Дуэль с Лордом Вампиром

ГЛАВА 30

Жена?

Мой разум снова и снова повторяет это слово. Разве в обществе вампиров поклявшаяся на крови и жена — одно и то же?

— Руван... — не успеваю спросить я.

— Вентос, мы возвращаемся в замок.

— Идите вперед, — говорит Вентос.

— Уже поздно, и Лавензия будет ворчать, если ей придется охотиться за тобой, пока Погибшие более активны.

Вентос вздыхает.

— Хорошо, хорошо.

Он отходит от жены и становится в ряд с нами, когда мы пробираемся сквозь других дремлющих вампиров. Я пытаюсь сосредоточиться на чем-нибудь другом, кроме того, что слова «поклявшаяся на крови» и «жена» используются в одном предложении и, возможно, имеют одинаковый смысл. Отчаяние заставляет меня выпрашивать у Вентоса больше личной информации, чем я когда-либо... или хотела.

— Ты часто навещаете ее?

Он смотрит на меня боковым зрением.

— А тебе-то что?

— Мне просто любопытно. Руван сказал, что она твоя... — Я слегка поперхнулся словом и прочистил горло, быстро приходя в себя. — жена.

Вентос бросает взгляд на Рувана, но быстро отказывается от эмоций, тяжело вздохнув.

— Да, это она. И раньше я приходил гораздо чаще. Это было слишком давно.

— Ты и сейчас приходишь, прежде чем сделать что-то, из-за чего тебя могут убить? — спрашивает Руван.

— Каждый раз. — Вентос складывает руки, словно пытаясь оградить себя от этих личных вопросов.

— Ты когда-нибудь думал о том, чтобы пробудить ее? — Я никогда не видела Вентоса таким ранимым и нежным. Я не могу не задаться вопросом, что за женщина могла бы оказаться рядом с ним. Впервые я думаю о том, что в нем есть часть, которую можно назвать мягкой.

— Каждый день. Но больше, чем просто спутница, я хочу построить мир, в который она сможет вернуться. Я хочу помочь покончить с этим, чтобы она могла проснуться и помочь восстановлению. — Он слабо улыбается, его руки безвольно опускаются по бокам. — Она великолепный целитель и одна из последних. Поколение вампиров, которое вернется в этот мир, будет нуждаться в ней. Она слишком ценна, чтобы тратить ее на нас сейчас.

— Мы создадим для нее хороший мир, — говорю я.

Кажется, он удивлен моей уверенностью. Вентос делает паузу, и я тоже. Он оценивает меня с ног до головы. Впервые мне кажется, что я близка к тому, чтобы соответствовать.

— Смотри, чтобы так и было, Флориан. — Вентос подается вперед.

— Кажется, он впервые использует мое имя, — пробормотала я.

— Осторожнее, — шепчет мне на ухо Руван. Не успеешь оглянуться, как он назовет тебя «другом».

Я размышляла над этим на протяжении всего короткого пути к замку. Пока мы не вышли за пределы академии, тумана не было, так что я предполагаю, что он имеет какую-то такую же защиту, как и замок. Наступившая тишина дает мне возможность разобраться в своих мыслях... в меньшей степени о Вентосе и в большей — о том, что сказал Руван.

Жена.

Это слово в полной мере возвращается на передний план моего сознания, когда он поднимает меня на руки, чтобы отнести обратно через контрфорс, ведущий к винтовой лестнице и часовне. Все, о чем я могу думать, — это недавняя свадьба в Деревне Охотников. Партнеры поднимают своих супругов на руки, чтобы перенести их через порог своего дома. Я переношусь обратно в свой город. Руван там со мной.

Я борюсь с безумным смехом при мысли о том, что в Деревне Охотников лорд вампиров, оскалившись, несет меня в кузницу, чтобы я могла перенести его в дом. Мои мысли крутятся по спирали, пока я не вижу его сидящим за моим столом напротив Дрю и Матери. Я представляю себе домашние дела, ночные привычки и ложась спать рядом с ним — представляю себе больше, гораздо больше, чем мы делали до сих пор. Наша одежда снята. Брак консумирован.

— Все в порядке? — спрашивает Руван, усаживая меня. Вентос остановился на вершине лестницы.

— Нет, — отвечаю я. Глаза Рувана слегка расширяются. — Я думаю, нам с тобой надо поговорить. — Я бросаю на Вентоса пристальный взгляд.

Он быстро соображает.

