в которой я сдаю отчет
Наутро, после завтрака, как и велел Корнилов, я засел за отчет. Поначалу дело спорилось: уже через каких-то пару часов передо мной лежало с дюжину исписанных убористым почерком листов, а повествование дошло до крокодилов. Вот тут я, признаться, несколько завис: дальше нужно было аккуратненько оставить за кадром историю с Тао-Фаном, но при этом правдоподобно объяснить, как нам удалось выбраться из «пятна», да еще и воссоединившись с Фу.
Просидев над новой, чистой страницей с четверть часа, но так ничего путного и не родив, я решил нарушить запрет Юрия Константиновича и послал фамильяра глянуть, что там на сей счет накропал Кирилл. Как выяснилось, «Заикин» особо заморачиваться не стал: весь наш путь от зарослей с носорогами до границы «пятна» он уложил буквально в пару скупых предложений: бежали, мол, бежали и добежали — хотя, конечно, с немалым трудом. Даже реку с крокодилами не соблаговолил упомянуть! Что же касается обретения Фу, то на нем Кирилл также не акцентировал внимания: ну, исчез дух после трюка с фантомами, ну, появился потом снова — так на то он и сущность бестелесная!
В принципе, такое вѝдение ситуации «Заикиным» было даже где-то логичным: в конце концов, это же мой фамильяр пропадал и возвращался, не его — откуда Кириллу знать подробности? Но с моей стороны подобное, конечно, прокатить не могло.
«Сударь, просто напишите, что я присоединился к вам незадолго до границы, — посоветовал мне Фу, когда я уже был готов в отчаянии отшвырнуть перо. — Мол, отлежался, набрался сил — и нагнал на марше».
«Так реально могло быть?» — осведомился я.
«Ну, теоретически… Если бы мне удалось хотя бы самую малость запитаться — от другого духа либо от артефакта. Или от какой-нибудь аномалии внутри „пятна“…»
«То есть, на самом деле — без шансов?» — уточнил я.
«Откровенно говоря — да. Но сие я осознаю уже по факту. А изначально вполне допускал, что может и получиться. Так что пишите смело — как говорится, бумага стерпит».
«Добро, — кивнул я. — А насчет нашего пути к границе что посоветуете?»
«„Брел, едва живой от усталости, не разбирая дороги“ — ну, что-то вроде сего. Если что, я потом аккуратненько подправлю вашу ауру, подпущу в нее туману — противоречий не будет».
«И Кириллу, — быстро добавил я. — Кириллу тоже подправьте. А для начала — шепните ему, что отвечать, если спросят».
«Сделаю, сударь».
В итоге, никаких каверзных вопросов нам Корнилов задавать не стал — ну, понятно, сперва ему нужно было прочесть наши отчеты. Но и тут Юрий Константинович не выказал и малейшей спешки: сложив наши бумаги в кожаную папочку, поблагодарил нас за работу и объявил, что после обеда мы свободны: аж до вечера следующего дня нам троим — мне, Кириллу и Наталье — предоставляется увольнительная. Можно провести это время, тупо лежа в своей комнате и поплевывая в потолок, можно прогуляться по окрестностям — наведаться в Ласпи, в Балаклаву или в Севастополь, а можно отправиться домой — у кого, конечно, оный дом наличествует (у «Заикина», например, родного очага не имелось). Главное — поставить в известность Школу, где нас, в случае чего, следует искать.
Блондинка наша сразу заявила, что желает смотаться в Петрополис — и тут же принялась зазывать нас с Кириллом к себе в гости. Но у нас уже созрели иные планы. Переглянувшись и перекинувшись при помощи Фу парой безмолвных фраз, мы уведомили Корнилова, что проведем увольнение в Первопрестольной — в моем особняке на Мясницкой. Перовскую, кажется, наш твердый отказ немного обидел, но что поделаешь: лучшей возможности встретиться с Тао-Фаном и стребовать с него оговоренную плату в ближайшее время нам могло и не представиться.
К слову, за обедом выяснилось, что на всю Школу нас всего трое таких счастливчиков, получивших внеплановые выходные. Наталья простодушно спросила Бестужева-Рюмина с Гагариным, куда поедут те — как видно, надеясь хоть на какую-то компанию в столице, но оба борисовца лишь воззрились на нее с недоумением: их школьные занятия продолжались по расписанию. На меня, в свою очередь, с завистью посмотрела Машка:
— Везет же некоторым! И за какие это, интересно, заслуги?
— Государственная тайна! — загадочно хмыкнул я.
Но в самом деле: за какие? Миссии же были у всех, почему поощрили только нас троих?
«Такое впечатление, что нас просто хотят на время убрать из Школы», — тот же вопрос, похоже, занимал и Кирилла.
«Пока Корнилов не решит по Чубу? — дополнил я версию товарища собственной догадкой. — А где он кстати? — уточнил у Фу. — Ну, духов штабс-ротмистр».
«Точно не отвечу, сударь, однако судя по всему — где-то в Школе. Не в своем кабинете и не в общих помещениях… Но почти наверняка — где-то здесь».
«Может, Юрий Константинович уже его арестовал? — с надеждой предположил я. — А камера хорошо защищена — вот вы его и не видите?»
«Тогда не нужно было бы нас никуда отсылать», — веско заметил «Заикин».
«В Школе достаточно мест, куда мне нет ходу, сударь. И не обязательно сие тюремные камеры».
