Дуэль с Лордом Вампиром

ГЛАВА 32

— Я не могу вести нас дальше, — говорит Вентос, задыхаясь так же, как и я. — Я могу только навести туман туда, где я уже бывал или могу видеть, и это мой предел.

— Все в порядке. — Я смотрю на луну, чтобы она была моим проводником. — Я знаю примерный путь отсюда.

Я веду Вентоса через болота, направляясь то на юг, то на юго-восток, пока мы не наткнемся на главную дорогу, которая змеится через болото. После этого мы двигаемся быстрее. Несмотря на то, что дорога постепенно отвоевывается у природы, на ней можно уверенно стоять.

Мы оба молчим. Сегодня охотники будут искать Погибших. Я знаю, что если мы наткнемся на охотника, Вентос будет вынужден убить его, и никакие уговоры не смогут этому помешать. Охотник увидит вампира с человеком, и их нельзя будет оставить в живых. Поэтому единственная альтернатива — любой ценой избежать противоборства. К счастью, большинство охотников патрулируют более глубокие болота. Подданные стараются не ходить по главной дороге, так что мы остаемся одни.

Я не осознавалf, насколько велика моя сила, полученная как поклявшейся на крови — и, несомненно, от употребления крови Рувана, — пока не оказалась в Мире Природы. В Мидскейпе я слаба по сравнению с вампиром. Но здесь я могу видеть в темноте и ни разу не поскользнуться на скользком камне, мои движения легки и уверенны. Я почти уверена, что даже чую охотников на болотах и знаю, когда нужно замедлить или ускорить шаг.

Волоски на затылке встают дыбом, когда мы проходим мимо руин, в которых мы с Руваном сражались. Я все еще чувствую запах крови, пролитой там.

Я приостанавливаюсь.

— Нам нужно идти дальше, — шепчет Вентос.

— Я знаю. — Сон, приснившийся мне в первую ночь в замке вампиров, возвращается ко мне вместе с тупой болью в глубине моего сознания. Я вижу очертания беловолосой фигуры в развалинах, хотя на самом деле его там нет.

— Флориан.

— Я знаю, — повторяю я и снова начинаю идти вперед.

Примерно за три часа до рассвета вдали виднеется огромная арка.

— И это все? — хмыкает он, глядя через соленую землю на поля, усеянные домами фермеров. Это те смельчаки, которые ставят свою жизнь на карту, живя ближе всего к болотам, чтобы выращивать пищу и держать скот для всего города. Его взгляд останавливается на медленном подъеме, заканчивающемся стеной, опоясывающей город, и силуэте омытой лунным светом крепости.

— Да. Дом.

— Я никогда не забирался так далеко в ночь Кровавой Луны, — признается он. — Весь прошлый год я гадал, как выглядит дом людей, превративших нашу жизнь в вечный кошмар.

— Все ли так, как ты себе представлял? — сухо спрашиваю я.

— Ни в малейшей степени, — признает он. Вентос потирает затылок. — Это почти так же жалко, как Темпост в наши дни.

Мне следовало бы обидеться, но я тихонько смеюсь.

— Не могу не согласиться. Мы оба живем унылой полужизнью, постоянно опасаясь другого... и ради чего? Это одна из причин, почему я так убеждена, что проклятию должен быть положен конец. Неважно, кто его начал, и насколько оправданным оно было или не было, оно больше никому не помогает. — Пока мы разговариваем, я осматриваю фермерские дома в поисках признаков жизни. Мы должны быстро пройти по соленой земле, чтобы нас никто не увидел, ведь Вентос не может перешагнуть через туман.

— Это чертово проклятие никогда никому не помогало, — бормочет он. Я все еще чувствую, что у меня недостаточно информации о тех ранних днях проклятия, чтобы согласиться или не согласиться. И хотя Руван рассказал мне о некоторых ужасах, совершенных Солосом, что-то меня все равно не устраивает. В истории, которую записал Джонтун, слишком много пробелов, когда я начинаю думать об этом слишком пристально.

— Лучшее, что мы можем сделать, — это положить этому конец. И тогда, надеюсь, и вампиры, и люди смогут жить своей жизнью. Мы сможем вернуть себе мир, который, как мы думали, был потерян для нас навсегда. — На луну медленно наползает облако, погружая мир в тень. — Мы должны двигаться.

