ГЛАВА 36
Они все молчат в течение раздражающего времени. Я ожидала, что они будут так же взволнованы, как и я. Такие же полные энергии, готовые идти побеждать нашего врага.
Но никто из них не двигается.
Пока Вентос не взорвался.
Он резко поднимается со стула, опрокидывая его. С ревом он хватается за край стола и поднимает его со всей силой своих выпуклых мышц. Винни уже на полпути через всю комнату, но Лавензия, стоящая ближе всех к Вентосу, кажется, ничуть не удивлена и не обеспокоена. Стол падает обратно на пол с грохотом, от которого, кажется, дрожит весь пол. Интересно, если он продолжит, не окажется ли так, что мы провалимся сквозь пол и окажемся в старом замке под нами?
— Нет! — прорычал Вентос. — Нет. Я не услышу больше ни слова об этом предательстве. — Он тычет пальцем в мою сторону. — Ты... Ты была с ним наедине. У тебя была возможность посочувствовать. Ты пытаешься заставить нас выдать себя. Чтобы запутать нас и...
— Этого вполне достаточно. — Руван медленно поднимается.
— Ты же не позволишь ей нести эту чушь на твоих глазах, не так ли? — Вентос отшатнулся. Вот тебе и доверие, которое мы строили. Я вздыхаю. Нет, Вентос — вспыльчивый человек. Я знала это с самого начала. Он быстро придет в норму, если я дам ему достаточно времени и пространства.
По крайней мере, я на это надеюсь.
— Ты видел и слышал, что я сделала, Вентос, — спокойно говорю я.
Он замирает.
— Ты считаешь, что то, что она сказала, неправильно? — требует Руван.
— Не может быть, чтобы кто-то из наших вынашивал столь гнусный план. — Вентос качает головой.
— Сто лет шла борьба за власть, пока проклятие разъедало наш народ, — серьезно говорит Руван. — Мужчины и женщины теряли драгоценное время в погоне за троном. Не так уж трудно поверить, что кто-то из них мог обратить свой взор в другую сторону. И Солос был не без врагов.
— Ты веришь ей только потому, что вы поклявшиеся на крови. Ты сказал нам, что это не изменит тебя. Что ты видишь в ней не истинную поклявшуюся на крови, а средство достижения цели. Необходимость и ничего больше.
Эти слова ранят сильнее, чем я хотела бы. Они повторяют то, как Вентос назвал меня давным-давно — инструментом. У меня нет причин для такой боли. Руван ничем мне не обязан.
Нет, я его жена. Это слово до сих пор странно звучит в моей памяти. Но я все чаще использую его, чтобы успокоить себя.
— Я верю ей, потому что в ее словах больше всего смысла. — Голос Рувана понизился, став опасно тихим. Я вижу тень лорда вампиров, который захватил меня и стал моим поклявшимся на крови. Но теперь эта свирепость обращена на одного из его собственных, защищающего меня. Это почти немыслимо.
— Может быть, это другой вампир, который пересек Фэйд и застрял там? Может быть, в этом нет ничего плохого, и он просто выживает? — оптимистично спрашивает Лавензия.
— Если бы это было так, разве он не отнесся бы к Вентосу как к прибывшему спасителю и не стал бы его истязать? — Я отвечаю залпом.
— Может быть, он боялся, что после долгой работы с людьми мы станем воспринимать его как врага? — Вопрос слабый и выдает неуверенность Лавензии в такой возможности.
— А как же то, что он сказал? — Вентос прекращает свой бешеный шаг, решив остаться, а не выбегать из комнаты.
— Что он сказал? — спрашивает Каллос.
— Перед тем как сбежать от нас, он сказал: Ты заплатишь кровью, как и все остальные из твоего забытого рода. Я получу трон, который заслужил, и отомщу за Лоретту, — повторил Вентос. Я помню эти слова так же отчетливо.
— Кто такая Лоретта? — спрашивает вслух Лавензия, когда слова дошли до всех.
— Красивое имя, похожее на песню, но я его никогда не слышала. — Винни, видимо, считает Вентоса достаточно спокойным, потому что возвращается за стол.
— Я никогда не читал ни о какой Лоретте. — Каллос качает головой.
