Двойной фантом

Глава 33

в которой я наблюдаю,

как молодая графиня получает неожиданное предложение

«Оши, подстрахуй, пожалуйста!» — уловил я просьбу Воронцовой к моему новому фамильяру, когда молодая графиня уже, должно быть, находилась на полпути от нашей комнаты.

«Показать тебе, что будет происходить в кабинете Миланы Дмитриевны?» — предложила мне дух прежде, чем я успел ее переспросить, о чем, собственно, речь.

«Собираешься подглядывать? — нахмурился я. — Зачем?»

«Так она же сама только что попросила ее подстраховать. На всякий случай. Это у нас уже не в первый раз такое», — пояснила Оши.

«Ну, тогда, наверное, покажи», — кивнул я.

«Даю картинку, — тут же заявила дух. — А ты тогда ее Светлане Игоревне раскрой — ну, как барон фон Бухгольц учил».

В тот же миг перед моим мысленным взором появился рабочий кабинет хозяйки усадьбы — пока пустой. Сложив пальцы в нужную комбинацию, я вывел проекцию на круглый столик у стены и бросил Каратовой с усмешкой:

— А в это время в замке шефа…

Светка не без удивления уставилась на кукольную комнатку, откуда ни возьмись появившуюся на столе: столик, креслице, пара стульчиков, книжный шкафчик (на самом деле — огромное хранилище бесценных фолиантов, во всю стену, от пола до потолка), каминчик, в котором никто не потрудился разжечь огонь…

Минуту-другую девушка с любопытством рассматривала проекцию, даже пальцем потрогать попыталась — но та, конечно же, оказалась бесплотной. Когда же Светкин интерес к сей диковинке уже начал было угасать, в кабинет торопливо вошла Воронцова. От неожиданности (игрушка ожила!) Каратова слегка отпрянула назад, но тут же снова склонилась над столиком:

— Вот это я понимаю магия! — с чувством протянула она. — А то все дурацкие файерболы да щиты… А оно со звуком или немое? — обернулась она ко мне.

Аккурат в этот момент на пороге кабинета появился пожилой лакей, облаченный в роскошную ливрею в фамильных цветах Воронцовых — красную с серебром.

— Его сиятельство граф Ростопчин — с деловым вопросом! — чинно доложил он хозяйке за столом.

— О, со звуком! — констатировала Светка.

Я же, признаться, слегка напрягся — хотя виду в том, конечно же, не подал. Кто-кто, а граф Ростопчин точно не был другом этого дома, а значит, ничего хорошего от его визита ждать не следовало.

— Просите, — бросила между тем Милана лакею.

Тот удалился с поклоном, и через считанные мгновения на его месте появился статный гвардейский поручик.

Воочию лицезреть Ивана Ростопчина до этого мне довелось лишь однажды, да и то мельком — на том самом приеме у московского наместника, где нам с Муравьевой вручили по звезде, а Цой получила медальку. Однако не узнать графа было невозможно: он являлся почти точной копией своего покойного брата, с которым недавно мы при весьма драматических обстоятельствах пересеклись в Китае. Да и на отца — старого графа Василия, отправленного в Пустоту Миланой — внешне весьма и весьма походил.

Пальцы свободной моей руки сами собой скрестились в призыве щита — хотя понятно, что прикрыть им отсюда Воронцову я бы никак не сумел. Коротко помянув бестелесных злыдней, я заставил кисть расслабиться.

А тем временем визитер жестом заправского факира извлек — не то из-за спины, не то из-под полога маскировки — пышный букет белых лилий. Вот тут я, признаться, просто выпал в осадок.

Ничуть не меньше моего, похоже, оказалась поражена и Милана.

— Господин поручик, мне сказали, что вы по деловому вопросу! — сдвинула черные брови она — явно ожидая какого-то подвоха. — Это что еще за вычурный веник?

— Сие, молодая графиня, наглядный символ чистоты моих намерений! — пафосно заявил Ростопчин, посылая букет в плавный полет по направлению к Воронцовой.