— Я сообщу всем, что вы вернулись в целости и сохранности. — Вентос не теряет времени и уходит от нарастающего напряжения.

— Что случилось? — Руван тоже уловил это.

— Я собираюсь задать простой вопрос, и мне нужен простой ответ... — Я прервалась, встретившись с его глазами. Ты не должна спрашивать, прошептал тоненький голосок в глубине моего сознания. Ты не должна знать. Потому что то, что Руван скажет дальше, может изменить все. Этот хрупкий мир. Эту привязанность. Все изменится, если... — Для вампира поклявшаяся на крови и жена — одно и то же?

От шока мышцы на лице Рувана расслабляются одна за другой. Его губы слегка дрогнули. Они пытаются сложиться в слово и не могут. Я хочу бежать, бежать от того, что происходит. Я жалею о сделанном выборе.

— Это сложно, — говорит он наконец. Кажется, что связь между нами неуютно гудит. Он уклоняется от моего вопроса. Полуложь.

— На самом деле нет; это простой вопрос. Да или нет?

— Вампир существовал задолго до появления кровавого предания, задолго до того, как стало возможным стать с кем-то поклявшимся на крови... — Руван замолчал, оторвав взгляд от моих глаз. Я делаю небольшой шаг вперед и вновь привлекаю его внимание. Я слегка наклоняю подбородок и набираю всю силу, на которую способна. Руван вздыхает и продолжает. — Но после того, как Король Солос создал кровавое предание, стало принято становится поклявшимися на крови вместо других церемоний, поскольку это более глубокая привязка, чем любой другой обет.

Кровь врывается в уши, подгоняемая колотящимся сердцем, и лишает меня слуха. Кончики пальцев покалывает; руки онемели по бокам. Они тяжелые. Все мое тело стало громоздким. Мой дух хочет улететь, покинуть это место, не слышать его слов.

По мере того, как эти слова доходят до меня, выражение лица Рувана тоже слегка меняется. В его глазах вспыхивает боль, которую он быстро скрывает. Его лицо становится пустым, пассивным. Непреодолимая стена лорда вампиров, с которым я впервые встретила, возвращается.

— Так мы... ты и я.… мы женаты? — Наконец-то мне это удалось.

— Верь во что хочешь. — Он пытается пройти мимо меня.

Я ловлю его за запястье, удерживая его. Мы стоим лицом в разные стороны, руки едва соприкасаются, не видя друг друга в эту секунду.

— Во что ты веришь?

— Это не имеет значения.

— А для меня имеет. — Это единственное, что может иметь значение.

— Флориан...

— Перестань увиливать от нашей связи и просто скажи мне правду, пожалуйста.

— У меня не было выбора. Я вышел в ночь Кровавой Луны, зная, что могу умереть, зная, что могут умереть люди, которые мне дороги, потому что я думал, что анкер проклятия находится в сердце мастера охоты.

Давос, замерший на земле. С широко раскрытыми глазами и в крови. Слова Рувана, сказанные в ту ночь, эхом отдаются во мне. Скажи мне, где он. Слова, которые я еще не поняла. В голове промелькнула мысль о Дрю, боль пронзила грудь. Он все еще жив, он должен быть жив, я отказываюсь верить в обратное. Но если это не так... что это будет означать для нас с Руваном? Еще один вопрос, окружающий нас, на который у меня нет ответа.

— Я поступил глупо, пойдя против своего ковенанта. Каллос говорил мне, что анкер проклятия не может находиться в человеке, но я ему не поверил. А потом ты... В тебе я увидел единственный шанс, который у нас был. Кровавая Луна длится одну ночь, и если я ошибался, а Каллос был прав, то нам нужен был человек. Я взял тебя, потому что у меня не было выбора. Потому что — рука, которую я держу, затекла — каждый вампир надеется, ждет, чтобы кто-то закончил эту долгую ночь. А у нас мало времени. У нас есть только столько крови, чтобы поддерживать чары на всех моих дремлющих сородичах. Каждые пятьсот лет между Кровавыми Лунами истощают наши ресурсы все больше и больше, и мы уже почти на грани срыва.

Голос его стал неровным. Волосы падают на глаза, когда он сгорбился. Моя хватка ослабевает.

— Я должен был сохранить тебе жизнь. Ты знаешь, что я это сделал. Ты ведь понимаешь, правда? — тихо говорит Руван. — Неважно, что сохранить тебе жизнь означало сделать тебя моей поклявшейся на крови или как мой народ воспримет нашу связь — лорд вампиров берет человеческую охотницу как свою поклявшуюся на крови. Мне было все равно, что я чувствовал, а в тот момент, Флориан, мне было все равно, что чувствовала ты. Я решил, что если это означает, что проклятие закончится, то оно того стоит.

