Двойной фантом

Глава 13

в которой я услаждаю слух

«Пропрыгали» мы с Кириллом около часа — пока у меня не закончилась мана. Каждое перемещение стоило мне порядка шестисот мерлинов — три сотни на Сферу Отчуждения и примерно столько же — на саму телепортацию. В итоге хватило меня на семь подходов.

Три первых прыжка были нами совершены внутри Школы, из комнаты в комнату, затем следующие два — на улицу, в пределах прямого портала от точки старта. Почему говорю о порталах: ими пользовался Корнилов, чтобы проконтролировать, все ли у нас в порядке (кстати, кроме всего прочего, это означало, что порталы из Школы таки возможны. По крайней мере, с полигона. Как минимум, для господина подполковника). Сперва в намеченную точку отправлялся Юрий Константинович — ему требовалось время, чтобы пройти астральным тоннелем — а затем туда лихо сигали мы с «Заикиным».

Таким образом мы сперва оказались на обдуваемой всеми ветрами вершине горы над Школой. Полюбовались оттуда чудесным видом на зимний Крым и бурное Черное море — а затем переместились аж за сто верст, под древние каменные стены крепости Сурож. Название это мне подсказал Фу, сперва зазевавшийся и отставший, но быстро отыскавший нас, как выразился сам дух, «по едва ощутимым, но весьма характерным возмущениям в астрале».

Отсюда, из-под Сурожа, Юрий Константинович предложил нам с Кириллом махнуть уже на по-настоящему дальнее расстояние — туда, куда за один портал и не добраться. Я в шутку предложил по-быстрому сгонять в Китай, но преподаватель моего легкомысленного настроя не поддержал:

— Там вас всех троих, включая фамильяра, и повяжут, пока Сфера будет восстанавливаться, — буркнул он. — Забыли, как в Поднебесной любят незваных гостей?

— Тогда, может, на Карибы? — не унимался я — сам не знаю, что это вдруг на меня нашло.

— Строго в пределах Империи! — отрезал подполковник.

В итоге мы ненадолго посетили Москву — оказалось, что в этом мире Кирилл там еще не бывал. Ну или просто не помнил, что бывал — с него станется.

Особо ярких впечатлений, впрочем, он не получил и на сей раз: дабы попусту не пугать местных обывателей и не нервировать стражей порядка, прыгнули мы, разумеется, не к белокаменному Кремлю и даже не на запруженное экипажами Садовое кольцо — на глухую окраину. Тут у нас, кстати, случился небольшой конфуз. Зима в Первопрестольной — это вам не крымская! Морозная она в Москве! Сюрприз, да? А мы с «Заикиным» — в одних форменных кителях… Можно было бы, конечно, согреться чистой магией, но я как раз запоздало обеспокоился своим лимитом — не исчерпался бы ненароком! — и маны пожалел.

Не исключено, кстати, что это было задуманным Корниловым уроком: слишком уж небрежно я относился к своим запасам — привык, что они, по сути, бездонны, ну и расслабился. Продолжил бы без счета лить ману направо и налево — вот на тот же обогрев — и на возвращение могло бы уже не хватить. Но я вовремя опомнился и предпочел семь минут померзнуть. Как потом, уже в Школе, выяснилось — перестраховался: мана еще оставалась — при желании, шестерых можно было бы согреть.

Кстати, с этим предпоследним нашим прыжком — из Сурожа в Москву, чуть не вышла еще одна незадача. Как и предупреждал Корнилов, ману в Кирилла и впрямь приходилось буквально впихивать, да еще поджимать, чтобы назад не полезла. Первые разы я с этим худо-бедно справлялся — а тут оплошал. «Заикин» как-то уж особо рьяно уперся — а я уже на автомате призвал Сферу Отчуждения. В результате, она погасла прежде, чем мне удалось насытить напарника маной. Тут бы скоренько разорвать контакт, а я затупил и прыгнул без защиты, на авось. К счастью, ни в какую стену меня Кирилл на выходе не впечатал, но перетрухнуть я успел порядком. Хорошо, Юрий Константинович ничего не заметил!

