Дуэль с Лордом Вампиром

ГЛАВА 38

Мы лежим в блаженстве. Наша плоть срослась, но сырая от укусов. Мы впились друг в друга. Тела скользкие, души полные.

Я смотрю в потолок и слушаю его дыхание. Мы еще не произнесли ни слова. Последними звуками, наполнившими комнату, были стоны и движение.

— Флориан. — Он наконец нарушает тишину. — Это было слишком... Ты в порядке?

Я поворачиваюсь к нему лицом. Я обнаружила, что больше не возражаю против того, чтобы он лежал на подушке рядом со мной. Голоса, которые говорили мне, что я должна испытывать стыд за то, что я сделала, наконец-то замолчали, раз и навсегда.

— А почему бы и нет?

— Первый раз для женщины может быть болезненным, и я думаю, что мне следовало быть полегче с тобой.

— Кощунство. — Я слегка ухмыляюсь. — Если бы мне нужно было больше пауз или больше нежности, я бы попросила. Я хотела именно того, что ты дал.

— Хорошо. — Он перекладывается на бок и проводит кончиком пальца по моей руке. Даже несмотря на это, он оставляет после себя покалывание. — Ты довольна?

Да. Но я все равно спрашиваю:

— А что бы ты делал, если бы я отказалась?

— Работал бы до тех пор, пока не согласилась бы. — Он облизывает губы.

— Я могу оценить трудолюбивого работника.

— Как и я. — Движение руки Рувана останавливается на моей. Наши пальцы переплетаются. — Могу я спросить тебя кое о чем?

— Все, что угодно, — говорю я и говорю серьезно.

— Ты сказала, что в Деревне Охотников у тебя не было выбора, с кем заключать брак. Это правда?

— Ты же знаешь, я не могу тебе лгать.

Он усмехается.

— Очень верно. — Выражение его лица становится более серьезным по мере того, как наши тела остывают, а головы проясняются. — Почему у тебя никогда не было выбора?

— В Деревне Охотников все содержится в порядке, и мы все в это верим. По этой причине в деревне почти нет преступности. Никто не голодает, за исключением крайних случаев. Люди одеты и укрыты. Безопасность — это наша награда за те жертвы, которые мы приносим, защищая мир от вампиров.

— Звучит как много жертв. — Он задумчиво проводит клыком по нижней губе. Я даю ему возможность обдумать свои следующие слова. — Если бы за тебя решали, кто бы принял такое решение?

— Для обычных людей в деревне это были бы они сами. Конечно, им нужно одобрение родителей, а может быть, и городского совета, но в сватовстве им редко отказывают. Для кузнечной девы эта честь принадлежит мастеру охоты, поскольку это очень уважаемая должность. Обычно в мужья кузнечной деве выбирают одного из сильнейших охотников, чтобы защитить род и укрепить союз кузницы и крепости.

Руван наблюдает за тем, как я говорю, губы сжаты в жесткую линию, которую я не понимаю.

— В чем дело?

— Ты когда-нибудь думала о том, чтобы сбежать?

— Ни разу. Я смирилась со своей судьбой.

— И какой же будет эта судьба, когда ты станешь свободной? — Он придвигается ближе, поглаживая меня по щеке и шее. Его руки на мне — знакомое, желанное ощущение. — Когда проклятие будет снято и вампиры поклянутся никогда больше не нападать, что ты будешь делать?

Я перевернулась на спину и уставилась в потолок. Кончики его пальцев рисуют ленивые круги по всему моему телу. Но его прикосновения не отвлекают меня от моих мыслей. Я существую в том месте, которое пока еще только гипотетическое. Не совсем реальное. Еще нет.

— Тебе понадобится время, чтобы полностью избавиться от всех Погибших. Я уверена, что еще некоторое время понадобится Деревня Охотников и горячая кузница, чтобы Погибшие не забредали в Мир Природы.

— Но разве это то, чего ты хочешь?

