Дуэль с Лордом Вампиром

ГЛАВА 28

Я стою в городе из камня и льда. Иней покрывает дверные проемы и пороги, древние сталагмиты цепляются за балконы, угрожая своими опасными остриями. Городские здания, которые я видела из замка, массивнее, чем я могла себе представить. Они возвышаются надо мной на несколько этажей. Крепость в Деревне Охотников всего четыре этажа в самой высокой точке, а я всю жизнь думала, что это самое высокое здание, которое только можно создать.

Повернувшись, я воспринимаю все это. Тишина. Снегопад, сверкающий в лучах солнца, танцующий на моих ресницах и завихряющийся в моем затаенном дыхании.

— Добро пожаловать в город. Темпост, колыбель вампиров. — Руван отпускает мою руку.

— Это... — Сияющие шпили, сверкающие булыжники, железная арматура по бокам зданий... от этой красоты у меня перехватывает дыхание.

— Это не так много, не сейчас. Но раньше...

— Это потрясающе. — Я снова обрела голос.

Удивленное молчание Рувана сменяется легкой улыбкой. За пределами замка он кажется светлее, немного выше ростом.

— Я рад, что тебе нравится.

— А как все было до этой длинной ночи? — спрашиваю я.

Взгляд Рувана становится мягким и отстраненным. Он смотрит на безмолвные улицы.

— По правде говоря, даже я не знаю.

— Не знаешь? — Я оглядываюсь через плечо, чтобы убедиться, что Винни и Каллос не находятся поблизости, и только после этого легонько касаюсь его локтя.

— Нет... Я родился уже после того, как было наложено проклятие. Даже будучи мальчиком, я видел лишь тень былой славы Темпоста. Народ уже становился Погибшими, они убивали друг друга, чтобы выжить. Но во времена расцвета город был великолепен. — В его словах звучит тоска, ностальгия по тому, чего он никогда не знал. — Старейшины говорят, что в течение месяца все было тихо, но во время праздников, которые проходили в полнолуние, улицы заполнялись людьми всех мастей. Они...

— Кажется, все чисто. — Винни выбегает из-за большого соседнего здания, прерывая размышления Рувана, и Каллос идет позади. Я быстро опускаю руку, надеясь, что они не заметили.

— Это хорошо. — Руван проводит ладонью по пуговицам своего пальто. Никогда еще железные пуговицы не вызывали у меня такого восхищения. Но то, как они скользят под его длинными изящными пальцами, прежде чем расстегнуться, завораживает. Это почти заставляет меня облизывать губы. Мне хочется медленно провести языком по кончикам зубов. Почувствовать, есть ли у меня...

Мое сознание переполняют мысли.

Клыки.

Именно об этом я и думала.

Я вдруг сосредоточился на архитектуре зданий, на планировке улиц, на чем угодно, только не на нем.

— Ты готова? — говорит Каллос таким тоном, что я думаю, что он спрашивает об этом не в первый раз.

— Да, конечно. — Я опускаю руку на серп, когда мы приближаемся к громадному строению впереди.

Колонны выстроились вдоль его фасада. Вход в здание представляет собой арку, настолько массивную, что в нее может проехать лошадь с телегой. Над ним — герб и гравировка, покрытые толстым слоем инея и снега, что делает их неразборчивыми.

— Ты в порядке? — тихо спрашивает Руван, когда мы приближаемся. Винни и Каллос идут впереди. Винни я ожидала, но Каллос, идущий в бой во главе отряда, — это нечто такое, чего я не ожидала от этого мужчины.

— Я готова. — Я быстро киваю, держа руку на рукояти серпа.

Руван тихонько хмыкает, похоже, от удовольствия. Он снова недооценивает меня, как и тогда, когда мы только спустились в старый замок. Я ему покажу. Я...

Мои мысли останавливаются во второй раз, ноги зеркально отражают мои шаги, останавливаясь на месте.

Я стою в двухэтажном атриуме. Снег падает через треснувшее стекло купола. Прямо передо мной — каменный стол, обрамленный мрамором. Его кресло давно превратилось в пыль.