— Но тогда проклятие не закончилось, — шепчу я то, что мы оба знаем. Я подталкиваю нас к тому, что здесь и сейчас. К тому, что мы оба игнорировали, не осознавая этого. — Анкер не было ни в Давосе, ни в мастерской. Так где — что — останавливает нас?

Он выпрямляется, снова смотрит на меня, его глаза бегают по моему лицу. Его губы снова разошлись, и он проводит дрожащим большим пальцем по моим. Интересно, осознает ли он это... или действует по собственному желанию. По инстинкту. По потребностям, которые мы одновременно потакали и подавляли ночь за ночью и день за днем.

— Все еще пытаюсь снять проклятие, — шепчет он.

— Я не это имела в виду. — Я медленно качаю головой. Я слышу голоса жителей деревни. Их неодобрительные взгляды становятся слишком сильными для меня. Вдруг я снова становлюсь кузнечной девой. Несу на себе груз их ожиданий. — Я не могу... Я не могу быть замужем за вампиром. — Мой голос стал тоненьким. — Я кузнечная дева; я должна быть замужем за мужчиной, которого выберет мастер охоты.

Его хватка ослабевает. Его рука выпадает из моей, когда он изучает выражение моего лица.

— Даже если ты этого не хочешь?

— Это никогда не было моим выбором, — шепчу я. — Единственная мечта, которой я изредка предаюсь, — это мечта о том, чтобы выбрать свою жизнь и своего партнера. Если бы я выходила замуж, я бы сделала это по любви. — Каждое слово дается труднее, чем предыдущее. — Я думала, что здесь у меня есть выбор. Я говорила себе, что здесь я могу быть такой женщиной, какой хочу, делать то, что хочу. Но я не смогла, не так ли? Ты лишил меня этого так же, как и они.

Его глаза слегка расширяются. Руван торопливо произносит.

— Не то чтобы твои сородичи признавали наших поклявшихся на крови. Им даже не нужно знать.

— Но я знаю. — Я касаюсь метки у основания горла. Она горячая, такая же горячая, как эта потребность — эта неудовлетворенность, — которая сгорает во мне всякий раз, когда я смотрю на это изящное изваяние мужчины. — Я знаю, что я... – Я качаю головой и набираюсь смелости. Мои глаза встречаются с его глазами. — Что я твоя жена!

Выражение лица Рувана по-прежнему совершенно не поддается прочтению. Он приближается медленным шагом, закрывая все пространство между нами. Я резко вдыхаю, и все, что я вдыхаю, — это он: запах огня, потрескивающего в его комнате, мха, растущего на стенах замка, старой кожи и дерева, и дух этого самого замка, проявляющийся в воздухе вокруг него. Это опьяняет. Это мучительно. Голова кружится.

— Если хочешь, можешь быть для меня никем, — грубо шепчет он.

— Но поклявшиеся на крови...

— Ты станешь никем, как только мы снимем проклятие.

— А если мы не сможем снять его?

Серповидная улыбка кривится на его губах. Она горькая. Почти зловещая. Такого я не видела от него с тех пор, как впервые попала в Мидскейп.

— Если тебе так не нравится быть поклявшейся на крови, то тебе лучше бороться изо всех сил, чтобы разорвать ее. — Он отстраняется.

— Не то чтобы я ненавидела…. Я... Я…. — Я просто хотела иметь выбор.

— Тебе не нужно меня успокаивать. — Его плечо задевает мое, когда он проходит мимо. Я осталась стоять на его месте. Остолбеневшая. Ошеломленная.

К тому времени, когда я снова смогла произнести слова, он уже ушел.

В Темпосте выпал обильный снег, который скапливается на карнизах и обочинах улиц. Сотни людей, суетясь, утрамбовывают его, отталкивают с дороги. Я с трепетом пробираюсь сквозь них.

Горячие конфеты пузырятся в котле. Ночь окрашивается в оранжевый цвет от сверкающих палочек, которые несут жаждущие дети. Женщина склонилась над уличным ларьком, пытаясь раздать подвески с изображенными на них созвездиями.

— Со звездами на шее — судьба твоя! — призывает она.

Я делаю паузу.