Должно быть, он рассчитывал, что девушка подхватит подарок левитацией, но Милана и пальцем не пошевелила. Граф же контроль уже убрал, и букет с шумом упал на край стола — хорошо не на пол — нещадно перепачкав (вероятно, пыльцой с тычинок) лежавшие там стопкой бумаги.

— Да, вижу, сколь они чисты, намерения ваши, — хмыкнула Милана, небрежным жестом удаляя с документов грязные разводы.

— Сие в природе вещей — со всякой чистотой всегда соседствует толика скверны, — ничуть не смутившись, заметил поручик.

Шагнув к гостевому стулу, он без приглашения уселся на него.

— Изволите философствовать? — неприязненно прищурилась на гостя Воронцова.

— Почему бы и нет? — пожал плечами Ростопчин.

— Увы, господин поручик, на пустое суемудрие у меня совершено нет времени, — скривилась девушка. — Может быть, все же перейдем непосредственно к делу?

— К делу — так к делу, — и не подумал возражать бесцеремонный гость. — Я и сам, признаться, не большой охотник ходить вокруг да около — просто здесь у нас, некоторым образом, особый случай… Но коли вам угодно двигаться напрямки — что ж, извольте. Молодая графиня, я имею честь предложить вам свои руку и сердце, — проговорил Ростопчин столь будничным тоном, словно угощал собеседницу мороженым.

— Что? — опешила Милана.

— Руку, — с ухмылкой повторил поручик, для убедительности приподняв десницу и старательно пошевелив пальцами. — И сердце, — приложил он другую ладонь к своей груди.

— Ха! — должно быть, худо-бедно опомнившись, в тон собеседнику бросила Воронцова (надо отдать ей должное, собралась она почти мгновенно — я, например, так и завис с отвалившейся челюстью). — Весьма забавный оборот! Руку я, пожалуй, высушу, повешу над камином и буду потом всем рассказывать, что оторвала ее в честном бою. А вот на что мне ваше сердце — в толк, увы, не возьму… Разве что орехи им колоть?.. Ах, да, не сообразила сразу: вы же, наверное, взамен что-то попросите? Иначе что это за бизнес… Три рубля довольно будет? — выдвинув ящик стола, она достала оттуда несколько серебряных монеток и протянула их Ростопчину.

Я, честно говоря, ожидал от того в ответ взрыва, но гвардеец лишь расхохотался.

— Больно уж дешево хотите отделаться, сударыня! — заявил он, отсмеявшись. — Позвольте мне наконец объяснить вам несколько простых вещей… — проговорил он затем уже вполне серьезным тоном.

— Будьте так любезны, — кивнула Милана.

Монетки со звоном полетели обратно в ящик стола.

— Сие мое предложение и в самом деле носит сугубо деловой характер, — заявил поручик, резко подавшись вперед. Воронцова машинально отпрянула — что не укрылось от внимания Ростопчина и было отмечено хищным оскалом — а я на автомате снова едва не выставил бесполезный щит. — У оного есть целых три аспекта: политический, экономический и, скажем так, династический. Начнем с политики. Возможно, вы еще не в курсе, но ныне Светлейшим князем Всеволодом Романовым Первопрестольная полностью отдана на откуп моей семье. Мой никчемный дядюшка, Захар Авдеевич, на днях станет новым московским Наместником, кузен Гришка будет рекомендован на пост губернского предводителя дворянства, ну и так далее… Но фактически всем здесь стану распоряжаться я. И никакая оппозиция мне в губернии на дух не сдалась. А единственная фигура, вокруг которой нынче могут на Москве консолидироваться недовольные — сие вы, сударыня. Не из-за каких-то, понятно, личных заслуг — исключительно в силу авторитета древней фамилии. Так или иначе, такую фигуру с доски мне придется убирать. Способ, который предлагаю я — бракосочетание — еще относительно цивилизованный, не находите?

— Весьма спорное утверждение, — пожала плечами Милана.