Но то, что подвешено под куполом, поглощает все мое внимание. Над головой — массивный скелет крылатого чудовища. Клыки, превосходящие по размерам меч Вентоса, направлены на меня, словно он собирается опуститься и поглотить меня одним укусом. Когти, более острые, чем мой серп, тянутся от четырех ног. Все это держится вместе и подвешено на проволоке, на изготовление которой кузнец, должно быть, потратил несколько часов.

— Что... что это за место? — пробормотала я, расслабляя руку на боку. Как бы ни был страшен скелет, он не собирается оживать и нападать на меня.

— Музей, — повторил Каллос, несколько ошарашенный. От того, как он смотрит на меня, жар смущения обрушивается на меня, соревнуясь с холодом в воздухе, и побеждает.

— Ну, это очевидно, — говорю я решительно. Слишком решительно. Руван вздергивает серебристую бровь.

— Да, но мы направляемся сюда. — Каллос огибает стол и направляется во второй атриум, где статуи стоят на страже.

Мы огибаем боковую лестницу, ведущую на мезонин. Я все время сосредоточена на статуях. Одна из них увенчана короной, похожей на часовню в замке. Две другие грациозно застыли в танце — фейри с крыльями бабочки и человек, смеющиеся, обхватившие друг друга руками. Другая рассказывает о человеке и его враге — горном льве. Четвертая — ужасающий образ вампира, который я представляла себе задолго до приезда в Мидскейп: женщина, сгорбившаяся над обмякшим телом, по подбородку которой застывшими струйками стекает каменистая кровь.

Все, мимо чего мы проходим, покрыто тонким блеском инея и пыли. Безвременье и неизмеримый возраст, застывшие вместе и зависшие в вечности. Я не хочу ни к чему прикасаться. Не хочется дышать.

Эти залы кажутся мне запретными. Они не похожи ни на что, что я когда-либо видел, о чем даже не смел помыслить. Мне не суждено быть здесь. И все же, все же...

Мое сердце бешено колотится.

Каждый поворот, каждый коридор, по которому мы спускаемся, вызывает волнение. Плачущие картины заставляют меня собирать их краски воедино, представляя, какими они могли бы быть, какими могли бы стать. Статуи смотрят на меня безмолвными глазами. Все это не волшебство, как я предполагала вначале, но все это захватило меня, схватило мое воображение за зубы.

Я еще не успела оглянуться на это удивительное место, как Руван говорит:

— Вот мы и пришли.

Мы остановились в длинном узком коридоре. Здесь еще больше скелетов, но они не похожи на огромное чудовище у входа. Они держатся вертикально за счет прочных металлических стержней, проходящих через их сердцевину, а не подвешены к потолку. Между ними стоят статуи, поначалу грубые, но по мере продвижения по залу приобретающие все большую утонченность. Стены вокруг них украшены картинами и гобеленами.

— Сюда, — говорит Каллос, направляясь к одной из ближайших статуй. Он счищает иней и грязь с таблички перед ней. Пока он это делает, я сосредоточиваю внимание на самой статуе. На ней изображены двое мужчин, сцепивших руки под полной луной. — Первый лунный договор.

Я читаю надпись.

— Вампир и.… лыкин?

— Наши небесные братья. Предки лыкинов тоже находили силу в луне. Но наши пути сильно разошлись, когда их вожди заключили договор с древними духами глухих лесов, чтобы получить их силу. Вампиры таких договоров не заключали и отступили в наши горы. — Каллос указывает на череп на постаменте. — Видишь, здесь вампиры изначально не так уж сильно отличались от людей. Мы еще не знали предание о крови, поэтому у нас не было причин для клыков.

Я смотрю на череп вампира без клыков. Каллос прав. Он почти такой же, как у человека. Только вот даже черепа у них более красивые, нежные. Кость идеально гладкая, словно изваянная из цельного куска мрамора.

— Вампиры были физически изменены с помощью кровавого предания?

— Да, это был единственный способ выжить, — торжественно говорит Руван.

— Вампиры были слабы от природы, — говорит Каллос, ведя нас по коридору. Там висит выцветший портрет с изображением рядов кроватей, на которых лежат мужчины и женщины. Служители застыли между рядами.

— У нас была своя сила, — возражает Винни на то, что ее называют слабой.