— Одну секунду. — Вентос подносит к губам маленький пузырек и пьет. Его глаза светятся в темноте, так как их наполняет сила. Они тускнеют, но не до своего обычного желтого оттенка. Они каменные — твердые и туманно-серые. Плоть Вентоса пульсирует от центра лица, как будто она превратилась в жидкость и раздувается. Его губы растягиваются. Борода падает на землю. Его тело содрогается.

Я наблюдаю, как трещат и ломаются его кости. Его мышцы тают, сдуваются и становятся худыми и тонкими. На лысой голове вырастают тонкие пряди темно-каштановых волос. Стоны растягивающихся и стягивающихся сухожилий и хруст суставов стихают. Вентоса больше нет, а вместо него передо мной стоит другой охотник. Даже его одежда превратилась в кожаные доспехи.

Меня пробирает дрожь, а за ней по пятам бежит ползучий ужас. Вот что Погибший сделал с кровью моего отца. Вампиру хватило ума и сообразительности — нет, просто инстинкта — чтобы украсть его облик и лицо. Он питался его телом, а затем, сгорбившись над ним, совершал этот гротескный ритуал, сдирая с него кожу, оставляя тело в виде забытой шелухи.

— Флориан. — Вентос легонько встряхнул меня. — Что случилось? — Даже его голос изменился. Все в нем изменилось, вплоть до голосовых связок.

— Это... это... — Я отталкиваю его и, пошатываясь, иду к стене, отгораживающей болота от соленой земли, и Деревни Охотников, переполняющему почти пустой желудок.

— Это побочный эффект от такого количества тумана?

Я не смотрю на него, пока говорю, ногти впиваются в камень. Один прогибается назад. Один ломается. Боль острая, она удерживает меня в настоящем и помогает сосредоточиться. Она не дает мне провалиться еще глубже в пустоту, которую оставил мой отец.

— Нет. Я в порядке.

— Ты не выглядишь таковой.

— Я сказала, что в порядке, — огрызаюсь я. В человеческих глазах Вентоса появилось удивление. Я вздыхаю. Это не его вина, но с чего мне начать? — У моего отца... украли лицо. Это сделал Погибший. Но... Я... Я... Только что я впервые увидела, как вампир превращается в кого-то другого, и подумала, не так ли это выглядело, когда случилось с моим отцом. Я подумала о том, что Погибший съел его в болотах, чтобы попытаться проникнуть к нам. Или, может быть, чтобы вернуть себе часть себя, которую он потерял.

Вентос кладет руку мне на плечо. Но он не тянет меня к себе. Он не требует, чтобы я повернулась.

— Если уж на то пошло... Вампиры крадут лица не для того, чтобы быть злыми или коварными. Честно говоря, нам это даже не нравится. Мне — точно нет. Это больно и неудобно — быть втиснутым в другое тело. Если бы я мог провести остаток своих дней, никогда не делая этого, я был бы доволен.

Я не ожидала от Вентоса утешения... но это так. Я оглядываюсь через плечо. Странное лицо уже не так настораживает, как раньше. Однако я рада, что не узнаю охотника, которому оно принадлежит. Было бы сложнее, если бы я знала человека, чья кровь была взята для этого.

— Мне уже лучше, — говорю я скорее себе, чем ему. — Мы должны идти дальше. Мы должны вернуться в Мидскейп сегодня вечером. — Мысль о том, каким изможденным выглядел Руван, когда мы уходили, заставляет меня хотеть сделать это в течение часа. Если я ошибаюсь, и Эликсир Охотника не сможет сохранить силы Рувана, нам нужно немедленно начать планировать, что делать с ним дальше. Я не позволю ему погибнуть. Пока я дышу, он тоже будет дышать.

— Ты не услышишь моих аргументов, — говорит Вентос. — Мне не нравится этот мир, и я хочу уйти как можно скорее.

— Каков этот мир?

— Это... я не совсем уверен, как это выразить. Каллос описал бы его лучше. Но этот мир тихий. Он кажется мертвым. Гул магии, существующий в живых существах, здесь тоже есть, но он слабее. Здесь нет шепота высшей силы, как в Мидскейпе.

Я пытаюсь подумать, могу ли я почувствовать разницу между этим миром и Мидскейпом, потянувшись умом и сердцем наружу, ища по мере того, как я иду. Я чувствую разницу, но не могу быть уверена, что она имеет отношение к магии. Возможно, разница в том, что это мой дом.

Наконец-то я дома.