— Заплати кровью, заплати, как все остальные из твоего забытого рода, — негромко повторяет Руван. Затем, уже громче: — Почему забытый? Почему «твой род»? Разве он не считает себя одним из нас?
— Хорошо, что не видит, если он пытается нас убить, — заявляет Вентос.
— Это может быть один из тех ранних разногласий, о которых ты говорил, — говорит Каллос, слегка кивнув в сторону Рувана. — Возможно, он лидер одной из тех ранних фракций, которые боролись за власть после или даже до смерти Короля Солоса, но до того, как порядок был восстановлен в отчаянии. Это может объяснить, почему он считает трон своим.
— Но то, что сказал Дрю... он мог иметь в виду трон Короля Эльфов. — Винни почесала голову. — Все эти догадки ужасны. — Я не могу с ней не согласиться.
— А может, он когда-то был человеком. — Дрю видит последний кусочек этой головоломки, то, что я упустила из виду. Все взгляды устремляются на него, и мое сердце замирает. Возможно, все не так просто, как я думала. Возможно, мы с Руваном оба были правы, каждый по-своему. — Вы сказали, что люди могут превращаться в вампиров и что группа первых людей сбежала из Мидскейпа, чтобы основать Деревню Охотников вскоре после появления первого человека. Что, если этот человек и был тем экспериментом?
— Это объясняет, что его внешность несколько отличается от вампира, даже пораженного проклятием. — Руван задумчиво поглаживает подбородок.
— И он был бы еще более мотивирован проклясть вампиров, если бы он был тем человеком, о котором писал Джонтун, рассказывая об экспериментах. — Каллос встает и начинает расхаживать по противоположному концу комнаты, где ранее находился Вентос. — Обращенный человек. Лоретта, скорее всего, была потерянной любовью, так же жестоко убитой вампиром. Он один из нас, но не считает себя таковым, потому что его заставили пройти эти обряды. Он хочет мести и нашего королевства в качестве возмездия. Все это имеет смысл.
— Отлично, теперь все эти разговоры приведут к поножовщине? — Лавензия складывает руки. — Мы знаем, где этот ублюдок, почему бы его не схватить?
— Вернуть его будет достаточно сложно. — Вентос указывает на Дрю. — Мы не можем рисковать и предпринимать какие-либо атаки до следующего полнолуния.
— Вы же не думаете, что теперь, когда мы знаем, где он, мы будем сидеть здесь спокойно, — протестует Винни. — Месяц — это целая вечность.
— Ты спала три тысячи лет. Что такое месяц? — Квинн закатывает глаза.
— Я тоже считаю, что мы должны пойти и забрать этого ублюдка, пока он не нашел другую форму и не подставил нас, — говорит Лавензия.
Они впятером спорят. Руван и Дрю молчат. Мой брат смотрит на свои ладони. Мысли Рувана где-то далеко.
— Вот что мы будем делать. — Я хлопнула ладонью по столу. Это в сочетании с громкостью и тоном моего голоса заставляет их всех замолчать. — Дрю, прежде чем уйти, ты расскажешь Каллосу все, что знаешь о том, как изготавливается Эликсир Охотника, а также все, что сможешь вспомнить об этом мужчине. Каллос, ты должен как можно быстрее сварить эликсир для Рувана. Квинн может помочь. Винни, Лавензия, Вентос, вы начнете планировать нашу атаку вместе с Дрю — сколько бы времени у него ни оставалось на этот момент. Если эликсир даст нам достаточно сил для возвращения, Дрю будет нашим наблюдателем на стороне Мира Природы. После того как Дрю уйдет, мы продолжим планировать и готовиться к нападению, разыскивая любую другую информацию о том, кто может быть Человеком-Вороном.
— Я не смогу вернуться, — с опаской говорит Дрю. — Не теперь, когда Человек-Ворон знает, что я свободен.
— Не в самой Деревни Охотников. Ты можешь спрятаться в болотах. — Я тянусь к его руке и сжимаю ее. — Я знаю, что моя просьба трудна, но это всего лишь месяц. — Все остальные принесли свои жертвы, чтобы покончить с этим проклятием. Пришло время и мне принести свою. Как бы я ни хотела, чтобы Дрю остался здесь со мной, я знаю, что он не может. И я не могу вернуться с ним. Пока не могу.