— Мне нравится кузница. — Я поднимаю на него глаза. — Я люблю тепло, возможности. Для меня это дом, и так будет всегда.

— Моя кузнечная дева — хотя, полагаю, уже не такая дева.

Я смеюсь, а Руван наклоняется вперед и крепко целует меня в губы, после чего со вздохом отстраняется. Он тоже ложится на спину, и его бок выглядит таким пустым, что я вынуждена перевернуться и прижаться к нему. Его рука обхватывает мои плечи, моя голова лежит на его груди.

— И это все? — спрашивает он. — Только кузница для тебя?

— Я не уверена... Возможно, какие-то путешествия, возможно, семья... Думаю, я хочу разобраться в этом по ходу дела. — Я зеваю. — Что ты будешь делать, когда освободишься от проклятия?

— Совет решил три тысячи лет назад, когда началась долгая ночь, что тот лорд или леди вампиров, который снимет проклятие, станет нашим правителем. Все лорды и леди, выбранные в линии престолонаследия, были выбраны в зависимости от того, насколько они были близки по титулу или кровному родству к трону на момент начала ночи. Так что, если — когда — мы снимем проклятие, я стану королем.

Я пытаюсь представить себе это. Мои мысли становятся мутными и мечтательными. Я представляю себе тронный зал, где-то в этом замке, который мне еще предстоит увидеть. Трон железный, как корона, покоящаяся на статуе Солоса в часовне. Он облачен в плащ из малинового бархата, и все вокруг сияет. Мир яркий. В Темпосте тепло.

— Ты будешь хорошим королем, — бормочу я, веки тяжелеют и медленно закрываются.

— Я буду стараться. Ради вампиров... и ради людей Деревни Охотников.

— Ты обещаешь? — спрашиваю я, смутно осознавая, что ни в одном из наших планов не было упоминания о том, какое будущее ждет нас с ним.

— Я клянусь тебе. Пока я дышу, я буду защищать тебя и твой дом.

Рассвет врывается в окно. Я спала совсем недолго. Большую часть ночи я провожу без сна, кувыркаясь между простынями с ним, моей любовью, моим королем, моим поклявшимся на крови.

Длинные изящные пальцы перебирают мои волосы, убирая их с лица. Когда я вздрагиваю, он целует меня в лоб.

— Доброе утро, Лоретта.

Лоретта? Это не мое имя... Осознание охватывает меня настолько, что оттаскивает от кровати. Я больше не чувствую ногтей мужчины на своей коже.

Мужчина и женщина лежат вместе под шелковыми одеялами, меха свалены у их ног. Белые волосы обрамляют его, разметавшись по подушке позади него. Я впервые вижу его лицо четко и ясно. Сбоку от него свернулась калачиком брюнетка, укрытая до подбородка. Они улыбаются друг другу, и тогда я замечаю их глаза — его золотые, ее зеленые. Он вампир, она человек.

Свет сверкает в хрустальных люстрах, отбрасывая радугу на тонкую обивку стен. Замок такой же шикарный, как я себе представляла; я смутно узнаю резьбу на кровати. Я поворачиваюсь лицом к книжным полкам, заставленным безделушками, обрамляющим знакомый камин.

Я резко просыпаюсь, сбрасывая с себя одеяло. Солнечный свет ослепляет. Я дрожу в холодном поту, голова раскалывается от боли.

— Флориан? — простонал Руван, переворачиваясь.

Я смотрю на него широко раскрытыми глазами. Его снежные волосы разметались по подушке. Короче, но такие же шелковистые, как у мужчины из моих снов. У человека, который преследовал меня на каждом шагу, теперь есть возможная личность. Учитывая далекое происхождение Рувана, это было бы логично... но кажется слишком невозможным, чтобы быть реальным.

— Мы должны вернуться в ту комнату, куда ты привел меня в первый раз. — Я встаю, нащупывая свою одежду.

— Что... Что случилось?