— Мне так не кажется, — покачал головой Ростопчин. — Однако же продолжим. И зайдем теперь со стороны вульгарно-денежной. Своим богатством московские дворянские семьи совсем не чета питерским — с сим, надеюсь, вы не станете спорить? А все почему? Потому что вредим друг другу по мелочи, не даем соседу толком развернуться. Я намерен сию ситуацию в корне изменить, создав в Первопрестольной мощный промышленно-финансовый центр. Во главе с самим собой, разумеется, — ощерился гвардеец. — И самый лакомый кусок здесь для меня — вы, сударыня. Точнее, ваши активы. В прошлый раз, когда они уже почти что были у меня в руках, вам таки удалось в последний момент меня перехитрить, но затем вы допустили роковую ошибку, раздробив свое добро на три части. И что мы теперь видим? Имущество, отписанное покойному молодому князю Огинскому-Зотову, зависло бесхозным. Ежели в ближайшие дни духовная несчастного юноши не будет обнародована, за неимением легитимных наследников все отойдет казне. Не сомневаюсь: сумею обставить дело так, чтобы сие была московская казна — которой, как вы понимаете, сам же и буду управлять.

Поручик выдержал паузу, давая собеседнице осмыслить услышанное. Крепко призадумался над его словами и я. Раз уж «воскреснуть» мне не суждено — может, стоит составить задним числом завещание, назначив наследницей Воронцову? Надо было, конечно, заранее этим озаботиться, но вдруг еще не поздно?

— Далее — часть, по недоразумению отошедшая госпоже Муравьевой, — снова заговорил между тем Ростопчин. — Как мы знаем, сия девица ныне находится под следствием по обвинению в убийстве. Можно смело рассчитывать, что после вынесения приговора ее имущество будет конфисковано. Снова у вас минус — а у меня, возможно, плюс! Ну и, наконец, основное блюдо: ваше собственное состояние. Молодая графиня, позволю себе напомнить, что полного совершенства лет вы покамест не достигли, а значит, согласно закону, нуждаетесь в опеке. Сие бремя несло учебное заведение, за котором вы числились. Но что мы видим сейчас? Специальная школа под личным Его Высочества Младшего Царевича Дмитрия патронажем закрыта. Как неудачно! Но ведь и приказа о переводе вас назад в Федоровский кадетский корпус не издавалось! И смею заверить, не планируется к изданию! А значит, святая обязанность губернского дворянского собрания назначить вам достойного опекуна! Что, конечно, и будет сделано в самое ближайшее время. Пока же суд да дело, III Отделением может быть инициирован розыск о ваших подозрительных связях с Поднебесной — помните тот злосчастный чек Китайского Императорского банка? Восточная политика нынче совсем не та, что прежде: снаряд, убивший Его Высочество Цесаревича, был просто напичкан китайскими артефактами. Даже если злой умысел с вашей стороны не будет изыскан — текущие дела такое расследование наверняка затруднит… Что вы на сие скажете?

Милана не ответила, поджав губы.

— Красноречивое молчание! — удовлетворенно кивнул гвардеец. — Ну а пока вы все сие обдумываете, перейдем к третьей грани моего плана. Как известно, мой род древен и славен. Ваш, признаю, моему ничем не уступает, а с точки зрения пусть и дальнего, но родства с царствующим семейством — даже несколько выигрывает в сравнении. Наследник же двух наших великих фамилий и вовсе встанет вровень с Рюриковичами! Полагаю, со временем он даже сможет рассчитывать на титул Светлейшего князя! Тут, понятно, все уже будет зависеть от воли Государя, так что не станем забегать вперед… Итак, сударыня: все, что мне от вас нужно — сие такой наследник. Не более, но и не менее. В остальном вы будете вправе располагать собой, как пожелаете — при условии, конечно же, соблюдения внешних приличий… По-моему, сие весьма щедрое предложение, не правда ли? — воззрился он на собеседницу.

