Дуэль с Лордом Вампиром

ГЛАВА 41

— Мы должны положить этому конец, — Лавензия смотрит между своим мечом и Руваном. — Пока он не стал одним из них.

Я крепче сжимаю Рувана и смотрю на них. — Я не позволю вам причинить ему вред.

— Риана, ты знаешь, что произойдет. — Глаза Лавензии расширились от горя. — Это доброта по отношению к нему. Это то, чего бы он хотел.

— Нет. — Я смотрю вниз на Рувана, размазывая кровь по его щеке и лаская его лицо. — Очнись, пожалуйста, борись с этим.

— Флориан... — начинает Вентос.

— Я дам ему еще своей крови! Я дам ему то, что ему нужно!

— Мы ничего не можем сделать, чтобы остановить развитие проклятия. — Вентос медленно качает головой. Его глаза блестят. Видела ли я когда-нибудь, чтобы он плакал? Я обнаружила, что не могу вынести мысли об этом.

Но его печаль заставляет задуматься. Маловероятная, неправдоподобная возможность.

— Мы можем кое-что сделать.

— Что? — Лавензия обменивается подозрительным взглядом с Вентосом.

— Мы должны отвести его в часовню. — Ни один из них не двигается с места. — Пожалуйста, если вы собираетесь убить его, какая разница, где это сделать — здесь или там. Но мы хотя бы можем попытаться его спасти!

Вентос шевелится.

Кажется, что все происходит медленно. Вентос подхватывает Рувана. Мы бежим к замку. Винни, как обычно, бежит впереди, высматривая врагов. Лавензия наготове.

А я.… я сосредоточилась на самых странных вещах.

Рука Рувана безвольно покачивается, то появляясь, то исчезая из моего поля зрения, заслоненная телом Вентоса. Я сосредоточилась на руке, которая несколько часов назад провела по моим волосам. Ласкала мое тело. Довела меня до таких высот страсти, о которых я до него только мечтала. Его волосы прилипли к лицу, грязные. Но есть и белые пятна, такие же яркие, как лунный свет, проникающий в комнату Лоретты, когда мы снова появляемся.

Звуки отдаляются, заглушаемые колотящимся сердцем и тяжелым дыханием. Каждый глоток воздуха причиняет боль. Но глаза горят не из-за этого.

Видеть его в таком состоянии — как удар топором по моей груди. Ребра расколоты. Сердце сочится наружу. Слышал ли он меня, когда я просила прощения? Понимал ли он, за что я извиняюсь? Слышал ли он, как я пыталась сказать ему о своей любви? Понял ли он меня?

Не уходи, с каждым ударом сердца молило меня сердце, не уходи. Нам еще столько всего предстоит. Мы все еще в процессе, все еще работаем, боремся, учимся... улучшаем себя... Не уходи, Руван.

Ветер и снег возвращают меня к действительности.

Лавензия положила руку мне на плечо.

— Тебе помочь перебраться?

Я борюсь с желанием сказать ей «нет». Сейчас не время гордиться. Не время доказывать себе или кому-то еще, что я могу перебраться через эту ледяную балку самостоятельно. Я сделала это раньше. Сейчас важен только Руван.

— Пожалуйста, — говорю я.

Она опускается передо мной на колени, сгибая руки. Как ребенок, я запрыгиваю к ней на спину, обхватываю руками ее плечи, обхватываю локти. Лавензия стоит и слегка покачивается.

— Не слишком ли я тяжелая? — Я знаю, что я не легкая.

— Со мной все будет в порядке; я не очень-то нагрузилась там. — Лавензия оглядывается через плечо. — Но если я упаду, прыгай от меня. Сосредоточься на своем спасении.

— Не падай, — говорю я бесстрастно.

— Конечно, постараюсь не упасть. — Лавензия мчится вперед с той же грацией, которую я всегда видела у нее. Это подтверждает мое решение рассчитывать на ее помощь.

То, что я могу сделать что-то один, не означает, что это лучший способ. Даже самому великому лорду вампиров нужен ковенант. Даже самому сильному охотнику нужны братья и сестры по оружию.

Мне еще так многому предстоит научиться у тебя... Не уходи.

Мы вернулись в замок. Я спрыгиваю со спины Лавензии и мчусь вперед. Вентос уже спускается по лестнице, Руван все еще в его руках. Они скрылись из виду. Я не могу терпеть, когда Руван находится там, где я его не вижу. Кажется, еще секунда — и он исчезнет из моей жизни навсегда.