— Человек-Ворон всегда опасался болот. Я должен быть в безопасности. — Я чувствую, что храбрость Дрю — это прикрытие. Она слегка трескается, когда он добавляет: — По крайней мере, в течение месяца.
— А ты... — Я поворачиваюсь лицом к Рувану, но замираю от его выражения. В его глазах появился блеск, отблеск веселья и хорошего настроения, которого я не видела у него уже несколько недель. Я думаю, что этот взгляд предназначен только для меня, так как я никогда не видела, чтобы он смотрел на кого-то еще.
— Ты неутомима, — говорит он мягко, задумчиво. В этих словах должна быть злость или волнение, но он звучит почти... счастливо? Мой желудок сжимается по причине, которую я не могу описать.
— Когда она на что-то нацеливается, то бросается на это со всей свирепостью дикого зверя, — с усмешкой говорит Дрю. Сейчас он тоже улыбается.
— Я не дикий зверь, — протестую я, бросая на брата взгляд.
— Нет, нет, кажется, это так. — Лавензия ухмыляется.
— Простите, я не животное, — повторяю я для убедительности. — Я кузнечная дева. И, да, это значит, что я привыкла бить молотком по предметам, пока не добьюсь своего.
— Она всегда такая? — спросил Руван у Дрю.
— Обычно хуже.
— А я-то думала, что сокрушаюсь, что не могу удержать тебя рядом подольше. — Я наклоняю голову в сторону и сужаю глаза на брата.
— Ты будешь скучать по мне, и ты это знаешь. — Шутка становится мягкой, в нее вкрадываются искренние эмоции.
— Ужасно, — признаю я. Настроение немного портится от моего тона.
Руван прочищает горло.
— Ну, теперь, когда у нас есть план нападения, более или менее, Дрю, не хочешь ли ты посмотреть на кузницу вампира?
— Зависит от того, какой беспорядок там устроила моя сестра.
— Прости? — восклицаю я.
Руван со смехом встает.
— Не могу сказать, кто больше наводит беспорядок в кузнице или она сама после целого дня кузнечного дела.
— Прощайте, я ухожу, рискну пройтись в одиночку, — заявляю я, направляясь к двери. Никогда не думала, что Руван и Дрю вместе могут быть опасны для меня. Опасны друг для друга, но не для меня. Однако эти двое, похоже, готовы дразнить меня бесконечно. Каким образом мой брат вступил в союз с моим случайным мужем еще до того, как узнал об истинном положении вещей?
— О, неужели новая леди вампиров отдала приказ и мы можем вернуться к нашим делам? — резко спрашивает Лавензия. Я игнорирую ее. Но слова запомнились мне так же, как и тогда, когда она произнесла их в первый раз.
Леди вампиров. Только я никогда не смогу ею стать, не совсем. Я человек насквозь, с земли Деревни Охотника. Дочь охотника.
Мои ноги медленно останавливаются. Я слышу их позади себя, но это почти не заметно. Дрю прав, я никогда не умела справляться с проблемами, по которым нельзя было ударить молотком. Я всегда это знала, и мне никогда не приходилось меняться. Но эту ситуацию, в которой я оказалась, нельзя исправить грубой силой и решимостью.
Я — тот, кто я есть. Руван — тот, кто он есть. Мы созданы для разных миров. Присутствие Дрю разрушает все иллюзии, которые я пыталась создать. Никакая сила воли или поклявшийся на крови не изменит того, кем мы являемся в своих сердцах.
Кто-то натыкается на меня. Я оглядываюсь через плечо и вижу Рувана, который стоит слишком близко. Он наклоняется, когда мимо нас проходят остальные. Дрю разговаривает с Лавензией. Похоже, они спорят о том, как лучше переправить его через пропасть. Дрю настаивает на том, чтобы его не несли.
— У тебя громкие мысли, — шепчет Руван.
— М? — Что на это можно ответить?
— Обычно ты тихо пульсируешь по ту сторону моего сознания — мягкое, но твердое напоминание о твоем присутствии. Но сейчас твои мысли бьются.