— Ты же не думаешь купить это, правда? — Ко мне подходит мужчина с таким же оттенком каштановых волос, как у меня, и знакомыми зелеными глазами. — Это не реально, ты же знаешь.

— Я знаю, зачем я сюда пришла. — Я похлопала по мешочку на бедре. Внутри звякнуло несколько монет.

Пришла сюда за...

Передо мной стоит человек. Совсем другой, чем тот, что был рядом со мной раньше. Человек со слишком знакомыми золотыми глазами и длинными белыми волосами, скрытыми под капюшоном.

Человек, пока еще неизвестный.

Человек, который улыбается с тяжестью судьбы.

— Дай мне руку, — говорит он, — у меня есть время еще на один.

Я опускаюсь перед ним на колени, протягиваю ладонь. Вампир берет ее обеими руками и тянет к себе. Он наклоняется, медленно раздвигает губы. Клыки вонзаются в плоть у основания моего большого пальца. Достаточно, чтобы прорвать кожу. Когда кончик его языка проводит по моей кожи, я вздрагиваю.

Его глаза устремлены на меня. Я резко вдыхаю.

— Ты... — шепчет он, — наша судьба.

Прошло уже несколько дней, а мы не произнесли друг другу ни слова после нашей... даже не знаю, как это назвать. Спор? Несогласие? Интенсивный разговор? Дискуссия?

Я опускаю молоток с тяжелым звоном, который очень гармонирует с кипящим во мне разочарованием. За все это время он даже не пил из меня. Я вижу, как впадины на его щеках становятся все глубже. На них залегли тени. Я качаю головой. Я все еще не могу поверить, что хочу, чтобы он пил из меня. Но ему нужны силы.

Как я сюда попала?

Этот вопрос не дает мне покоя. Настойчивый. Ясный. Но ответы на него туманнее, чем сны, которые пытаются убежать от меня с каждым рассветом.

Конечно, я знаю, как я сюда попала, я знаю события, которые привели меня в это место и время. Я помню каждый шаг, который был сделан. Каждое решение, которое было принято. Но в моем сознании существует некий разрыв между этими решениями и тем, где я оказалась. Как... как кузнечная дева могла оказаться в замке вампира. Как я могу работать при свете луны и спать при свете солнца?

Единственное время, когда я могу избежать этих вопросов, — это время, когда я в кузнице. Здесь все остается неизменным. Я знаю, как металл реагирует на тепло. Я знаю звук молота. Мои руки двигаются сами по себе, без всякой мысли. Я могу отключить свой беспокойный ум и просто сосредоточиться на создании того, что мне хочется. И в основном я остаюсь одна... В основном.

Я отвлекаюсь от работы на звук шагов.

В кузницу входит Каллос.

— Извини, что отвлекаю.

— Не помешал, но все в порядке. — Я достаю металл из кузницы и начинаю бить молотом. Каллос и Винни стали чаще навещать меня после музея. Кажется, они ходят по очереди.

— Ты все еще работаешь над серпом для Вентоса? — спрашивает он под стук моего молота.

Я киваю и продолжаю сосредоточиваться. Я могу нанести всего тридцать-сорок ударов, прежде чем металл станет слишком холодным для работы. Каллос ждет, пока я снова заговорю, пока не верну его в кузницу.

— Я видел новые кинжалы иглы, которые ты сделала для Винни. Она была в восторге от того, что заменила то, что было потеряно в старом замке. — Его тон не выдает его мыслей о том, что я проявила к ней благосклонность.

— В восторге — это еще мягко сказано. Она мне спину в нескольких местах проломила своими объятиями. — Не думаю, что меня когда-либо обнимали так крепко. Сила вампиров делает их хорошими обнимателями.

— Мне бы не помешала хороший удар по спине. — Каллос потягивается.

— Тогда Винни — твоя девушка. — Я возвращаюсь к своему металлу. Я не хотела, чтобы кто-то еще узнал, что я ей что-то сделала, чтобы они все не позвонили. Но однажды ночью я была слишком беспокойная, чтобы спать. И я принялась за работу. Постоянно иметь в своем распоряжении кузницу, где Мать не следит за распределением ресурсов и сроков, оказалось просто восхитительно. По крайней мере, здесь и сейчас есть что-то восхитительное.

— Это она, — тихо говорит Каллос, так тихо, что я почти не замечаю этого. От нежных ноток в его голосе у меня щемит сердце, и я старательно не обращаю на это внимания. Но прежде чем я успеваю это сделать, он спрашивает: — Ты уже хочешь рассказать мне, что произошло?