Я останавливаюсь в зале кровавого предания.

Рувана положили на алтарь под статуей Солоса. Вентоса нигде не видно, хотя я слышу шум, доносящийся с лестницы, ведущей в главный зал, который мы занимаем. Должно быть, он отправился за Квинном и Каллосом.

Я осторожно беру Рувана за руку.

— Каллос поможет тебе, он знает, как все устроить, — шепчу я. — Ты сам сказал, что Каллос — один из величайших умов, когда дело касается кровавого предания.

Я говорю сейчас не ради Рувана. Я знаю, что он слишком далеко, чтобы услышать меня. Я пытаюсь успокоить себя. Как будто я могу одними словами оттолкнуть реальность, рушащуюся вокруг меня.

Руван выглядит хуже, чем в ночь Кровавой Луны. Его кожа жесткая, пальцы костлявые. Они всегда были длинными, но сейчас кажутся еще длиннее. Я кладу свою руку на его, пытаясь вспомнить, какой большой она была прошлой ночью. Стала ли она больше? У него уже растут когти, как у Потерянных? Сколько еще времени пройдет, пока один из самых преданных ему людей не вонзит клинок ему в грудь?

Винни и Лавензия обходят меня с флангов. Они торжествующе смотрят на меня. Я сглатываю. Мой бок уже поправляется. Вампирская магия, которую мы разделяем, способна исцелить меня, но не его.

— Забери мою магию, — бормочу я. — Забери ее обратно, забери у меня и отдай ему.

— К сожалению, это не поможет развитию проклятия. — Голос Каллоса проникает в комнату, отражаясь от высокого потолка. Его шаги быстро следуют за ним. За ним идет Квинн с коробочкой, которая тихонько позвякивает — подозреваю, это эликсир, над которым он работал. Каллос останавливается у алтаря. Он не просит флаконы с кровью. Он не двигается. Он просто смотрит.

Его неподвижность побуждает меня к движению. Мои руки летят к его воротнику. Руки Винни лежат на моих плечах. Я не шевелюсь, когда она пытается меня оттащить.

— Дай ему эликсир. — Я требую, трясясь.

— Не думаю, что этого будет достаточно. — Каллос отвечает мне, но его глаза по-прежнему устремлены на Рувана. — Не в этот раз.

— Тогда моя кровь. — Я отпускаю Каллоса и отхожу. Я иду за своим волшебным кинжалом, но понимаю, что он остался лежать на полу в комнате. Ничего страшного, это было оружие для убийства и для того, чтобы забирать. Вряд ли он сейчас поможет Рувану. Может быть, Руван оказался в таком положении из-за того, что я уколола себя, чтобы вызвать Лоретту. То, что я делаю, приносит смерть. Я не делаю ничего, что могло бы спасти жизнь. Я достаю кинжал с пояса Винни и режу себе предплечье. — Возьми ее.

— Этого будет недостаточно. — Каллос качает головой.

— Я его поклявшаяся на крови, конечно, этого будет достаточно.

Каллос просто смотрит на меня печальными, блестящими глазами. Он медленно качает головой.

— Эликсир Охотника и моя кровь вместе, значит.

— Он сражался с Потерянным, — мягко говорит Каллос. — Удивительно, что кто-то из вас выбрался оттуда живым. — Он оглядывается на Рувана. — Он слишком сильно напрягся. Проклятие зашло слишком далеко; оно заберет его в любой момент.

— Я не позволю никому из вас прикасаться к нему. — Мой голос повышается от волнения. Никто из них не двигается с места, пока я стою у алтаря, безоружная, но готовая сражаться за того, кто стоит за мной.

— И что, по-твоему, ты можешь сделать, чтобы остановить это? — Вентос рявкнул. — Что, по-твоему, ты можешь сделать как человек, чего не смогли сделать поколения вампиров?

Поколения. Я думаю об академии и сотнях вампиров, которые все еще дремлют. От него исходит неестественный красный свет, такого же оттенка, как мой кинжал, как Кровавая Луна, как все, что я привыкла ассоциировать с силой, когда речь идет о вампирах. Это единственная идея, которая пришла мне в голову, хотя я надеялась, что сработает что-то другое, поскольку уже знаю, что то, что я собираюсь предложить, — маловероятно.

— Мы можем усыпить его? — шепчу я.

— Усыпить? — повторил Куинн.