Наши шаги бесшумны по булыжникам главной дороги. Несмотря на то, что мы спешим, мы не жертвуем скрытностью ради скорости. К тому времени, когда луна выходит из-за туч, мы похожи на двух охотников, возвращающихся в крепость после раннего патрулирования. Да нас никто и не видит. Дома наглухо закрыты на время полнолуния.

Интересно, насколько тревожная тишина связана с невидимыми шрамами, оставленными Кровавой Луной? Люди все еще оплакивают потери, и это еще больше усугубляется виной выживших.

Дорога приводит нас в город. Вентос останавливается на главной площади, смотрит на колокольню.

— Она нашего производства. В этом нет никаких сомнений, — пробормотал он.

Я тоже это вижу. До поездки в Мидскейп я никак не могла этого предположить. Но теперь, когда я провела время в Темпосте, архитектура вампиров стала неоспоримой. Она до жути похожа на колокольни академии.

— Это действительно когда-то была ваша земля.

— Далеко на юго-востоке, — соглашается он. — Клянусь, Король Эльфов, высекший Фэйд, не имел ни малейшего представления о географии. Я слышал, что фейри тоже потеряли много земель при раскалывание.

— Интересно, а люди тоже воюют с фейри, — пробормотала я. Серебряные рудники, из которых мы получаем серебро, находятся далеко на севере, как раз там, где, согласно картам, которые я видела в музее, когда-то находились земли фейри. Возможно, именно поэтому поставки серебра прекратились. Я думаю о другом городе, таком же, как Деревня Охотников, только в нем вместо вампиров сражаются фейри. — А фейри тоже ненавидят серебро?

— Насколько я знаю, нет. Но Темпост был закрыт от остального мира до моего рождения в попытке сдержать проклятие, поэтому я никогда не встречал фейри. — Вентос пожимает плечами. — Этот вопрос лучше задать Каллосу.

— Верно. В любом случае, давай продолжим. — Но мысль о серебре заставляет меня широко шагать по городу. Не успеваю я оглянуться, как оказываюсь на месте.

— Где мы? — Вентос смотрит на меня с любопытством, несомненно, потому, что я необъяснимым образом остановился на своем пути.

Дома.

Я стою на том самом месте, где месяц назад стоял Погибший, когда он повернулся в мою сторону, когда я выпила эликсир и навсегда изменила свою жизнь. С карниза над дверью сняты серебряные колокольчики, с порога убрана соль. Вокруг стука повязана черная лента — символ траура, смерти. Они были и на других дверях Деревни Охотников, больше, чем я когда-либо видела, но эта — другая. От этой у меня перехватывает дыхание. Эта лента для моего брата? Для меня? Или для нас обоих?

Но все, кроме этой черной ленты, осталось таким же, каким я его всегда знала. Занавески плотно задернуты над вихрящимися стеклами окон. Окно Матери на втором этаже, рядом с моим, темное. Я уверена, что если бы я зашла внутрь, то услышала бы ее храп.

— Флориан? — шепчет Вентос.

— Моя семья дома, — наконец отвечаю я, отрывая взгляд от ленты на двери.

— У нас нет времени на...

— Я знаю, — признаю я. — Мне жаль... только об одном. — Он хватает меня за запястье, когда я начинаю двигаться в сторону дома. — Только один раз, Вентос, я обещаю. Это все. Пожалуйста.

Наши глаза встречаются. От него исходит неодобрение. Он не хочет, чтобы это произошло, но он уже знает, что у него нет другого выбора, кроме как позволить мне это. Он знает, что я не уйду, не получив разрешения; я вижу это по его выражению лица. Его пальцы медленно разжимаются.

— Минута, не больше, и никто не увидит.

— Не волнуйся, я знаю, как пробраться в свой дом. — Я маневрирую назад и вокруг дома. В стороне от всех остальных плотных построек Деревни Охотников стоит кузница. Слишком шумно. Слишком жарко. Слишком опасна в пожарном отношении, чтобы располагать ее слишком близко к чему-либо еще. Под покровом темноты я проскальзываю внутрь и направляюсь прямо к очагу.

Он теплый.

Я прикрываю рот, чтобы вздох облегчения не вырвался наружу в виде хныканья. Мать продолжила ковку. Я не очень удивлена. Это то, что мы должны были делать, то, для чего нас растили, все, что мы знали. Женщины семьи Рунил куют металл. Мы матери меча и щита для Деревни Охотников.

Но облегчение от осознания того, что она продолжала работать даже без меня, на мгновение ошеломило меня.