Ну, как ничего… Наши раскрасневшиеся на московском морозе физиономии преподаватель оценил и, не обременив домашним заданием, отпустил восвояси. Тем паче, что еще на один прыжок мне бы маны точно не хватило.

Да, еще пара слов о Сфере. Сминала и отсекала она вокруг меня что угодно — но почему-то кроме руки «Заикина», за которую я должен был держаться при прыжке. Как именно это работало — не знаю, но главное, что работало.

Свободное время после обеда я посвятил отработке вчерашнего домашнего задания фон Бухгольца — созданию и удержанию проекции транслируемой духом-разведчиком картинки. Пошел по пути, который еще накануне предлагал мне мой фамильяр — договорился с Машкой, и заслал Фу к ней. А длинноножка, в свою очередь, направила ко мне свою Оши — Муравьевой-то тоже нужно было тренироваться.

У меня дело пошло легко и сразу, у напарницы — со скрипом, но после часа усилий понемногу начало получаться и у Машки. В итоге вышло забавно: по моей столешнице деловито прохаживалась бесплотная Муравьева, ростом где-то в четверть аршина. В шаге от девицы виднелся ее собственный стол, на котором в задумчивой позе стоял, заложив руки за спину, я сам — миниатюрный, в полвершка. Рядом, на совсем уже крохотном столике маячила черная козявочка, в которой при толике фантазии можно было узнать длинноножку. А возле той… И так не то чтобы до бесконечности (некоторые ограничения диктовались качеством проекции, и если у меня изображение скоро сделалось кристально четким, то Машке пока было к чему стремиться), но, увеличив нужную область, я сумел разглядеть еще два или даже три уровня.

По ходу «сеанса» усилий он от меня требовал все меньше и меньше, и с какого-то момента малютка-Муравьева на столе уже существовала будто бы сама по себе, почти все, что от меня теперь требовалось — это не расслаблять пальцы. Постепенно к тому же пришла и моя напарница — просто чуть позже. Последние четверть часа практики мы уже непринужденно болтали на посторонние темы, а проекция жила свой собственной жизнью, не требуя и толики нашего внимания.

Полагаю, фон Бухгольц должен был быть нами доволен.

Таким образом, на ужин мы с Машкой шли с чувством удовлетворения от хорошо выполненной работы.

Почти все курсанты Школы уже сидели за столом в ожидании подачи блюд — не было пока только Змаевич, Бестужева-Рюмина и Гагарина — когда в трапезный зал вошел голем. К дверям я сидел спиной, поэтому сперва среагировал не на самого глиняного гостя, а на очумелое выражение лица Перовской передо мной и на ее судорожно скрещенные пальцы. Должно быть, Наталья не знала, что щит против такого оппонента — что картонная стена, прорвет и не заметит.

— Прошу без паники! — как раз когда я порывисто обернулся, вслед за големом в столовую вбежала запыхавшаяся Инна — удрал от нее, что ли, подопечный, пришлось догонять? — Это мое домашнее задание!

— Накормить питомца горячими голубцами? — хмыкнула Муравьева — именно это блюдо обещало нам сегодня на ужин меню.

— Нет, — мотнула головой Змаевич. — Погодите…

Тем временем голем скромно отошел в сторону, встал у стены под одним из светильников-«факелов», поднял руки — и только теперь я заметил в его грубых лапищах изящную скрипку с тонким смычком.

— Ой, что сейчас будет!.. — опомнившаяся и осмелевшая Перовская демонстративно заткнула уши пальцами.

— В самом деле, может, сначала спокойно поедим? — неуверенно поинтересовалась у Инны Машка.

— Вы не понимаете, — покачала головой Змаевич.

Голем уверенно взмахнул смычком.