Как мое сердце, когда он стоит так близко ко мне.
— Я с облегчением вижу своего брата. Волнуюсь из-за того, что нужно сделать. Волнуюсь из-за того, что нужно сделать.
Прежде чем я успеваю сказать что-то еще, Руван заключает меня в свои объятия. Его движения плавные, легкие. Он снова поднимает меня на руки, как будто я ничего не вешу. Мои руки обвивают его шею, и через мгновение его лицо оказывается в ужасной близости от моего. Я чувствую, как бьется его сердце, как кровь стынет в жилах его горла. Я вспоминаю, как близки мы были раньше и как много мы не сказали и не сделали. Я не могу удержаться от того, чтобы не облизнуть губы. Мне хочется, чтобы нам дали еще немного времени побыть наедине.
— А я-то думал, что это как-то связано со мной.
Я выгибаю брови.
— Почему ты так решил?
— Потому что этот стук усиливается всякий раз, когда я приближаюсь. — Он слегка вытягивает шею, наши носы почти соприкасаются.
Мои худшие страхи воплотились. Я связалась с мужчиной, от которого, казалось бы, ничего нельзя скрыть.
— Мы отстаем, — заставляю я себя сказать. Как и в прошлый раз, все остальные ушли вперед, а мы застыли на месте.
— Так и есть. — Руван делает шаг, выпрыгивает на открытое пространство и легко приземляется на балку, поддерживающую другое крыло замка.
Сначала я боялась этой высоты. Но сейчас, в его объятиях, я чувствую себя в безопасности. Сильной. Руван не позволит причинить мне вреда, и эта уверенность позволяет мне наслаждаться потрясающими видами — арками и колоннами замка во всем их разрушающемся великолепии.
— Это место действительно должно быть удивительным, — бормочу я, в основном про себя. Но ветер доносит мои слова прямо до ушей Рувана.
— Так оно и было. Но даже когда я родился, прошло достаточно много времени после смерти Короля Солоса, и замок пришел в упадок в результате междоусобиц и ослабления проклятия. Потом мы погрузились в сон, а когда проснулись... все изменилось. Это было хуже, чем я мог себе представить.
Я слышу печаль в его голосе. Уже не в первый раз я пытаюсь представить себе, что могло быть с этими вампирами — моими друзьями, — когда они заключили себя в магию и проснулись через три тысячи лет в ветхой оболочке мира, который когда-то знали. Места, которые были свежими и яркими в их памяти, теперь лежат в руинах.
— Когда проклятие будет снято, вампиры восстановятся или уйдут из этого места?
— Мы вернем себе наш дом, и он будет лучше, чем когда-либо. В этом я уверен.
— Надеюсь, я смогу это увидеть, — мягко говорю я.
— Если ты этого желаешь, я позабочусь об этом.
Наша беседа заканчивается, когда мы снова входим в замок. Остальные члены группы уже спустились в часовню. Дрю стоит перед алтарем и смотрит на статую.
— Она так похожа на зал под крепостью. — Несмотря на то, что он говорит тихо, эхо в пещерном пространстве звучит гораздо громче.
— Эту крепость тоже построил король вампиров, — говорит Каллос. — Вполне логично, что они построили зал, посвященный более продвинутым искусствам крови.
— И кто бы мог подумать, что он будет продолжать использоваться и через три тысячи лет после образования Фэйда, — пробормотала Винни.
— Вот только статую Короля Солоса там снесли и заменили этой мерзостью.
— Статуя первого охотника, Терсиуса. Статуя, похожая на Человека-Ворона, — торжественно произносит Дрю.
— Она тоже была древней, — добавляет Вентос. — Выглядела такой же древней, как и эта.
— Значит, Человек-Ворон действительно может быть времен Солоса, — пробормотала Винни.
Ее размышления наводят на вопрос, о котором я раньше не задумывалась.
— Мне казалось, что вампиры не могут жить вечно?
— Естественно, нет. Но кровавое предание было создано для того, чтобы укрепить тело вампира. Ранней целью экспериментов было продление жизни. Однако, как и в случае с превращением человека в вампира, цена оказалась слишком велика, — говорит Каллос.