— Мои сны. Мне кажется, я знаю, о ком они.

— Они все еще продолжаются? — Он поднимает голову, взгляд становится более ясным и сосредоточенным.

— На самом деле они никогда не прекращались, — признаю я.

— И ты мне не сказала? — Руван слегка хмурится.

— Мы были заняты. — Натягивая рубашку, я бросаю на него пристальный взгляд.

— Справедливо... Но я все равно хочу знать. — Он вздыхает.

— Более того, всякий раз, когда я пытаюсь думать о них, у меня болит голова. — Я потираю затылок. Боль присутствует, но я не позволю ей остановить меня. Не в этот раз. Я пытаюсь вспомнить детали своих снов, слегка морщась. — Мне кажется, я могу знать, кем была Лоретта.

— Как? Кто?

— Все мои сны объединяли две вещи: человеческая женщина и мужчина с длинными белыми волосами. Это был первый раз, когда он назвал ее по имени — он назвал ее Лореттой, и они были в той комнате на окраине старого замка. Я знаю, как это звучит, но мне все время кажется, что что-то — кто-то — зовет меня.

— Что еще ты помнишь о своих снах? — Он поднимается на ноги.

— Я пытаюсь вспомнить. — Я массирую виски. — Но мне больно от этого.

Руван встает, берет мои руки в свои и отводит их от моего лица. Он мягко массирует их вместо меня.

— Использовать врожденное кровавое предание сложно. Борьба — это нормально.

— Как я могу перестать бороться?

— У всех по-разному. — Он ободряюще улыбается. — Но я уверен, что у тебя все получится, когда ты будешь готова.

— Но ты мне веришь?

— Конечно, верю. — Мне удается только кивнуть; я замираю в немом благоговении от того, насколько он мне доверяет. — А теперь давай осмотрим эту комнату и попробуем разгадать, что пытается сказать нам твоя кровь.

Мы вместе одеваемся и быстро выбегаем из своей каюты через бельэтаж. Лавензия, Каллос и Винни ожесточенно обсуждают наш план нападения, но никто из них не окликает нас. Через дверь мы выходим на лестничную площадку, но в тот момент, когда мы входим в часовню, я останавливаюсь. Руван собирается уходить, дергает меня за руку. Но я держусь стойко.

— Что это?

— Мужчина из моих снов... Кажется, я тоже знаю, кто он. — Я иду через часовню, мои шаги отдаются эхом. Я останавливаюсь перед алтарем и статуей мужчина в короне, который держит в руках книгу. — Король Солос.

— Что?

— Они встретились на празднике... он прочитал ее будущее... Руван, я думаю, Лоретта была любимой Короля Солоса.

— У Короля Солоса не было любимых и детей. — Руван переходит ко мне, покачивая головой. — Именно это привело к таким потрясениям после его смерти. Не было никакой четкой, неопровержимой линии престолонаследия — кузены, племянники и племянницы боролись за трон.

— Нет, — твердо говорю я. — У него была любимая, Лоретта. Я видела их вместе. Она работала в тесном контакте с ним — помогала ему. — Все постепенно встает на свои места. — Мастерская в старом замке принадлежала ей, а не Солосу. Солос не порабощал первых людей, он работал с ними.

Руван легонько кладет руки мне на плечи, обнимая их. Глядя мне прямо в глаза, он говорит:

— То, что ты предполагаешь, противоречит всей истории вампиров.

— История может быть ошибочной, — твердо говорю я. — Разве мы оба еще не поняли этого?

— Но это... это Король Солос. — Руван поднимает взгляд на статую человека и его книгу. — Писания Джонтуна были недвусмысленными.

— Разве ты не хочешь, чтобы Джонтун ошибался? — спрашиваю я.

— Но зачем ему лгать? — Глаза Рувана остекленели и стали отрешенными.