— Ты же не имеешь в виду... — Лавензия в шоке отказывается от этой мысли.

Я сосредоточена только на Каллосе.

— Стазис замедляет действие проклятия. Как ты думаешь, сработает ли он сейчас?

— Конечно, не сработает. — Вентос всегда первым сбивает меня. Всегда пессимист. — Когда мы вошли в долгую ночь, это было частью великого ритуала, которым мы не руководили. И мы использовали нашу собственную магию — нашу собственную кровь жизни, — чтобы заключить себя в капсулу. Нельзя проводить такой ритуал над другим человеком.

— Это был великий ритуал, потому что так многие были заключены одновременно. Это всего лишь один человек, у нас достаточно сил, — настаиваю я. — А его кровь... Я заменю ее своей. В конце концов, я его поклявшаяся на крови, наши жизни переплетены. Я буду его доверенным лицом.

— Это сработает? — Винни спрашивает Каллоса. Он поглаживает свой подбородок.

— Мы не те великие ученые, которые жили в академии и учились у первых учеников Джонтуна, — ворчит Вентос.

— Говори за себя. — Каллос оглядывается через плечо на Вентоса и бросает на своего собеседника колкий взгляд. — Именно поэтому академия выбрала меня, чтобы разбудить так поздно. Они знали, что защита нашего народа может начать ослабевать. Они выбрали меня, чтобы я проверил, в каком состоянии находится наш народ после долгой ночи, и укрепил его в случае необходимости. Меня посвятили во все подробности ритуала, сверху донизу.

— Так ты думаешь, мы сможем это сделать? — спросила я, стараясь не дать надежде зайти слишком далеко вперед.

Каллос встречает мой взгляд. В нем горит огонь, которого я никогда раньше не видела. Я неделями работала с Каллосом в кузнице и не видела ничего подобного. Это глаза мужчины, принимающего вызов. Подходящего к моменту.

— Я думаю, мы должны попытаться. И если у нас есть хоть какие-то шансы на успех, нужно действовать быстро. — Он берет на себя инициативу и начинает отдавать приказы. — Лавензия, наполни серебряную чашу водой. Винни, Квинн, вы двое начинайте готовить сбор в золотой чаше. Как только все будет готово, Винни, иди в мою комнату и собери багровый саван, над которым я работал. Вентос, возьми из него как можно больше эликсира, мы не хотим, чтобы он разбавил все.

— Багровый саван? Ты готовился к этому? — Винни видит Каллоса насквозь. В конце концов, она знает его лучше, чем все мы.

— Скажем так, человек думает гораздо больше, чем вампир, чем мы думаем. Она так же изобретательна, как и наши предки. — Каллос уважительно кивает мне. Я отвечаю ему тем же. — Я знал, что рано или поздно кто-то из нас попадет под действие проклятия. Я подумал, что не мешало бы попробовать.

Что еще мы можем потерять? Я почти слышу его слова. Я оглядываюсь на Рувана; он уже едва дышит. Он совсем не похож на того мужчину, которого я знала. На того, кого я... Я пытаюсь сосредоточиться на настоящем.

Мы двигаемся как солдаты, как целители, как отчаявшиеся.

Каждый приказ Каллоса выполняется до мелочей. Я делаю все, что он мне говорит, и все же не могу вспомнить ни одного приказа после того, как это произошло. Мое тело движется, но разум далеко. Он там, куда ушел Руван, ищет его.

Наша связь все еще... так ужасно неподвижна. Все остановилось для меня в тот момент, когда он упал.

Вентос старательно вытирает эликсир из старого замка с тела Рувана. Винни накидывает на него саван до самого подбородка. На нем — знакомый знак, который я видела много раз. Это тот же символ, что был на серебряной двери в глубине старого замка.

— Что это за символ? — спрашиваю я Винни, пока остальные продолжают готовиться.

— Символ Солоса.

Я указываю на книгу, которую держит статуя, и которая, как я могу предположить, является первым томиком кровавого предания.

— Он отличается от этого.

— Это метка кровавого предания.

Метка Лоретты, думаю я, но не говорю. Наше внимание сейчас должно быть сосредоточено на Руване.

— Все готовы? — спрашивает Каллос, прерывая мои мысли.

— Что мне нужно делать? — спрашиваю я.

— То, что ты уже делала, — отвечает он мне. — Именно так, как я говорю. — Каллос держит серебряную чашу над Руваном. — Кровь древних королей, чистая, как лунный свет, мы стремимся укрепить, мы стремимся укрепить. — Он опрокидывает чашу и выливает воду на Рувана.