— Была. Мы могли использовать силу вращающейся луны, чтобы вычерпать глубокую магию, с помощью которой мы могли совершать чудесные магические подвиги, читать по звездам или создавать великие произведения искусства, — соглашается Каллос. — Но только в то время. Это заставляло первых лордов и леди бояться внешнего мира — по сравнению с остальными жителями Мидскейпа и их магией мы были слабы. Поэтому мы укрепились в своих горах и принимали других только в полнолуние.

— И тогда началось кровавое предание, — пробормотал Руван, когда мы остановились перед еще одной статуей Короля Солоса. На нем та же корона, что и в часовне — правда, из камня, а не из железа и рубинов. — С помощью магии крови мы смогли укрепить наш народ не только в полнолуние. К вампирам добавилась новая кровь со всей ее силой и опытом.

— С каждым добавлением мы становились быстрее и сильнее. Мы могли полностью открыть свои границы для торговли и путешествий, как это делали все остальные королевства. Темпост стал оплотом искусства, культуры и музыки. Мы читали по звездам, а фейри пели о нашей способности видеть душу человека через его кровь, — с гордостью говорит Каллос.

— И только посмотрите на нас сейчас... — пробормотала Винни, проводя пальцами по перилам и основаниям статуй. — Как сильно мы пали. Как недолговечно все это было. Как легко та магия, что создала нас, и уничтожила нас же.

Каллос смотрит ей вслед, полный отчаяния. В его глазах светится тоска, от которой у меня болит сердце.

Руван, видимо, тоже это видит, потому что говорит:

— Почему бы тебе не сводить Винни посмотреть гобелены? Я знаю, как она любит шить.

— Ты уверен? Как архивариус, я обязан вести учет истории, — возражает Каллос, неловко сдвигаясь с места. — Есть еще что обсудить о Короле Солосе и первых людях в Темпосте.

— Как нынешний лорд вампиров, я думаю, что вполне могу взять на себя эту ответственность. — Руван наклоняет голову в сторону Винни; она осматривает то, что выглядит как копия города Темпоста в его кальдере.

— Хорошо, кричи, если возникнут проблемы, — говорит Каллос и бросается туда, где бродит Винни. Они обмениваются несколькими словами и вместе исчезают в боковом коридоре.

— Надеюсь, ты не против. — Руван поворачивается ко мне. — Он редко остается с Винни наедине. Я подумал, что это будет приятно для них.

— Каллос и Винни ухаживают друг за другом? — Я медленно соображаю в таких вещах. Зная, что мои ухаживания всегда будут формальными, короткими и в основном организованными семьей, крепостью и городом, я никогда не обращала внимания на их способы. Может быть, если бы все было иначе и я была бы более опытной, я бы не чувствовала себя сейчас вечно холодной и горячей рядом с Руваном.

— Пока нет. Может быть, не будут никогда.

— Никогда?

Руван слегка пожал плечами.

— Ничто не гарантировано.

— Ничто не является таковым, — соглашаюсь я, переплетая свои пальцы с его пальцами. — Возможно, именно поэтому они и должны.

Он тихонько хмыкает и опускает глаза, пытаясь скрыть улыбку. Неужели это призрак румянца на его щеках?

— Возможно, ты права. Если бы не проклятие, они, скорее всего, никогда бы не встретились.

— Почему?

— Винни готовилась стать членом стражи замка. Каллос только что получил должность старшего преподавателя в академии.

— Академия? — Еще одно незнакомое слово.

— Не удивляйся. Вампиры были одними из первых, кто начал записывать историю. Мы считали своей обязанностью записывать настоящее и прошлое, а также будущее, которое мы видели с помощью магии крови. Наши летописи датируются практически временем образования Вэйла — барьера, отделяющего этот мир от Запределья.

— Как давно это было? — Я следую за ним, пока он приближается к миниатюрному городу, который только что осматривала Винни.

— Около шести тысяч лет назад.

Шесть тысяч лет... Я опираюсь руками на край каменного стола, на котором был построен миниатюрный город. Мне нужно что-то прочное. Шесть тысяч. Это такой долгий срок. Дольше, чем существует Деревня Охотников. Дольше, чем все, что я когда-либо знала.

— Интересно, есть ли в моем мире что-нибудь столь же древнее, — шепчу я.