— Может быть, потому, что вампиры не были готовы принять помощь от людей, которые, как они считали, обладают «меньшей» магией. — Я вспомнила, как Руван описывал первых людей. — Или, может быть, чтобы защитить их? — Я качаю головой. — Я не знаю. Но я считаю, что история была изменена, намеренно или нет. Возможно, мы не знаем всей истории — настоящей истории. Все, что мы знаем о Солосе, мы узнали через Джонтуна. У нас нет полной картины этого мужчины, и никогда не было его слов. — Я кладу руки ему на бедра и притягиваю его к себе. Прикосновение выводит его из оцепенения. — Я знаю, как тяжело, когда твой мир пошатнулся. Но мы сможем разобраться в этом только в том случае, если откроем в себе способность смотреть на все вокруг не так, как нам хочется, как мы думаем или как нам сказали, а так, как оно есть.

Руван крепко обнимает меня. Прошлой ночью мы обнимались как возлюбленные. Но я думаю, что это первый раз, когда мы обнимаемся чисто по-дружески. Нет кипящего напряжения. Нет неутолимой потребности. Все это наконец-то удовлетворено. Осталась только поддержка.

— Хорошо. — Он наконец отстраняется, глядя решительно. — Итак, у Короля Солоса была любимая, и звали ее Лоретта. И если Человек-Ворон хочет отомстить за нее, то...

— Может быть, он был другим потенциальным женихом?

— Человек, который влюбился в вампира, — мягко, почти печально говорит Руван. — Да еще в любимую короля. Он был отвергнут и использован. Возможно, он даже пытался стать вампиром, чтобы быть достойным ее. — Достойным. Это слово не дает мне покоя, и я стараюсь не обращать на него внимания.

— Она не была вампиром, — настаиваю я. Я знаю, что видела во сне. У Лоретты не было золотых глаз вампира. Надеюсь, Руван готов наконец принять эту истину. — Руван, если мастерская принадлежала ей — мастерская с дверью, которую мог открыть только человек, с записями, указывающими на то, что человек работал с Солосом — значит, Лоретта была человеком.

— Зачем человеку работать с королем вампиров? — Он все еще не верит. Я понимаю, насколько тяжело ему приходится, но от этого мне не хочется кричать на него еще меньше.

— Может быть, она тоже увидела возможность помочь своему народу. О которой мы не знаем или которая была утеряна со временем. Или... может быть, она любила его. — Ее глаза, его глаза, то, как они смотрели друг на друга в моем сне. Как бы мне хотелось показать Рувану то, что я видела. — Возможно, она была поклявшейся на крови Солоса.

— Вампиры никогда не становились поклявшимися на крови с людьми.

— Но ты...

— Я был первым. — Он отпустил меня и зашагал по коридору.

— Ты думаешь, что был. Но ты не знаешь. — Я повторяю: — Если я чему-то и научилась за последние недели, так это тому, что мы знаем не так много, как нам кажется. Если вампиры во времена Солоса считали людей не более чем скотом, которого можно использовать для получения крови, что бы они сделали, узнав, что их король не только работает с человеком, но и стал с ним поклявшимся на крови?

— Они бы никогда не смирились с этим, — шепчет он.

— Именно так! Джонтун, должно быть, упустил Лоретту из своих записей, чтобы защитить и своего короля, и ее. — Я делаю шаг вперед. Он на грани того, чтобы признать это. Я чувствую это. Но тут Руван медленно качает головой, и холодный пот покрывает мое тело от его выражения. Ужас пришел, чтобы составить нам компанию.

— Король Солос мог получить любую женщину из элиты Темпоста. Не может быть, чтобы он выбрал человека.

Я все еще.

— Что ты имеешь в виду?

Руван поднимает на меня глаза, в них противоречие. Мышцы на его шее напрягаются, он тяжело сглатывает. Он не отвечает.

— Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что «не может быть, чтобы Король Солос выбрал человека»?

