в которой разговоры продолжаются
Заметив мое приближение, Кирилл еще издали отсалютовал мне своим бокалом. Я хотел было ответить ему тем же, но тут обнаружил, что мой — пуст. Признаться, даже не заметил, как и когда я успел его опорожнить — вроде же, только пригубить успел, и на тебе!
Так что, подойдя к столу, первым делом я сложил пальцы левой руки в нужную комбинацию и наполнил бокал до краев из проворно подлетевшей пузатой бутыли.
— Чтобы наше завтра было лучше, чем наше вчера! — провозгласил с улыбкой, запуская пробный шар.
— Хм… Странное чувство: почему-то мне кажется, что сие я должен был сказать, — призадумавшись, заметил Мазаев.
Не удивительно: когда-то это был его коронный тост — пили тогда мы, правда, по большей части, не благородное марочное вино, а дешевое пиво.
— Красивая фраза, — продолжил между тем Кирилл. — Надо запомнить.
— А может быть, вспомнить? — выразительно прищурился я на него.
— Хотите сказать, что раньше я ее уже слышал?
— И даже произносил… Произносили, — меня так и подмывало обращаться к собеседнику на «ты», но, увы, это было бы уместно, разговаривай я сейчас и впрямь со своим закадычным школьным приятелем Киром. Но глазами его на меня ныне смотрел некий невнятный Станислав Заикин — а с этим человеком я на брудершафт покамест не пил. — Произносили, — повторил я. — Последний раз на моей памяти — на дне рождения Дашки Карпенко… — духи астрала, сообразил тут я, Дашка с Киром же встречались! Ну, в романтическом смысле! Никто из нас не знал, как далеко у них там все зашло, но… А теперь ведь придется ему рассказать, что Карпенко сейчас — безвольная и бесчувственная кукла! Может, будет даже к лучшему, если Кир ничего не вспомнит?! — Мы стояли на балконе, — продолжил тем не менее я, старательно следя за тем, чтобы не дать голосу предательски дрогнуть. — Вчетвером: я, ты… то есть, вы, сударь… Дашка и еще один наш одноклассник, Антоха. У каждого было по бутылке пива… — я назвал марку. — Карпенко знала, что это твое… ваше любимое, и специально купила именно его. А вот охладить то ли не сообразила, то ли не успела. Вы откупорили бутылку, и пиво брызнуло пеной — прямиком Дашке на платье. Карпенко взвизгнула, отскочила и случайно столкнула вниз локтем Антохин телефон, который тот сдуру положил на перила. А там высоко — пятнадцатый этаж…
— Пятнадцатый этаж? — удивленно перебил меня «Заикин». — И в самом деле необычайно высоко!
Больше его ничто, по ходу, не зацепило.
— Никаких ассоциаций? — понял я очевидное.
— Ни малейших, — с виноватым видом вздохнул мой собеседник. — И тем не менее: чтобы наше завтра было лучше, чем наше вчера! — тряхнув головой, приподнял он свой бокал.
Мы выпили. Я — пару глотков, «Заикин» — до дна.
— Давайте так, — предложил он, повторно наполняя свой бокал. — Я сперва расскажу, что знаю о себе сам — там, собственно, не так много, особо времени сие не займет — а после вы поведаете мне остальное. Идет?
— Идет, — кивнул я. — Только, может, отойдем с прохода? — к столу с напитками как раз приближалась покинувшая свое уютное кресло Инна Змаевич.
— Конечно, — согласился мой собеседник.
С бокалами в руках мы переместились на дюжину шагов в сторону, к кожаному диванчику, но присаживаться, не сговариваясь, не стали — лишь обошли и облокотились на его высокую спинку.
— Мое первое воспоминание в сей жизни следующее, — после очередного глотка вина начал свой рассказ «Заикин». — Я стою посреди пустой комнаты без окон и без какой-бы то ни было мебели, рядом со мной — человек в смешном, как мне тогда показалось, алом кафтане. Вопросительно — и будто бы с некой надеждой — смотрит на меня. А я понятия не имею, как сюда попал и вообще кто я такой. Тут незнакомец меняется в лице и разочарованно мне говорит: «Похоже, не получилось». Я ему: «Что не получилось?» А он: «Проблему вашу решить не получилось, сударь!»… В общем, что выяснилось. Не сразу, позднее. У меня, видите ли, редкий дар…
— Логично: как и у всех нас, — не удержался от реплики я.
