мы уже несколько часов сидим за одним из столов в главном зале. На большой грифельной доске, которая почти полностью заполняет столешницу, мелом выведены контуры моих неуклюжих каракулей из Деревни Охотников.
— А это еще что? — Вентос указывает на затененную полосу земли.
Я бы еще больше расстроилась из-за того, что мне приходится объяснять снова и снова, если бы мои рисунки не были такими ужасными и это не было бы так важно.
— Это соленая земля. С ней не должно возникнуть проблем... но на этом участке негде спрятаться, так что нам придется двигаться быстро, чтобы никто не заметил нас, идущих со стороны болот.
— Соль помешает туману перешагнуть через них. Придется бежать до следующего укрытия. — Винни указывает на один из квадратных фермерских домов. — Сюда, а потом сюда...
Мы повторяем план, сомневаемся в нем, меняем подход. Все тщательно обсуждается. Это утомительно, но необходимо, если мы хотим добиться успеха, чтобы вампир проник в Деревню Охотников и добрался до крепости.
— Давайте пока передохнем, — говорит Руван, зевая. Его глаза уже потеряли часть своего блеска. Не знаю, заметили ли это остальные, но меня это уже беспокоит. — Уже поздно, а мы все еще набираемся сил после нашего похода в старый замок.
— Я думала, ты никогда не предложишь. — Винни вытягивает руки над головой, поднимаясь на носочки. — Всем приятных снов. Увидимся утром, чтобы повторить все это снова, я уверена. — Она зевает и быстро направляется в свою комнату.
Остальные выходят. Но Каллос еще долго сидит, сгорбившись над столом, и становится ясно, что он чего-то ждет.
— Что? — спрашиваю я.
Каллос хмурится.
— Я не уверен...
— Мне знаком этот взгляд. — Руван ставит локти на стол, стараясь не задеть мои рисунки своими предплечьями. — Ты что-то видишь.
— Я не уверен, — повторил Каллос, более твердо, чем в прошлый раз. — Но мне кажется, что-то знакомое. Сначала мне нужно кое-что изучить. — Он откидывает плечи назад, наклоняет голову из стороны в сторону и массирует шею. Он уже несколько часов сидит сгорбившись, глядя на мои рисунки, и цепляется за каждое слово с такой интенсивностью, какой я еще никогда не видела у человека, стремящегося к знаниям. — Я сообщу тебе, милорд, когда — если — я что-нибудь найду.
— Сделай так, чтобы я узнал первым. — Руван сжимает предплечье Каллоса и встает. Не могу не заметить, что Руван все больше и больше опирается на свою неповрежденную руку.
— Я всегда так делаю.
— Спасибо тебе за все твои труды, дорогой друг.
— С удовольствием. — Слова Каллоса верны лишь наполовину. Он действительно наслаждается знаниями и их поиском. Это я могу сказать точно. Но обстоятельства, в которых он вынужден получать эти знания... они лишают его всякой радости, которую он мог бы извлечь из них. Его золотистые глаза обращены ко мне. — Ты не возражаешь, если я буду записывать все, что ты здесь написала, чтобы мы не потеряли?
Я не знала, что у меня есть выбор. Я смотрю на Рувана, подчиняясь лорду вампиров.
Он устало улыбается.
— Не смотри на меня, он спросил тебя. Это твои знания, которыми ты делишься с нами.
Я смотрю на нарисованную мной карту. Даже если мои попытки картографии и плохи... это все равно детальное изображение Деревни Охотников — дома. Он станет домом для кузниц, охотников, кожевников, фермеров, сапожников и людей, противостоящих вампирам, на долгие годы. Я с тоской провожу кончиками пальцев по рамке грифельной доски.
А может быть, и не в ближайшие годы. Если у нас все получится, то это будет такой же город, как и все остальные.
— Можешь, — мягко говорю я, удивляясь самой себе. Я ожидаю, что Каллос придет в восторг от такого разрешения, но этого не случается. Он знает, что я ему разрешаю. Из всех... смею думать, он понимает. Возможно, потому, что он самый начитанный и знает долгую и кровавую историю этого конфликта. — Но у меня есть одна просьба — условие.
— Да?
— Если я попрошу тебя, ты уничтожишь записи.
Он морщится от моего ультиматума.
Но я продолжаю:
— Я знаю, или догадываюсь, что ты не из тех, кто хочет уничтожить какую-то историю или записи. Но у меня нет никаких гарантий, что в случае нашей неудачи со снятием проклятия следующий лорд или леди вампиров будет относиться к людям с таким же пониманием, как Руван.
— Если дело дойдет до этого, я оставлю следующему лорду вампиров слово и дам понять, что все, чего мы добились, будет по-другому. Они попытаются работать с деревней после всего, что я им расскажу, — говорит Руван, слишком оптимистично.