Я не специалист в классической музыке. Нет, в родном мире, классе в шестом или в седьмом, кое-что в меня на школьных уроках, конечно, вбили. Ну там тот же «Полонез» Огинского, «Турецкий марш» Моцарта, «Лунную сонату» Бетховена… «Танец маленьких лебедей», пожалуй, опознаю без труда. И что-то там из «Кармен» — под этот трек симпатичные спортсменки-фигуристочки любят свои хитрые пируэты на льду крутить. Но назвать меня знатоком или, паче чаяния, ценителем — это очень сильно мне польстить.

Тем более — скрипка. Никогда не понимал этого пиликанья!

Но то, что сейчас творил Иннин голем — это было нечто! Из-под его смычка лилась не музыка — подлинная магия в лучшем из возможных смыслов этого слова! Чарующая, волшебная мелодия обволакивала, окрыляла, проникала прямо в сердце и пульсировала вместе с оным в груди! Наверное, это было сродни привороту — только положенному на ноты!

При мысли о привороте я на миг напрягся, но дивное звучание тут же заставило меня отринуть все дурные ассоциации прочь — не поступить так было бы с моей стороны подлинным кощунством!..

Минуты через три сего священнодействия скрипка умолкла, и голем опустил смычок. На какое-то время в зале установилась мертвая тишина, затем кто-то — по-моему Милана — начал аплодировать. В следующий миг рукоплескали уже все собравшиеся за столом.

Змаевич зарделась. Голем грациозно поклонился — словно заправский артист.

— Что сие за произведение? — подал из-за стола голос Ясухару, когда овация мало-помалу пошла на убыль. Думаю, не ошибусь, если скажу, что это были первые слова, сказанные японцем в Школе Змаевич. — Явно что-то русское, но неизбитое, а я не очень хорошо знаю ваших современных композиторов.

— Я… То есть мы… Мы импровизировали, — повернувшись к Тоётоми и покраснев еще сильнее, выговорила Инна.

— Я не поняла: это ты сочинила? Только что? Сама? — ахнула Муравьева.

— Мы вместе, — кивнула Змаевич на голема.

— Разве так бывает? — позволила себе усомниться Перовская.

— Конечно, бывает, — менторским тоном бросила ей через стол Цой. — Вот был такой Мастер големов, Петр Чайковский — так он со своими глиняными соавторами чуть ли не дюжину опер создал, до сих пор в театрах идут! В том числе у нас, в Хабаровске! А он еще сюиты, симфонии всякие писал — много разного…

— О Чайковском я слышал, — заметил Ясухару. — Но не знал, что он работал с големами…

— А другой известный в прошлом Мастер, Иван Айвазовский, заставлял своих големов картины рисовать, — взахлеб продолжила хабаровчанка. — Очень красивые, я видела в музее!

— Тут нельзя заставить, — покачала головой Инна. — Это совсем иначе работает. Если тупо давить — ничего путного не выйдет!

— Ну, вам виднее, — не стала спорить Цой.

В этот момент в трапезный вошли припозднившиеся борисовцы. Недоуменно покосившись на глиняного истукана у стены, Евгений и Даниил сели за стол.

— Хотите, мы еще сыграем? — ни к кому конкретно не обращаясь, спросила между тем Инна.

— Да! — незамедлительно выдал Тоётоми, тут же поймавший на себе несколько недоуменный взгляд Златки.

— Давай лучше после трапезы, — предложила Воронцова. — А то так и не поедим, снова заслушавшись!

— Почему не поедим? — живо поинтересовался пропустивший прошлое выступление голема Бестужев-Рюмин.

— Услышите — поймете, — хмыкнула Машка.

— Тогда после ужина приглашаю всех на концерт! — торжественным тоном объявила Змаевич — и шагнула к последнему свободному месту за столом.

Из окошка в стене тут же выпорхнуло в зал первое ароматное блюдо.

Самую малость забегая вперед, замечу, что на анонсированный концерт остались почти все курсанты — кроме Златки. Болгарка удалилась, сославшись на усталость и извинившись. Ясухару пошел ее проводить, но скоро вернулся — голем как раз заканчивал первую композицию из, как потом выяснилось, доброй дюжины.