— Я уверен, что есть. Мир Природы и Мидскейп когда-то были единым миром живых. До того, как он был отдан людям, большая часть земли была занята эльфами, фейри, вампирами, мерами, лыкинами и кто знает, какие еще волшебные чудовища и звери бродили по ранним землям, о которых мы сейчас можем только мечтать — дриады или драконы. — Руван переходит на противоположный край стола. Он показывает на высокое здание. Я узнаю в нем то самое, на которое Квинн смотрел из окна моей кузницы. — Здесь находится академия. Здесь музей. И, конечно, ты знаешь замок на горе. Но мое любимое место во всем городе — это башня звезд, вот здесь, на этом хребте. — До моего рождения она была разрушена Погибшими. Но я видел ее изображения в книгах и слышал рассказы о стеклянных дисках, в которых звезды были прямо перед глазами, так близко, что ни один кусочек будущего не мог ускользнуть от тебя.

Пока Руван говорит, он указывает. Я следую за ним, дрейфуя по музею рядом с ним, впитывая столько истории вампиров, сколько может поместиться в моих ушах. Я узнаю больше важного — узнаю о том, как вампиры и лыкины в конце концов разделили территории из-за того, что лыкины были не согласны с тем, как вампиры относились к кровавому преданию. Первые считали, что кровь можно брать только у животных, если вообще можно, а вампиру нужна была кровь, обогащенная опытом, чтобы получить от нее силу. Я узнаю о том, как полгорода было построено после того, как началась история крови, скорость и сила, которые она дала вампирам, позволили им строить в два раза прочнее, в два раза быстрее.

Я узнаю о важных заметках по истории. Его. Моей. Нашей. Что мой дом когда-то находился на территории вампиров. Что крепость, которую охотники сделали своим домом, на самом деле была юго-западными воротами замка, и именно поэтому стена тянется до самого моря, обратно через Фэйд и к замку, частью которого она когда-то была.

У меня, конечно, есть вопросы. В деревне говорят, что крепость и стены были сделаны первым охотником. Но я не противоречу Рувану. Я не хочу делать ничего такого, что заставило бы его замолчать. Его голос восхитителен.

Более того, в последний раз мне было так интересно, когда мать впервые показывала мне, как делать серебряную сталь. Но это были знания, о которых я уже имела некоторое представление. Все, что рассказывает Руван, для меня новое. Я хочу знать все это. Я приняла его с распростертыми объятиями, а теперь хочу попытаться принять и истину наших миров, какой бы она ни была.

— Что там? — спрашиваю я, указывая направо, когда мы доходим до буквы «Т» в конце коридора, по которому мы шли.

— Там... — Он хмыкает. — Думаю, это доспехи древности.

Я резко вдыхаю. Старинные. Доспехи. Вампира. Я должна это увидеть.

— Хочешь посмотреть? — Руван читает мои мысли и протягивает руку с теплой улыбкой. Мое сердце делает скачок.

— Я думала, ты никогда не спросишь! — Я беру его за руку и тяну за собой по коридору.

Он разражается смехом, ярче которого я никогда не слышала. Смех его совпадает с мерцающим золотом его глаз и безупречной платиной его волос.

— Ты хоть знаешь, куда идешь?

— Нет, но я намерен найти по дороге все, что смогу!

— Я выпустил монстра. — Он продолжает смеяться всю дорогу, пока я тащу его за собой, перенося из комнаты в комнату.

— Ты ошибаешься, — говорю я.

— В чем?

Я слегка ухмыляюсь через плечо, глядя на его бесплотное лицо. Тепло его руки вокруг моей. Как же я ошибалась...

— Мы никогда не были монстрами.

Солнце висит низко в небе, и к тому времени, когда мы закончили обследовать все уголки музея, мой желудок уже урчал. Мы с Руваном оказались в саду скульптур на крыше, превратившемся в зимнюю страну чудес. Безмолвные статуи смотрят пустыми глазами сквозь лед, который так стар, что посинел.

Руван прошел вперед и теперь прислонился к перилам, давая мне время и пространство, пока я не буду готова присоединиться к нему.

— Похоже, тебе понравилось. — Он улыбается, но улыбка не достигает его глаз.