— Даже если записи Джонтуна не являются полной картиной, в них есть правда. Должна быть... Все, что мы знаем... Король Солос никогда бы не выбрал человека. — Руван заинтересованно смотрит куда-то еще, кроме меня.

— Потому что человек недостаточно хорош?

— Флориан, я не имел в виду...

— Тогда скажи мне, что ты имел в виду. — Я закрываю пропасть между нами. Вся злость, разочарование и обида, которую я почувствовала, когда впервые оказалась в этом месте, возвращается. Только теперь все стало еще хуже. Потому что теперь он мне небезразличен. Теперь я хочу, чтобы он хотел меня, потому что я хочу его — из-за всей этой надежды, которую он настойчиво пытается мне внушить.

Руван встает напротив меня.

— На Солосе было другое время. Люди были молодыми в этом мире, их только недавно создали дриады.

— И что?

— Их магия считалась слабее, чем наша.

— Так ты намекнул. Что мне кажется странным, поскольку вампиры были слабыми и уверенно выходили на улицу только в полнолуние.

Руван слегка нахмурился на мою колкость.

— Я никогда не утверждал, что это справедливо или правильно. Наоборот, если тебя вообще интересует мое мнение. Правда, ты должна быть благодарна Солосу за то, что он не сделал одного из них поклявшимся на крови. Кто знает, что он мог бы с ней сделать, чтобы раскрыть правду о кровавом предании.

— Если только Солос был не тем мужчиной, о котором ты подумал, — настаиваю я.

— Не каждая часть нашей истории является ложью.

— Ну, многое из этого было неправдой. Многое из этого даже не имеет смысла! Почему ты не видишь зияющих дыр в ней? — Я указываю на алтарь. — Ты говоришь, что кровавое предание — настоящее кровавое предание — опирается на кровь, которая дается добровольно. Разве это похоже на волшебное ремесло, которое мог создать мужчина, державший людей как скот?

В глазах Рувана мелькнуло искреннее сомнение, но он быстро его заглушил.

— Если люди с рождения говорят тебе ложь и ты ее принимаешь, это не значит, что мы поступаем так со своими. Возможно, ты находишься в трех тысячах лет от смерти Солоса и Фэйда. Но я родился всего через сто лет после смерти Солоса. Я вырос на рассказах о великом короле от тех, кто его знал. Он был гениальным, необыкновенным человеком, — огрызается Руван.

— Великий, необыкновенный мужчина, который, если верить тебе и драгоценной, идеальной истории, которую ты отказываешься подвергать сомнению, использовал и издевался над людьми, — огрызаюсь я.

— Я не имел в виду, что необыкновенный — это... — Он путается в словах.

— Я не знаю, что ты сейчас имеешь в виду, но это не причина. — Я качаю головой и направляюсь к лестнице.

— Флориан. — Он пытается взять меня за руку, но я отдергиваю ее.

— Не ходи за мной.

— Не будь такой. — Глаза Рувана оскорблены. Думаю, что и мои тоже.

Я останавливаюсь на лестнице и вздыхаю. Последний шанс.

— Руван, если мы покончим с проклятием и ты станешь королем, я все равно останусь твоей поклявшейся на крови?

— Что? — Он пошатнулся. — А ты вообще захочешь?

— Я не об этом спрашивала.

— Но то, что ты хочешь, имеет значение.

— Ладно, считай, что я хочу. — Я смотрю ему прямо в глаза, пригвоздив его к месту. — Если бы все вампиры проснулись. Если бы ты предстал перед всеми их судом за то, что держишь меня — человека — на своей стороне, ты бы все еще был со мной поклявшимся на крови?

— Но твои желания имеют значение. — Он использует мои желания, чтобы спрятаться, и это приводит меня в ярость. Он уклоняется, и он это знает. Он знает, о чем я пытаюсь спросить, и его уклончивость — это действительно весь ответ, который мне нужен.