— Удалось ли кому-нибудь добиться успеха?
— Нет, и это было запрещено после того, как группа испытуемых сбежала. — Каллос качает головой. — Для этого требовалось огромное количество крови... взятой силой. А кровь, взятая силой, — это противоположность истинному преданию. Она не так эффективна и может быть использована только для особых ритуалов без интенсивного очищения.
Кровь, взятая силой, — противоположность истинному преданию... Я уже слышала, как это говорят. Если Солос был основателем кровавого предания, то почему он держал людей в качестве подопытных? Может быть, он на самом деле управлял их разумом и таким образом заставлял их свободно отдавать свою кровь? Это не имеет смысла. Я уставилась на статую, желая, чтобы она ожила и поведала мне секреты человека, в честь которого она была создана.
— Пойдемте дальше. Кузница здесь, — говорит Руван, прежде чем я успеваю высказать свои мысли вслух, и направляется к двери, ведущей в залы, которые мы занимали.
Остальная часть группы задерживается в главном зале, приступая к работе. Руван откланивается, заметив, что устал, и отправляется наверх. Я думаю, не последовать ли за ним, но Дрю ждет, когда я покажу ему кузницу, а у меня с братом есть время только до заката.
Оставшись вдвоем, я провожаю его в оружейную. Он, как и я, удивляется коллекции старинных охотничьих инструментов. А потом с удивлением смотрит на саму кузницу.
В детстве он, кажется, всегда обижался на кузницу. Это был труд. Это была работа, которую он никогда не должен был делать. Но сейчас его глаза блестят, когда он проводит кончиками пальцев по наковальне. Он осторожно осматривает наковальню, как будто сам собирается приступить к работе. Как и я в нашей семейной кузнице, он заканчивает работу у очага, проводит над ним рукой, ощущая его остаточное тепло не только ладонью.
В душе всегда будет запах раскаленного металла, дыма и копоти. Даже если его путь был иным. Мы оба из одной и той же первоначальной отливки.
Осмотр Дрю заканчивается, когда его взгляд наконец останавливается на мне.
— Ты выглядишь здесь как дома. — Слова звучат грустно и с какой-то тоской.
— Это кузница. Я всегда буду чувствовать себя как дома рядом с кузницей. — Я взбираюсь на один из столов, размахивая ногами.
— Нет, это не просто так, тебе комфортно среди них. Ты двигаешься и действуешь, как они. Ты сильнее, быстрее. Твое лицо стало более полным, а брови более спокойными. — После беглого осмотра моей работы Дрю прислонился к столу напротив, сложив руки. — Во всяком случае, ты выглядишь как дома, потому что вы ненадолго покинула нашу кузницу.
— Ты так говоришь, будто я должна был уйти из Деревни Охотников раньше.
— Это было бы хорошо для тебя.
— У меня не было выбора, где быть — в деревне или в кузнице. — Я пытаюсь понять, чего брат хочет добиться этой фразой. — Ты знаешь мои обстоятельства не хуже меня.
— И я на каждом шагу мечтал, чтобы они у нас с тобой были разными. — Он качает головой. — Ты должна знать, что это была одна из причин, по которой я учил тебя драться.
— Ты учил меня, чтобы я могла защитить Мать и себя.
— Верно. Но какая-то часть меня надеялась, что ты увидишь, насколько больше ты можешь быть. В тебе есть что-то большее, Флориан, чем просто талантливый кузнец. Может быть, я хотел, чтобы у тебя хватило сил противостоять обстоятельствам, когда ты будешь готова.
Эта мысль, его слова... такое ощущение, что я проглотила живых червей. Они неуютно копошатся во мне и вызывают тошноту. В его словах нет ничего плохого. Я знаю, что это не так. Более того, то, что он так близок к тем выводам, которые я в итоге сделала, вызывает у меня еще большее разочарование.
— Это была моя судьба. Я не могла ее изменить. Пока... — Мой голос прерывается. Я смотрю на гигантскую пасть кузницы. Я вижу Рувана, прислонившегося к одному из столов возле нее, моего тихого и надежного спутника, пока я работаю. — Пока я наконец не поняла, что судьба подобна металлу — кажется, что ее невозможно согнуть, пока не подвергнешь жару и давлению. Ты можешь выковать ее в ту форму, которую хочешь.