— Я никогда раньше не была в подобных местах. Я не знала, что они существуют, — наконец призналась я. Я ожидала, что он будет смеяться надо мной за это признание, но вместо этого он выглядит смущенным. Он действительно собирается заставить меня все объяснить. — В Деревне Охотников нет ничего подобного. Несмотря на то, что мы все еще действующий, живой город, у нас нет ни музеев, ни академий, ни концертных залов, ни... как ты это назвал? То место, которое было у Темпоста давным-давно, с множеством клеток, в которых содержались диковинные звери разных форм и цветов?

— Зоопарк?

— Конечно, в деревне никогда не было зоопарков. — Я тихонько смеюсь и опираюсь локтями на перила. Морозный камень обжигает холодом, и, как ни странно, это приятно. Острота приятна. Благодаря холоду и свежему воздуху голова прояснилась, как никогда за последние годы. — Если бы у нас было много разных зверей, мы бы, наверное, их съели.

Ветер становится третьим спутником, когда он набирает силу, срывается с вершин и бьет меня по лицу, как будто сам мир тянется к моим щекам и шепчет, Все будет хорошо, не плачь.

Я не плачу, хочу ответить я. Но не могу из-за комка, внезапно возникшего в горле.

Его рука легонько ложится на мою.

— Расскажи мне побольше о деревне.

— Ну, мастер охоты контролирует все. При нем есть небольшой городской совет, который помогает вести повседневные дела за пределами крепости. Они...

— Нет, Флориан, расскажи мне о деревне своими глазами. Каково тебе там было?

Я встречаю его взгляд, и комок в горле становится все сильнее. Я с трудом подбираю слова. Кричу. И ослабляю свои голосовые связки горьким смехом.

— Обо мне позаботились. Я была. — Я не совсем понимаю, почему мне так необходимо это подчеркивать. — Я выросла в любви своей семьи... но это единственная любовь, которую я когда-либо знала. Для города я всегда была кузнечной девой, девушкой, которую выдадут замуж вскоре после того, как она достигнет женского возраста. У меня было все, что я хотела, но я никогда не могла просить о большем. И мечтать не могла. — Я смотрю на разрушающийся город. — В кузнице царили шум и жизнь, но даже там я была чужой. Мой молот двигался для других.

— У меня никогда не было искусства. Музыка, но редко, только по особым случаям, и она никогда не была для меня просто развлечением. У меня не было ни истории, ни математики, ни образования за пределами кузницы. Все, что я когда-либо знала, — это выживание. Мои телесные потребности удовлетворялись, в то время как душа голодала. — Никогда еще я так не ненавидела свой дом, как в этот момент. И все же, несмотря на все это, я по-прежнему люблю его. Это все еще дом. — Интересно, а первые охотники наложили проклятие со зла? — тихонько размышляю я вслух. — После того как образовался Фэйд, наш мир стал таким маленьким, и мы были так отрезаны от всех здешних чудес. У нас ничего не было.

Руван молчит довольно долго, и я в конце концов смотрю в его сторону. Он смотрит за горизонт, брови слегка согнуты.

— Или они наложили проклятие из ненависти к тому, что Король Солос мог сделать с теми первыми людьми во время открытия кровавого предания. Музей рисует создание кровавого предания в радужных тонах, потому что это наша история. Оно помогло нам. Но при этом умалчивается о том, какой ценой это далось людям в то время. — Руван качает головой. — Разве я лучше их? Я хладнокровно убил вашего мастера охоты.

— Ты считал его анкером проклятия.

— Я бы убил твоего брата, если бы ты не вмешалась. — Его торжественные слова притягивают мой взгляд к нему. Ветер шепчет между нами, но он звучит как завывание бездны. Впервые за несколько недель я чувствую себя далеко от него. — Я был бы не лучше Солоса, проливая человеческую кровь, потому что мог — потому что в тот момент именно я обладал силой.

— Кстати, о Солосе, — начинаю я и тут же замираю, подыскивая слова. Я знаю, о чем должен спросить, и все же опасаюсь. Все, что они говорили об этом короле, обрывки фраз, упоминания о людях... все это не сулит ничего хорошего для того, что мне нужно знать. — Ты привел меня сюда под предлогом объяснить, почему Солос никогда не будет работать с человеком.