— Ну да, для сего нас тут и собрали, — кивнул «Заикин», решив, должно быть, что речь о курсантах спецшколы, но я-то под «нами» имел в виду выходцев из мира-донора! — Так вот, мой талант: способность мгновенно перемещаться в пространстве — безо всякого портала. Да еще и кого-то другого с собой могу перенести за компанию, или даже двоих. Как говорил мне есаул Семенов — тот самый человек из моего первого воспоминания — во всей Империи сие подвластно едва полудюжине магов, долгими годами осваивавших данную технику. И тут я в свои восемнадцать — возраст мой мне, кстати, назвали с точностью до дня…
— Тринадцатое декабря, — проговорил я. — Ваш день рождения — тринадцатое декабря.
— Да? А звучала другая дата.
— Другая? — хотя понятно: здесь же свой календарь с этими их дополнительными месяцами и годами-«имбами»… — Не важно, — мотнул я головой. — Продолжайте, прошу вас.
— Извольте. Подвох заключался в том, что в комплекте с даром, как и положено, шло проклятье, — вздохнул «Заикин». — После каждого скачка сквозь астрал — хоть на пару саженей, хоть на сорок сороков верст — у меня начисто стиралась память. Ну, как начисто — как держать рукой столовую ложку или завязывать шнурки на ботинках, я помнил. Сохранялась речь, хотя, судя по всему, отдельные слова и выражения забывались. Даже магические техники оставались в моем распоряжении — тут, правда, стоит учесть, что по сей части во всем, помимо моей основной способности, я не слишком силен. Но главное уходило: я не помнил ни своего имени, ни событий своего прошлого — всего, что предшествовало последнему перемещению. Станиславом Заикиным меня Семенов записал — нужно же было как-то… Все, что мне нынче известно: переместился я в Россию из Китая. Сие следовало из неких бумаг, которые, якобы, были при мне. Я их видел — несколько исписанных убористым почерком страниц. Язык, вроде бы, наш, русский, но буквы, как мне сказали, чудные — сам я тогда ни писать, ни читать не умел, позже обучился с нуля. Но в Конвое сей шифр разгадали. Увы, про меня там почти ничего не оказалось — только про Поднебесную. Вроде как, ценные сведения… Но подробностей мне не раскрыли. Что речь шла о Китае, я почти случайно узнал… Вот такая история, — заключил «Заикин».
— И получается, как прибыли из Поднебесной, больше с тех пор вы своей редкой способностью так и не воспользовались? — нахмурившись, спросил я. Что-то в рассказе Кира не складывалось.
— Вот я балда: главного не объяснил! — досадливо скривился мой собеседник. — Пользовался, конечно. В Конвое меня научили как бы прятать на время прыжка сознание — а потом снова его возвращать, неповрежденное. Они сие называют «сворачивать» и «разворачивать». Вышло у меня не сразу, конечно. Несколько раз снова все забывал — то мое первое воспоминание как раз про такую попытку. Последнюю из неудачных. Но теперь сей техникой я владею уверенно. Тут, правда, другой нюанс вскрылся: очень уж она, техника сия, манозатратна. Я же всего лишь Стольник — триста сорок семь мерлинов лимита. И минимум триста сорок из них теперь уходит на прыжок — покрываемое расстояние, кстати, на расход почти не влияет, в отличие от переносимого груза. Так что прибываю я, по сути, пустой. Но главное — в здравом уме и твердой памяти!
— Да, это и впрямь главное, — согласился я. — Что ж, как понимаю, мой черед рассказывать? — уточнил, видя, что собеседник умолк.
— Если вас сие не затруднит, — склонил голову «Заикин».
— Нисколько, — усмехнулся я. — А начну с вопроса. Вы когда-нибудь слышали о мире-доноре?
— Увы, не доводилось, — развел руками Кир. — А что сие за мир?
— Некая параллельная здешней реальность. Похожая на эту, за одним существенным исключением: там нет магии.
— Что значит, нет магии? — не понял мой собеседник.