Дрю улыбается, искренне и грустно. Я понимаю его печаль. Впервые наши пути не совпадают. Мы не враги, но мы больше не находимся рядом друг с другом. Плечом к плечу, идем вперед. Каждый из нас стремится к одному и тому же, но теперь уже по-своему.
— И я вижу, что, изменив свою судьбу, ты стала охотнее привлекать к себе внимание поклонников.
Я тяжело сглатываю. Неприятное ощущение в моем нутре усиливается.
— У меня нет поклонника.
— Ты уверена? — Дрю вздергивает брови. Мне удается кивнуть. — Лорд вампиров знает об этом?
— Мы не... я не... не то чтобы... Поклявшиеся на крови — это... – Как мне объяснить то, с чем я едва успела смириться? Сколько бы мне ни удавалось заглушить в себе неуверенность, которая засела во мне, я не готова встретиться с оценкой Дрю.
— Ты всегда была ужасной лгуньей, Флор. — Дрю отталкивается от стола. Он поднимает голову и смотрит мне прямо в глаза. От его неодобрения никуда не деться.
Вдруг я снова стала девочкой.
— Только не говори Матери, — пискнула я.
Дрю разражается таким хохотом, что ему приходится отстраниться. По моим щекам пробегает алый румянец. Я уверена, что сейчас я краснее угля.
— О, Флор, из всех вещей — ты думаешь, что я расскажу Матери? — Он качает головой. — Зачем мне говорить ей, если мне нечего сказать.
— Нечего сказать? — повторяю я мягко.
— Не похоже, чтобы это увлечение куда-то ушло. — Дрю ранит меня сильнее, чем он думает. — Как только проклятие будет снято, ты вернешься в Деревню Охотников. Может быть, мы сможем отправиться в одну из тех поездок к морю, о которых мы всегда говорили в детстве. Наконец-то мы сможем уехать.
Содрогание моих внутренностей прекратилось, и теперь все было мучительно неподвижно. Больно дышать. Пальцы онемели.
Побережье... Когда-нибудь мы поедем на побережье. Обещания, которые мы давали себе в детстве, когда не понимали мира. Но скоро они могут стать реальностью. Я бы раз и навсегда освободился от Деревни Охотников и вампиров. Я смогу пойти куда захочу. Я должна быть счастлива. Почему же я все глубже погружаюсь в пустоту внутри себя?
— В чем дело? — Он чувствует мое недовольство.
— Я думала, что ты больше разочаруешься во мне из-за всего, что я сделала. — Я не могу откровенно лгать Дрю, поэтому останавливаюсь на полуправде. Не знаю, почему мне больно и от мысли, что я что-то значу для Рувана, и от мысли, что я для него ничто.
— Думаю, я должен был. — Он вздыхает и кладет руки на бедра. Движение неловкое. Он ожидал увидеть кобуры с серпами, а их нет. Я обязательно исправлю это, прежде чем он вернется в Мир Природы. — Мне кажется, я должен чувствовать и иметь свое мнение о многих вещах, в которых я сейчас не могу разобраться. Все происходит так быстро. Возможно, это в твою пользу, Флор. Я иду на поводу у всего, что происходит. — Он пожимает плечами. — Мы разберемся с этим, когда все закончится, и Человек-Ворон будет мертв.
Я думаю, не погружается ли он в бездну, позволяя всему остальному уноситься от него в далекое место, где не так больно. Я не высказываю своих подозрений. Некоторые вещи лучше не озвучивать.
— Я не стану грызться за подаренное золото, — говорю я.
— Только пообещай мне одну вещь. — Дрю берет меня за руку. — Будь осторожна.
Я киваю.
— Я стараюсь, насколько это возможно.
— Эти вампиры, возможно, пока на нашей стороне. Но они все еще вампиры, а ты все еще человек. Когда все закончится, приготовь свое серебро. Развлекайся, экспериментируй со своими новыми свободами здесь, учись у них всему, что можешь, но никогда не забывай, что может настать время, когда тебе или им придется перерезать горло.