— Наверное, да. — Он колеблется. Я чувствую дискомфорт, сочащийся из каждого его дюйма. Я вижу это по тому, как он смещает свой вес, слегка сгорбив плечи.

— Расскажите мне, я предпочту знать всю правду, а не радужную. — Я встречаю его взгляд и удерживаю его внимание, устраняя все сомнения в том, что я собираюсь оставить этот вопрос.

Он тяжело вздыхает и молчит ненормально долго. Я перекладываю свой вес на перила, пока моя кожа не онемела и не посинела. Наконец, когда Руван заговорил, то медленно и с болью.

— Согласно истории Джонтуна, первыми людьми, пришедшими в Темпост, была небольшая группа путешественников, прибывших на праздник полнолуния. Они хотели изучить магию вампиров. И они получили больше, чем рассчитывали.

— Солос обнаружил, что человеческая кровь обладает большей силой и мощью для нас, чем другие. Возможно, из-за их связи с дриадами, которые впервые создали их. Возможно, из-за ритуалов фейри, которым их обучали. Скорее всего, это комбинация. Но они были слишком ценны для вампира, чтобы просто отпустить их после фестиваля. Они пришли к нам, ожидая тепла и гостеприимства, как фейри... а потом так и не увидели своих домов.

— Они стали пленниками?

Руван слегка кивает.

— Большинство вампиров не знали, что происходит в то время. Даже записи Джонтуна из замка о действиях Солоса кратки. Он укрыл свой народ от тяжести своих преступлений.

— Что же говорится в этих записях? — Мой желудок уже подрагивает, но я все равно спрашиваю. Я должна знать. Я не могу оставить этот вопрос без внимания.

— Человеческая кровь использовалась для раскрытия кровавого предания и усиления вампира. В конце концов, несколько человек были потеряны в результате экспериментов по укреплению тела. — Он повесил голову. — Эти записи были найдены лишь много позже... но, даже если большинство вампиров не знали всего масштаба происходящего, это не оправдывает их. Наша сила была оплачена жизнями невинных.

Я снова смотрю на город, позволяя словам впитаться в меня. Все эти возвышающиеся здания и их великолепие были построены благодаря силе кровавого предания, питающей вампиров. Их красота несколько омрачена непростительной историей.

— Когда это закончилось? — спрашиваю я.

— Незадолго до того, как было наложено проклятие. После смерти оставшиеся люди были уведены одним из своих... и в конце концов оказались по ту сторону Фэйда. Солос не смог переправиться со своими армиями, чтобы вернуть их. Когда он попытался послать туда поисковый отряд, люди вступили в бой.

— Первые охотники, — понимаю я. Эта группа людей, спасаясь от ужасов, стала основателями Деревни Охотников. Наша история с самого начала была пропитана кровью и ненавистью к вампирам. — Вот почему ты решил, что якорь анкер находится по ту сторону Фэйд, и почему именно охотники заложили его.

— Я не могу сказать, что мы не заслужили проклятия. — Его признание поразило меня. О проклятии всегда говорили как о самом ужасном, что случилось с вампиром. Но истинная история гораздо сложнее. — Я не жду, что ты простишь меня за поступки моих предков, но я сожалею о них. И как только проклятие будет снято и сила вампира восстановится в полном объеме, я сделаю все возможное, чтобы загладить свою вину перед жителями Деревни Охотников.

Я молчу. Ветреный воздух Темпоста леденит мои мысли. Я ищу в глубине себя раскаленную ярость, которую когда-то испытывала к вампирам, и ничего не нахожу. Она остыла и превратилась в более твердую решимость — в ту женщину, которой я стараюсь стать. Даже перед лицом этих откровений я все еще не ненавижу этих людей. Проклятие было наложено три тысячи лет назад. За сто лет до рождения самого Рувана.

Руван отходит в сторону. Я хватаю его за руку и за щеку, возвращая его взгляд к своему.

— Я буду держать тебя за это, ты знаешь, — говорю я мягко, но твердо.

— Ты меня ненавидишь? — шепчет он, глаза блестят.