— Нет — значит нет. Мне говорили, что часть энергии Ключа, предназначавшаяся тому миру, некогда была перенаправлена сюда — но это, как я теперь догадываюсь, не точно. Суть в том, что магические техники там неизвестны и не работают. Но через астрал миры между собой связаны, и, зная путь, из одного в другой можно попасть. Почему я в этом уверен: я сам родом из мира-донора. Так же, как и вы… Как и ты, — решительно поправился я. — Тебя зовут Кирилл Мазаев, ты родился в Москве — да, Москва там тоже есть, — пояснил я, упреждая уже готовый прозвучать вопрос. — И Россия есть. Только не Империя — просто страна, хотя, конечно, и далеко не из последних…
Больше Кир вопросами меня перебивать не пытался — слушал завороженно, словно откровение. Я же рассказал ему все, пусть и вкратце — про нашу жизнь до роковой встречи в сквере с приказчиком купца Адамова, про похищение и холопские печати, про то, как освободился за счет Зеркала, про печальные судьбы Светки, Дашки и Санька…
— А вот Антоху я здесь не видел, — сообщил я под конец. — Должно быть, он оказался чернью, и Адамов просто не стал его брать…
— Повезло… — невесело усмехнулся Мазаев.
— Да уж…
— Непонятно только, как я в итоге очутился в Китае, — заметил затем Кир. — Может, случайно запрыгнул с перепугу? У тебя, вон, Зеркало инстинктивно сработало — значит, и я мог рвануть неосознанно… — кажется, Мазаев и сам не заметил, как тоже перешел со мной на «ты». — И сразу все начисто позабыл…
— Может, и случайно, — согласился я. — А может, Адамов, когда сбежал в Поднебесную — не то от кредиторов, не то от властей — тупо прихватил тебя с собой. Ну, как ценный актив, на продажу.
— Не исключено…
Мы помолчали: Кирилл размышлял, я терпеливо ждал.
— А почему, когда обо всем узнал, ты не вернулся домой? — спросил через четверть минуты Мазаев. — Ну, в мир-донор? Или хотел сначала остальных наших найти?
— Хотеть-то хотел… — поморщился я. — Но проблема не только в этом. Понимаешь, пути в мир-донор никто не знает. Хотя многие ищут. Да только вот никак не могут найти. Пытались уже через меня, через Светку, через Дашку. Кое-кто даже до Адамова добрался в Поднебесной, — прямо называть Князя духов я все же не стал — довольно с Кира шокирующих новостей. — Не вышло. Так что застряли мы тут, дружище…
— Ну, ты, я смотрю, устроился неплохо, — усмехнулся Мазаев. — Природный князь! Не то что я…
— С твоим талантом и ты не пропадешь, — заметил я. — Да и что говорить, раз выбора нет?
— Да, наверное, ты прав… — он снова ненадолго задумался, потом спросил: — А скажи, в том мире-доноре мы кем были? Ближе к местной элите, или вроде здешней черни? Да, я помню, что там что чернь, что одаренные, без разницы, но какая-то социальная иерархия наверняка существует?
— Конечно, существует. А мы… Ну, пожалуй, что-то вроде среднего класса — то есть посередке. Олигархами, понятно, не были, но и не нищенствовали…
— Ну, например, личный экипаж у меня был?
— У тебя не было, молод еще, — усмехнулся я. — А в семье у вас была «Шкода». Ну, такая самобеглая коляска. Чешская.
— Чешская? — презрительно скривился Кир. — Полный отстой, небось?
— Почему отстой? Нормальная тачка.
— Угу, я так и понял, тачка-развалюха…
— Прости, — сообразил я, что малость забылся, — это вроде тамошнего жаргона. Хорошая машина. Твой отец на ней на рыбалку ездить любил, говорил: очень проходимая…
— Духи Америки, отец… — резко спал с лица Мазаев. — А мать моя жива?
— Летом была жива, — помрачнел и я, вспомнив собственную покинутую семью.
— А братья или сестры у меня были?
— Брат. Васек. На год тебя младше.
— Ну хоть кто-то у родителей остался…
Ну да, а у моих Юлька… Но что с того…
— Мне нужно все сие как-то осмыслить… — пробормотал между тем Кир. — С твоего позволения, пойду-ка я к себе в комнату… Разве что… — замялся тут он. — Может, еще по полбокальчика напоследок?
— Конечно, — не стал спорить я, и мы двинулись обратно к столу с напитками, где как раз в этот момент Гагарин с Бестужевым-Рюминым наполняли три бокала на двоих — лишний, должно быть, предназначался Машке.