— Если они прислушаются к этим словам, — мягко возражаю я. — А даже если и прислушаются... вряд ли они найдут человека, который поможет им в дальнейшем. На твоей стороне только удача, что ты меня не убил, а я не покончила с собой. Шансы на то, что обстоятельства сложатся в пользу другого лорда или леди, невелики. — И если то, что Руван сказал ранее, правда, то эти будущие лорды и леди, скорее всего, не будут людьми того же уровня, что и Руван.
— Мы видели воротники охотников в ночь Кровавой Луны, — пробормотал Каллос. — Я видел, как один из них использовался.
Я киваю.
— Жителей Деревни Охотников учат умирать, прежде чем мы поможем вампиру или позволим ему взять нашу кровь. Удивительно, что вам вообще удалось собрать кровь для своих запасов.
Чем больше я говорю, тем больше думаю о том, как невозможно, что я здесь. Что я все еще готова работать с Руваном. Более чем готова работать с ним... Я массирую шею, вспоминая, как он обнимает меня. Тепло наших тел, прижатых друг к другу. О потребности, которая поднимается во мне до точки плавления в тот момент, когда его руки и клыки оказываются на мне.
Руван замечает это движение, и я быстро опускаю руку. Эти мысли зажгли хворост, который постоянно подстерегает нас. Я чувствую, как начинается толкание и притяжение. Потребность, которая сведет меня с ума, если ее не удовлетворить.
— Итак, если это не сработает — если не будет похоже, что мы добьемся успеха... — Я заставляю себя не отвлекаться, пока что. Позже я могу побаловать себя. — Тогда я хочу, чтобы эта информация была уничтожена. Потому что, если этого не сделать, следующий лорд или леди вампиров воспользуется ею, чтобы уничтожить все, что я когда-либо любила, а я не могу жить с этим грузом на душе. Это будет слишком невыносимо.
Каллос вздыхает, а затем, к моему удивлению, говорит:
— Очень хорошо.
— Правда?
— Даю тебе слово. Извини, но этого будет достаточно, так как ты не можешь быть поклявшейся на крови с двумя людьми. — Он усмехается. — А я бы не осмелился давать какую-либо клятву с чужим поклявшимся на крови.
Руван делает полшага ко мне при одном только упоминании о другой клятве. Меня окутывает защитная аура. Его отталкивает сама мысль о том, что Каллос может что-то сделать со мной. От этого ощущения в груди поднимается жар, грозящий дойти до щек.
Всю жизнь меня оберегали и защищали. Но с защитой Рувана все иначе. Даже восхитительно. Это потому, что такую защиту я выбираю сама, и поэтому, в отличие от защиты, которую давало звание кузнечной девы, я могу снять ее просьбой.
— Я верю тебе, — говорю я и ободряюще улыбаюсь Каллосу.
— Я ценю твое доверие. — Каллос опускает подбородок. — Я буду доверять тебе так же.
— О?
Его глаза метались между мной и Руваном.
— Чтобы наш лорд был в лучшей форме. — У него есть задатки застенчивой ухмылки. Я слишком ошеломлена, чтобы сказать что-то еще, прежде чем он склоняет голову и спускается по лестнице.
Руван протягивает мне руку, привлекая мое внимание к нему.
— Ты прав, они знают, — шепчу я.
— Пусть знают. — Он пожимает плечами. — Этот мир темен, а ночь непреклонна; самое меньшее, что мы можем сделать, — это наполнить его сладкими, запретными снами.
Я снова потрясенно молчу. Воспользовавшись моментом, Руван наклоняется вперед и поднимает меня на руки. Я хватаюсь за его плечи, чтобы удержаться.
— Куда ты меня ведешь? — спрашиваю я несколько игриво. Я уже знаю, куда — в его спальню, — и впервые готова оказаться там.
— Я, конечно же, украду тебя. — Он ухмыляется, обещая все эти вышеупомянутые запретные мечты. Такая ухмылка, которую мужчины дарят женщинам только перед тем, как погрузиться в ночь, — такая, от которой у меня кружится голова и жар поднимается от пальцев ног до самых кончиков ушей. — Как это делают лорды вампиров.
— Ах, да, и я охотник, так что я должна дать отпор. — Меня на мгновение осенило, что теперь я могу называть себя охотником. Я все еще не могу лгать Рувану, так что это должно быть правдой. Это откровение наполняет меня, волнует меня так же, как и его.
— Я приветствую это. Мне нравятся твои клыки.
— Осторожно, а то узнаешь, как сильно я могу кусаться. — Я вытягиваюсь вверх и захватываю мышцу его шеи между зубами, прикусывая достаточно сильно, чтобы оставить след.
Руван издает низкий рык и поднимается по лестнице по двое. Он не может добраться туда достаточно быстро.