— Ты все время говоришь мне, чтобы я выбрала свое будущее, теперь я хочу, чтобы ты выбрал свое. Если бы я хотела остаться твоей поклявшейся на крови, даже после того, как ты станешь королем вампиров, ты бы сделал это, потому что любил меня? Ты сказал, что будешь защищать меня и деревню от своего народа, но будешь ли ты защищать нашу любовь?

Он открывает рот, произносит начало слова, которое так и остается висеть. Молчание наступает так же быстро, как сердце замирает в моей груди. Дрю был прав... все это ничего не значит. И никогда не значило.

Какой же я была дурой, что не восприняла это всерьез. Думать о том, что мне может понравиться оставаться его женой. Чтить и любить его.

— Ну ладно. — Я поднимаюсь по лестнице.

— Флориан, все не так просто! — Он мчится за мной.

— Это просто! Ты либо веришь мне, либо нет. Ты либо готов помочь мне найти правду о нашей истории, либо нет. — Я кручусь на ступеньках, нависая над ним. — Ты любишь меня — по-настоящему любишь и хочешь, чтобы я была рядом с тобой, — или не любишь.

— А ты вообще хочешь, чтобы я тебя любил? — Он поднимает руку к груди. — Потому что с тобой я никогда не смогу этого сказать!

— Ты знаешь, как это тяжело, — огрызаюсь я.

— Тяжело для нас обоих! — Он вскидывает руки вверх. — Я родился, чтобы ненавидеть тебя.

— Как и я.

— Но любишь ли ты меня, несмотря на это? Любишь ли ты меня так, как я люблю тебя? Ты требуешь от меня всего этого, но до сих пор не сказала мне, что ты чувствуешь на самом деле.

Я поджала губы и медленно вдохнула. Я слишком зла, чтобы мыслить рационально. Потому что все, о чем я могу думать, это о том, что он оттолкнул меня. Он почитает короля, который, по его мнению, смотрел на людей не более чем на подопытных. Он говорит, что верит в мои сны, а потом своими действиями прямо противоречит этому.

— Значит, это мой ответ? — Он мрачно усмехается и качает головой.

— Руван...

Он говорит надо мной, слова горькие и резкие.

— Какая разница? Ладно, тогда твой ответ — нет, и мой тоже. Ты не станешь моей поклявшейся, потому что вампиры никогда не примут человека в качестве своей королевы. Тем более потомка тех, кто нас проклял.

Мы смотрим друг на друга, слова звенят в ушах. Я все еще чувствую его магию в себе, заполняя пустоту, оставшуюся после его тела. Пустоту, которую уже никогда не заполнить. Кто бы мог подумать, что существует так много способов погрузиться во тьму?

— Ну что ж, хорошо. Рада, что мы смогли прояснить этот вопрос до того, как я убедила себя, что все это реально. — Я поворачиваюсь, чтобы уйти.

Он ругается под нос.

— Флориан, куда ты идешь?

— Куда угодно, только не оставаться здесь.

— Не уходи. Мы должны поговорить...

— Нет, — шиплю я, когда он начинает подниматься по лестнице. — Не ходи за мной. Я хочу побыть одна.

— Мы должны все обсудить, — целеустремленно заканчивает он фразу. — Мы оба... — Он потирает виски. — Многое произошло, эмоции накалены, и мы оба ведем себя глупо.

— Ты думаешь, я этого не знаю? — Я смотрю на него. Но мой гнев немного смягчается. Я вздыхаю. Почему все это так сложно? Как я могу так глубоко заботиться о ком-то, и в то же время он ранит меня в равной степени? — Ты прав, нам нужно поговорить. Но сначала мне нужно побыть одной, пожалуйста. Мы поговорим, когда я не буду так подавлен и смогу ясно мыслить.

— Мы должны поговорить сейчас.

— Я не хочу говорить с тобой сейчас, — твердо говорю я. — Дайте мне немного пространства, дайте мне проветрить голову, и мы разберемся с этим позже.

Когда я ухожу в последний раз, за мной не слышно шагов.