Как раскаленное оружие, вода шипит, пузырится и испаряется. Я бросаюсь вперед.

Вентос хватает меня.

— Не надо.

— Это причиняет ему боль. — Кожа Рувана в некоторых местах обуглилась. От савана продолжает идти пар.

— Это очищает, — говорит Вентос с нотками сочувствия. Он знает, что я не была свидетелем первой великой дремоты. Интересно, видит ли он во мне оттенок себя, наблюдая за тем, как его поклявшаяся на крови заключают ее в свои объятия? — Если он умрет от этого, то не переживет всего остального.

Я хватаюсь за рубашку над сердцем. Я заставляю свое дыхание замедлиться. Где-то Руван все еще там. Если бьется мое сердце, то бьется и его. Я должна быть спокойной и уравновешенной для него. Я должна быть стабильна.

Каллос передает серебряный кубок Квинну левой рукой. Он протягивает правую, чтобы взять золотую чашу у Винни.

— Кровь хранителей, кровь ковенанта, кровь тех, кто будет сторожить долгую ночь, — произносит он, обходя алтарь и выливая кровь в круг вокруг Рувана.

Четверо остальных расходятся вокруг меня, располагаясь в каждой из точек алтаря. Каллос по-прежнему в центре; он машет мне рукой. Он говорит тихо, чтобы я услышала, а не для ритуала.

— Кровь — это пергамент, а жизнь — перо. Все, что мы делаем, все, чем мы являемся, будем и можем стать, — все это написано на нас нашей кровью. Когда ты стала его поклявшейся на крови, вы оба были безвозвратно отмечены. Вы переплелись. Найди ту его часть, которая живет в тебе. Стань сосудом для него в этот момент. — Каллос встречает мой взгляд. — Спаси его.

— Но что мне делать? — судорожно спрашиваю я.

— Ты узнаешь. — Каллос грустно улыбается. — Мы все заключили себя в рамки. Ритуал начали другие, но заканчивали его мы, и для каждого он был свой. Я не могу сказать тебе, что делать, и не могу сделать это за тебя. — Он переходит к алтарю напротив меня.

Все они слегка прикладывают кончики пальцев к кольцу крови вокруг Рувана. Они в унисон закрывают глаза, и магия наполняет воздух. Она сверкает, как красная молния, по крови, поднимаясь, как угли.

Я ошеломленно смотрю на него. Ты должна это сделать, Флориан. Тебе еще так много нужно ему сказать. Возможно, он не будет моим навсегда, но я хочу получить шанс узнать это.

Я закрываю глаза и глубоко вдыхаю. Я думаю о нем. Я думаю о его руках на моем теле. Я думаю о том моменте, когда мы стали поклявшимися на крови, о том, как его магия — вся, что есть, была и будет — проникает в меня.

Возьми ее, хочу я сказать. Возьми все. Я отдам ее, если это будет означать, что я спасу тебя.

Невидимые руки скользят от моих плеч вниз по рукам. Моя кожа покрывается мурашками. Я вздрагиваю. Я вдыхаю. Открываю глаза.

На настоящее накладывается прошлое. Перед глазами мелькают портреты вампиров, собранные в огромной пещере под академией. Я вижу их так, словно я — Руван. Я чувствую его нервы, страх, предвкушение.

В этих его глазах, давным-давно, я вижу вампира, который стоял в круге в центре всего этого. Первые хранители. Тех, кто проложил долгую ночь и простился со всеми, кого когда-либо любил.

Прощай, шепчет он миру, который оставил после себя.

— Прощай, — отвечаю я ему. На данный момент.

Магия, кровь, жизнь и сила обретают форму. Это простой, но четкий приказ. Охраняй меня от мира; пусть не будет другого маркера на моей крови — на его. Здесь нет места проклятию. Только он и я.

Я протягиваю руки и медленно открываю глаза.

Багровые нити расплетаются с моих предплечий, кистей и пальцев. Они обвиваются вокруг Рувана. Сияние ковенанта закрепляет их на месте. Кристаллы начинают образовываться, как лед на боку ведра с водой, забытого возле кузницы. Рубин покрывает его тело, все гуще и гуще.

Когда катушка магии во мне заканчивается, я падаю перед тем, что похоже на гроб из красного стекла. Руван снова стал совершенным, проклятие наложено на него, и он находится в спящем стазисе.