— Опять ненавижу? — Я слабо ухмыляюсь. Он хмыкает от удовольствия. Это самое близкое к легкомыслию, что мы можем сейчас найти. — Не ты накладывал проклятие. Я не виню тебя за это и не виню за то, что ты хочешь спасти свой народ. Это проклятие, оправданное или нет, когда оно было наложено, сейчас вредит всем нам. Я думаю, что основатели деревни хотели бы, чтобы оно закончилось, если бы знали, что их собственный народ пострадает и будет навсегда связан с вампиром. Мы должны двигаться дальше.

Руван смотрит на меня так, словно я источник луны и звезд. Его губы слегка раздвигаются, лицо расслабляется, и на короткую секунду мне кажется, что он вот-вот заплачет. Но потом — смех.

— Можно я тебя поцелую? — спрашивает он. Учитывая наши действия по отношению друг к другу, я удивлена, что он считает нужным спрашивать. И все же, после нашего сегодняшнего разговора, я ценю это — и его за это — еще больше.

— Можно.

Он притягивает меня к себе, целует крепко, но нежно, и на краткий миг мир замирает.

В этом поцелуе нет ничего особенно чувственного. Возможно, именно отсутствие похоти делает его еще более сладким. Это выражение чистой радости и согласия с мужчиной, которого я узнала и о котором забочусь. Сегодняшнее посещение музея было, возможно, одним из лучших дней в моей жизни, и именно этот человек — не лорд вампиров или его предки — подарил мне его.

Я собираюсь сказать ему об этом, пока мы наклоняемся, но тут вдали раздвигаются тучи. На нас падает луч солнца, окрашивая все в золотистый цвет. Это было бы живописно, если бы Руван не поморщился.

— Хочешь зайти внутрь? — мягко спрашиваю я. Я думаю, не стало ли солнце более жгучим с развитием проклятия на нем. Это еще одно напоминание о том, что он исчезает из этого мира. Ему не суждено долго оставаться с нами.

— Нет, я хочу увидеть закат. Я не знаю, сколько мне осталось увидеть. — От того, что он озвучивает мои мысли вслух, становится еще хуже.

— Тебе нужна моя кровь? — спрашиваю я.

— Не здесь, — пробормотал он, внезапно почувствовав дискомфорт. Неужели он не хочет, чтобы Винни или Каллос увидели? Они, конечно, уже знают о нас. — Я не должен... Я слишком многого от тебя требовал, Флориан. Сегодняшний день действительно расставил все по своим местам.

— Все? — повторяю я.

— Моя история. То, что мои предки делали ради собственной выгоды, не зная или не заботясь о том, какой ценой это досталось. Я хотел быть лучше их. Даже когда я стал грубияном и забрал тебя, я поклялся, что не буду таким чудовищем, каким ты меня считаешь.

— О чем ты говоришь?

— У меня не было намерения использовать тебя ради твоей крови. Моей единственной целью было заставить тебя открыть дверь.

— Никогда? — Неужели он хочет сказать, что эта мысль ни разу не приходила ему в голову?

— Ну, возможно, если бы ты стала проблемой, — признается он с несколько застенчивой улыбкой, которая быстро сходит на нет. — Но никогда не было ничего подобного тому, что произошло.

Так много всего произошло за столь короткое время. Трудно сказать, на чем именно он сосредоточился в первую очередь. «То, что произошло» между нами, вряд ли кажется плохим. Но, возможно, ему нужно личное пространство, чтобы разобраться в ситуации. Наш разговор, несомненно, вызвал голоса его прошлого, так же как у меня они всплыли сегодня утром.

— Извини, что не стала проблемой. — Я стараюсь сохранять легкомыслие. Я получила удовольствие от сегодняшнего дня, несмотря ни на что, действительно получил. Я не хочу, чтобы в конце все стало кисло.

— Думаю, ты точно не стала ей, — пробормотал он.

— Тогда это взаимно, — мягко соглашаюсь я. Ты должна пытаться убить его! часть меня все еще ворчит. Не отпускай его руку, шепчет из глубины моей груди другой голос, мягкий, сильный и чуждый всему тому, чем я себя считала. Он доносится эхом из того места, которое раньше было задушено и в основном игнорировалось.

Шаги хрустят по снегу и льду позади нас. Я медленно, неуверенно убираю свою руку с его.

— Вы двое готовы отправиться в обратный путь? — спрашивает Каллос. — Уже поздно.