Так и не придя ни к какому однозначному выводу, мы оставили досужие разговоры и воздали должное трапезе. Как говаривал Корнилов, наваристые щи с кулебякой, бус под капустой и тушеные в сметане рябчики сами себя не съедят! Да и вино кто-то должен выпить, не пропадать же добру!
В Москву, на Мясницкую, нас с Кириллом отправили казенным порталом. Провесили его, конечно же, не непосредственно в дом, а, как положено, на улицу. Одним из плюсов принадлежавшего мне с недавних пор особняка было весьма удачное его расположение относительно официально установленной точки выхода из астрала: не прям вот рядом — чтобы не наблюдать постоянно за окном толпы снующих туда-сюда пешеходов — но и не слишком далеко, дабы уже самому не топать на своих двоих лишние квартал-другой.
В Первопрестольной по-прежнему стоял морозец, но нынче экономить ману нам с «Заикиным» никакой нужды не было, так что пятиминутную прогулку по заснеженной улице я бы даже назвал приятной. Дом мой стоял в глубине аккуратного дворика и был по московским меркам совсем невелик: в два этажа, по фасаду всего полдюжины окон. Внизу, помимо служебных помещений (среди которых имелся гараж — правда, сейчас пустовавший), находилась столовая, наверху располагались три комнаты: спальня, крохотный рабочий кабинет и просторная гостиная.
Сторож — он же, при необходимости, дворецкий — пожилой мастеровой, звавшийся Афанасием Степановичем — встретил нас у входа. Принял наши кепи (мне почему-то показалось, что ждал он щегольских федоровских фуражек, и куцые головные уборы жандармского образца его малость разочаровали), после чего, узнав, что дома мы собираемся задержаться, поинтересовался, не следует ли заказать из ближайшей ресторации (кстати, того самого «Макдоналдса») готовый ужин.
— Извольте, — кивнул я.
— На сколько персон прикажете сервировать стол? — деловито уточнил Афанасий.
— На дв… На четверых! — заявил я.
— Будет сделано! — степенно поклонился дворецкий.
Мы с Кириллом поднялись в гостиную, расположились у выходившего на улицу окна и уже минуты через три увидели подъехавший к крыльцу экипаж: в сопровождении служанки прибыли от Воронцовой Светка с Дашкой — как я и договорился сразу после обеда с Миланой.
— Никого не узнаешь? — повернулся я к «Заикину».
— Увы, — развел тот руками, старательно вглядевшись в лица неловко выбиравшихся из коляски девушек. — Но, надеюсь, скоро начну узнавать! — заговорщически подмигнул мне он. — Если Князь духов не подведет… Где он, кстати?
«Князь прибудет через пятнадцать минут, — сообщил нам Фу. — Как и было условлено!»
Служанка — женщина лет тридцати по имени Фекла, слабенькая, на грани черни, мастеровая, но, как заверила меня Воронцова, особа работящая и ответственная — привела наверх своих равнодушных подопечных, усадила рядом на диванчик и поинтересовалась, будут ли для нее какие-нибудь распоряжения. Я отослал ее вниз, помогать Афанасию. С Миланой мы решили, что Фекла пока останется жить у меня — если с Каратовой и Карпенко у нас все получится, им понадобится опытная помощница-горничная, ну а если план провалится (думать о таком мне категорически не хотелось, но тем не менее) — то тем более. Нет, о Тао-Фане я молодой графине не рассказал — просто заметил, что есть одна прорывная идея насчет несчастных девчонок. Воронцова посмотрела на меня с подозрительным прищуром, но расспрашивать ни о чем не стала.
Фекла удалилась, оставив на столе связку ароматных палочек. Не позднее чем через час их следовало зажечь, дабы Светка получила очередную порцию лечебного дыма — иначе могли вернуться мучавшие ее боли. Дарья в подобного рода процедурах не нуждалась. Впрочем, если все у нас сложится как надо, Каратовой благовония тоже больше не понадобятся… Если сложится, да.
Надежда на успех и страх провала, вяло перестреливавшиеся в моем сердце еще со вчерашнего дня, с момента заключения сделки с Князем, нынче, где-то с обеда, вылезли из окопов и сошлись в смертном поединке, просто-таки разрывая меня изнутри. Но если поначалу, казалось бы, верх уверенно брала вера в лучшее, то с появлением в моей гостиной девушек — а может быть, даже еще с того мгновения, как я увидел их в окно во дворе — мрачные предчувствия вдруг начали одолевать. И чем дальше, тем явственнее мне виделось, что ни духа у нас не выйдет, Тао-Фан не справится — или попросту обманет — и Светка (в первую очередь я думал именно о ней, а не о Дарье, тут уж ничего было не поделать) навсегда останется безвольным болванчиком…
«Князь не обманет, — раз за разом замечал мне на это Фу. — И в отношении Светланы Игоревны он совершенно уверен в благополучном исходе!»
На время меня это успокаивало, но после все начиналось по новой.
После ухода горничной Кирилл поднялся из кресла у окна и медленно, как-то несмело, приблизился к девушкам. Те его, понятно, проигнорировали. С полминуты «Заикин» постоял перед Дарьей, затем шагнул в сторону и замер напротив Светки.
— Когда ты рассказывал про пустой взгляд, я не думал, что настолько пустой… — пробубнил «Заикин», не оборачиваясь.
К горлу у меня подкатил тугой ком, и я ничего товарищу не ответил.