— Что ж, отвечу по пунктам… — ничуть не замедлила на этот раз с реакцией Воронцова — повторюсь, ее собранности и выдержке оставалось лишь позавидовать. — Первое: до сих пор у меня и в мыслях не было лезть в вопросы губернской политики, но теперь, ежели московское дворянство и впрямь станет искать лидера для противостояния вашей клике — это непременно найдет у меня полное понимание. Второе: по деньгам. Официально Школа не закрыта — в ней лишь временно приостановлено обучение курсантов. Так что с аферой по опекунству у вас покамест ничего не выйдет. По Китаю — ищите, хоть обыщитесь, ничего противозаконного за мной нет. Что там у нас далее?.. По доле молодого князя Огинского-Зотова — уверена, в скором времени мы узнаем содержание его завещания — и вас в числе наследников точно не увидим. Что же до судьбы госпожи Муравьевой, то, как я понимаю, убила она не кого-то там, а одного из гнусных заговорщиков, повинных в печальной участи Его Высочества Цесаревича! По нынешним временам за такое не судить — награждать надо! Так что снова вы в пролете, сударь! И последнее — насчет наследника, — в первый раз за все время голос девушки заметно дрогнул. — Да будет вам известно, господин поручик: я скорее пересплю с мимикром, чем позволю мрази, вроде вас, хотя бы кончиком пальца до меня дотронуться! — решительно заявила она. — Гм… Кажется, ничего важного не забыла.

— Да уж, вполне исчерпывающе и емко, — после нескольких секунд паузы невозмутимо согласился Ростопчин. — Будь наша с вами нынешняя беседа обусловлена вопросом чести или, упаси Ключ, юношеской романтики, я бы, вероятно, мог счесть себя оскорбленным — чего вы, по всей видимости, и добиваетесь со всем старанием. Однако, как и заявлено мной изначально, предложение мое сугубо деловое. А посему дам вам время справиться с эмоциями и все хорошенько обдумать. Трех дней, полагаю, будет довольно. По прошествии которых я либо получу ваше сердечное согласие, либо вскорости графский дом Воронцовых сделается не более чем достоянием истории. Ну а пока позвольте откланяться, — гвардеец резко поднялся, почти что вскочил, со стула — не иначе, несмотря на маску спокойствия, Милане все же удалось вывести его из себя. — До скорой встречи, молодая графиня! — церемонно поклонился он.

— Катитесь к духам, поручик! — брезгливо бросила ему на прощанье Воронцова. — И не трудитесь возвращаться: особо распоряжусь, чтобы вас на порог больше не пускали!

— Три дня, молодая графиня, — натянуто осклабившись, повторил Ростопчин. — Три дня! — и с этими словами он довольно-таки спешно покинул кабинет.

— Вы это слышали?! — раздраженно бросила Милана, врываясь к нам в комнату.

— А то! — не счел нужным отрицать я.

— Каков наглец! — в свою очередь заявила Светка.

— Да уж, — поморщилась Воронцова.

— Но ты ему ответила достойно, — заметил я.

— Пока это только слова, — отмахнулась молодая графиня. — Ими проблему, увы, не решить — особенно если у Ростопчиных и впрямь карт-бланш на Первопрестольную.

— Мне написать завещание? — предложил я. — От нужной даты?

— Полумеры, — скривилась Воронцова. — Да и вскроется такой подлог без труда — даже если через мой перстень все обстряпаем…

— Тогда что будем делать? — спросил я, несколько огорченный, что удачная, как мне казалось, идея вот так вот, сходу, отметена.

— Что-что… — буркнула Милана. — Как ты, чухонец, и хотел: низвергать Романова — вот что. Иначе, подозреваю, тут уже нипочем не отбиться!

— Вот это, я понимаю, разговор! — просиял я. — Светка, ты с нами? — обернулся к Каратовой — признаться, в полушутку.

— Конечно, — без тени улыбки кивнула та. И добавила — столь же серьезно, но без малейшего намека на неуместный пафос: — Подумаешь, Романов какой-то. Вовка, даже если весь этот мир разом ополчится против тебя — я буду молча стоять рядом и держать щит!

— Только если такой же хлипкий, как в прошлый раз — то лучше не надо! — послышался звонкий голосок прежде, чем я успел по достоинству оценить слова своей бывшей одноклассницы.

Мы все трое обернулись на него: на широкой кровати, поджав под себя босые ноги, в своей золотой пижамке не по размеру сидела и насмешливо на нас смотрела пробудившаяся от магического сна Юлька.