Руван отталкивается от перил. Я ожидаю, что он скажет «да», но он удивляет меня, когда говорит:

— Пока нет.

— О? — Винни слегка наклоняет голову.

— Я решил взять Флориана в академию.

Винни и Каллос обмениваются взглядами, в которых звучит невысказанный разговор, который, похоже, могут различить только они. Наконец Каллос заговорил.

— Я думаю, это хорошая идея.

— Я тоже. — Винни говорит более неохотно, но ее согласие кажется искренним.

— Вы согласны? Оба? — Руван удивлен.

— Флориан должна продолжать узнавать о нас. И помимо кровавого предания, в нашей истории нет ничего более важного, чем долгая ночь, — говорит Каллос.

— Может быть, нам снова продолжить? — спрашивает Винни.

— Мне кажется, я бы хотел проводить Флориан один.

— Уже поздно, милорд. — Она смотрит на заходящее солнце.

— Мы ненадолго, вернемся задолго до наступления настоящей ночи. — По тону Рувана понятно, что он не хочет, чтобы его снова допрашивали.

Каллос, похоже, уловил это. Он кладет руку на плечо Винни.

— Наш лорд может позаботиться о себе сам, но мне, конечно, не помешает сопровождение.

— Хорошо, — соглашается Винни. — Все равно Вентос хорошо патрулирует академию. Но если вы не вернетесь в течение часа, мы все придем вас искать.

— Я не ожидаю ничего меньшего от своих верных вассалов. — Руван улыбается и протягивает мне руку. — Пойдем?

Я беру ее, и мы уносимся в темноту.

Когда мир рематериализуется, мы стоим перед тем местом, которое, как я точно знаю, является академией. Даже если бы Руван не указал мне ее на миниатюре города, я бы узнала ее архитектуру с первого взгляда. От остроконечной арки над входом до четырех колокольных башен — она была выбита на ландшафте моих снов, привязана к этому невозможному обстоятельству, в которое я попала.

— Сюда. — Движения Рувана, когда мы входим внутрь, отличаются торжественной почтительностью. Я стараюсь следовать его примеру, не совсем понимая, чего ожидать, когда мы поднимаемся по лестнице. Он останавливается без предупреждения. — Это место... Ты ни словом не обмолвишься о нем тем, кто живет в Деревни Охотника?

— Клянусь.

— Что бы ни случилось? — Золотые глаза Рувана пронзительны. Интенсивные. Пронзительные.

— Неважно, что произойдет, — кивнув, отвечаю я. — Каллос обещал уничтожить информацию о Деревни Охотников, которую я ему передала, если мы не справимся с проклятием. Я обещаю то же самое с тем, что ты собираешься мне показать.

Напряженность исчезает с его лица, и он протягивает мне руку, сжимая ее. Это движение знакомо и успокаивает. Оно дружеское, но в то же время какое-то более интимное.

Мы доверяем друг другу, глубоко и искренне. Когда это произошло?

Он ведет меня под главную арку.

Сразу за входом в академию — небольшая комната. Там стоит каменный стол, а за ним на стене начертан символ, которого я никогда раньше не видела. Я могу сказать, что это еще одна метка крови, но не знаю, чья она. Мы продолжаем идти по коридорам академии, направляясь прямо к тому месту, где находятся горы, а затем спускаемся вниз.

Сначала коридор имеет правильную форму, но после еще двух комнат и еще одной двери он становится неровным и неправильной формы. Это не хорошо спланированный проход, от него веет спешкой. Отчаяние. Необъяснимое беспокойство подкатывает к горлу. С трудом сглатываю и пытаюсь прогнать это ощущение, но с небольшим успехом.

Мы останавливаемся перед железной дверью. Я понимаю, что что-то не так, по тому, как Руван резко останавливается, протягивая руку, чтобы удержать меня. Защитить меня. Он глубоко вдыхает, и его поведение меняется. Его мышцы напряжены. Кажется, что воздух вокруг него вибрирует от силы.

Он готовится к битве.

Я беру свой серп и медленно ползу рядом с ним. Руван распахивает дверь, и я готова наброситься на него. Движение почти заставило меня замахнуться, но в последнюю секунду я остановилась.

Тишину прорезает рычащий вопрос.

— Что ты здесь делаешь?