Я возвращаюсь к потайной двери за кузницей, переполненный ностальгией. Такое ощущение, что я только что заперла эту дверь, пожелав серебру, хранящемуся в ней, оставаться в безопасности в ночь Кровавой Луны. Я наполовину ожидаю, что Дрю войдет к нам на тренировку, пока я кручу тумблеры на замке-головоломке. Код не изменился, и замок открывается.

Я не решаюсь оставить письменное сообщение. Мне кажется, я даже не знаю, как написать достаточно слов, чтобы рассказать Матери обо всем, что произошло. Но я не могу уйти, не избавив ее от беспокойства. Я беру небольшой слиток серебра и поворачиваю его перпендикулярно остальным, укладывая на самый верх стопки.

Ты должна держать серебро в порядке, Флориан, наставляет Мать. Оно редкое. Священное. Мы бережем его. Мы уважаем его и отдаем ему честь на каждом этапе нашего процесса.

Она вбивала в меня эти уроки снова и снова, пока серебро не стало всегда лежать так, как надо. Но когда она найдет этот брусок не на своем месте, она все поймет. Это послание, которое только она может прочитать за дверью, которую только я смог открыть.

— Я жива, Мам, — шепчу я. — Я вернусь домой, как только смогу.

Я закрываю дверь и ухожу.

— Ты получила то, что тебе было нужно? — Вентос пристроился чуть в стороне от улицы под дверью, в лунном свете.

Я киваю.

— Спасибо.

— Я не скажу Рувану об этом обходе. — Он отталкивается от стены. — Он будет волноваться без необходимости.

— Спасибо. – Мы с ним обмениваемся заговорщическим взглядом. В нем чувствуется... уважение. Почти дружеский.

Мы останавливаемся перед огромной крепостью. Я откидываю голову назад, любуясь ее могучим силуэтом. Я никогда в полной мере не оценивала ее красоту. И я никогда не задавала достаточно вопросов о том, как мы строили такие невероятные сооружения, а потом потеряли все знания об этом для своих собственных домов.

Вентос задает важный вопрос.

— Как мы туда попадем? — Над этим вопросом я ломала голову с момента принятия решения.

— В крепости есть только один вход и выход. — Я указываю на посеребренную дверь слева от тяжелого портупеи.

— А с другой стороны? — Он сканирует стены, даже когда спрашивает. Он не хуже меня знает, что перебраться через отвесные стены, которыми обнесена Деревня Охотников, практически невозможно.

— Да, единственный выход во внешний мир из Деревни Охотников находится на другой стороне, но она еще более укреплена, так как туда почти никто не заходит и не выходит. Хотя серебра, скорее всего, меньше. — Дрю мало что рассказывал мне о внешнем мире. Впрочем, я и не спрашивала, кроме как о торговцах серебром. Из Деревни Охотников никто не уходит. Люди приходят, время от времени присоединяясь к общине. Но о внешнем мире, где едва хватает еды и где немногие властвуют над многими, они говорят только грубые слова. Даже запертые вместе с вампирами, они предпочитают деревню.

Интересно, уйдут ли люди оттуда, когда угроза вампиров исчезнет? Там, конечно, есть суровые места. Такие, как Темпост сейчас. Но должны быть и красивые места, как Темпост в дни своей славы. Возможно, люди будут достаточно смелы, чтобы исследовать, найти эти потаенные уголки мира. Я думаю, что мне бы этого хотелось.

— Как же мы попадем внутрь? — спрашивает Вентос.

— Только одним путем. — Я встаю немного выше. — Нам придется войти пешком.

— А они не будут нас допрашивать?

— Караул сменяется в полночь. Это будет наш лучший шанс избежать лишних расспросов. — Я смотрю на луну. — Приготовься и не высовывайся.

— Хорошо, я последую твоему примеру.

К моему удивлению, Вентос так и делает. Больше никаких вопросов и сомнений. Когда облако проплывает над луной, по ту сторону ворот происходит движение. Я использую наш шанс.

Положив руку на бедро и повторяя все, что Дрю рассказывал мне о своей жизни, я распахиваю дверь в крепость. В глубине души я слышу предостережения старейшин Деревни Охотников — моей Матери.

Никогда не пытайся следовать за своим братом в крепость, Флориан. Он теперь охотник и принадлежит к миру, для которого ты не создана. Наказание за то, что ты пробралась в крепость, даже чтобы просто посмотреть, — смерть.