Поначалу мне не очень нравилось его присутствие, но сейчас мы нашли мирное взаимопонимание. Мы радушны, но не слишком дружелюбны. В общении с ним чувствуется тот же профессионализм, что и тогда, когда кожевник приходил поговорить с Матерью о новых эскизах кожаных доспехов для охотников. Правда, сейчас он наглеет.

— Я уже говорила тебе, что не случилось.

— А я ни капельки в это не верю. — Каллос слишком умен для своего собственного блага. Его способность быстро читать и синтезировать информацию — это своего рода магия. Возможно, он самый умный человек из всех, кого я когда-либо встречала. Но мне больше нравится, когда он направляет свое внимание не на меня, а на другие темы. — За последнюю неделю вы с Руваном совершенно не похожи друг на друга.

— Мы — нет. — Я снова беру в руки молоток.

— А вот вы — да. — Каллос устраивается в своем обычном кресле, вокруг него разбросаны записи и документы. — Вы почти не занимаете одно и то же место подолгу. Вы избегаете смотреть друг другу в глаза. И едва ли вам удастся сказать друг другу хоть слово.

— И в этом есть смысл, потому что мы заклятые враги.

Каллос фыркнул. Я взмахнула молотом. Он закатывает глаза.

— Никто из нас не был заклятым врагом с твоей первой ночи здесь.

Я хмыкаю и снова начинаю кузнечное дело, пытаясь выбить свои мысли.

— Разве ты не должен сосредоточиться на тайнах кровавого серебра?

Он решил узнать побольше о его истории. Я подозреваю, что это временное отвлечение от поисков анкера проклятия. Учитывая недавнюю неудачу, я не могу его винить.

— К счастью для тебя, я обладаю исключительной многозадачностью.

— Повезло. — Я качаю головой и стучу молотком, чтобы прервать дальнейший разговор. Его не должно волновать, что происходит между мной и Руваном. Никто из них не должен. И вообще, наше отдаление должно сделать их счастливее.

Это должно сделать счастливее и меня.

Так почему же я так несчастна?

— Опять здесь? — Винни никогда не задерживается после Каллоса. Я думаю, не слишком ли много Винни понимает в нашем с ним временном общении. Надеюсь, что нет.

Теперь, когда Руван обратил мое внимание на зарождающиеся отношения Каллоса и Винни, я не могу этого не видеть. Как Каллос смотрит на нее из-за очков. Как она решает сесть слишком близко к нему.

— Моя работа находится здесь, — говорит Каллос.

— Ты можешь взять свою работу куда угодно. — Винни выкладывает свои кинжалы на точильный камень. Они были отточены до совершенства несколько дней назад. Но она продолжает работать ими. Мне приходится прикусить язык, чтобы не ругать ее всякий раз, когда она теряет концентрацию и смотрит на Каллоса, пока он не видит.

Если она не будет осторожна, то оторвет себе кончик пальца. Хотя, думаю, все быстро заживет. Все должны как-то учиться, и если в процессе ты потеряешь только кончик пальца, то это не так уж и плохо, если подумать.

— Но у меня больше нигде нет опыта нашей кузнечной девы.

— Ты уже знаешь, что делает кровавое серебро? — спрашивает Винни.

— Мы все еще работаем над этим. — Каллос проводит пальцем по рукояти кинжала. — Это было бы быстрее, если бы у нас была свежая кровь, не принадлежащая вампиру. — Он смотрит в мою сторону.

Я бросаю на него легкий взгляд, полный отчаяния. После того, как я впервые порезалась клинком, мне не хочется делать это снова. Я не хочу снова застать Рувана в постели, наполовину поддавшегося проклятию. Тем более, когда мы почти не разговариваем после разоблачения нашего брака...

— Прежде чем экспериментировать с кровавым серебром, нам следует побольше узнать о его действии — или о том, что они хотели от него получить, — говорю я.

Каллос откинулся в кресле, сложив руки.

— Иногда единственный способ научиться магии — это рискнуть и получить немного крови.

— Кстати, о крови, — я воспользовался открывшейся возможностью сменить тему, — мне нужна ваша помощь.

— В чем? — спросила Винни.

Я поднимаю один из серпов, над которым я работала. Он далек от совершенства. Далеко до серпа охотника. Но я хочу убедиться в правильности своих базовых предпосылок, прежде чем потратить оставшиеся дни на его оттачивание. Луна становится полной, а время поджимает.

— Мы идем в старый замок, — объявляю я.