Фортуна-женщина. Барьеры

Глава X

К счастью, у нас было достаточно времени, чтобы взять себя в руки: во всяком случае, мне показалось, что Трейси не заметил ничего подозрительного. И все-таки какая это была пытка: стоять и пить в мерцающем свете от камина, чувствуя свой учащенный пульс, представляя себе свое лицо; раскрасневшееся, отрешенное… может быть, даже со следами губной помады…

Кажется, это приглашение было рождено лишь потребностью с кем-нибудь поболтать. Если не считать двоих слуг, Трейси был один в доме. Большая часть мебели была зачехлена; возле лестницы высилась стремянка. В тяжелой дубовой балюстраде вдоль галереи обнаружили древесного червя; трудно сказать, как далеко он успел распространиться. Трейси также вынашивал план прорубить еще пару окон в холле, чтобы улучшить освещение, но не был уверен, что у него хватит средств сделать все так, как хочется.

Сара извинилась и пошла спать, а я оставался до двух, потягивая его бренди и всячески симулируя интерес к его хлопотам. Приподнятое настроение сменялось депрессией и наоборот; я поочередно чувствовал себя то порядочным человеком, то последним негодяем.

Оглядываясь на эти события три месяца спустя, я понял, что уже тогда должен был обратить внимание на некоторые симптомы, которые должны были открыть мне глаза на то, что происходило вокруг. Но я был совершенно выбит из колеи и ровным счетом ни о чем не догадывался — как говорится, ни сном, ни духом. Потребовался случай с Хайбери, чтобы у меня открылись глаза. Судьба подожгла фитиль, и разгорелось пламя.

Я обсудил дело Хайбери с Майклом и его отцом, а в понедельник мы провели совещание на студии. После того как Чарльз Хайбери и во вторник не вышел на работу, я позвонил Фостеру и предложил устроить что-то вроде консилиума. Было условлено, что утром в среду к мистеру Хайбери заедет сэр Роджер Феттер. В тот же день пополудни я встретился с сэром Роджером. Он не нашел у мистера Хайбери ничего серьезного, если не считать подбитого и быстро заживающего глаза. Вернувшись в контору, я сел и хорошенько все обдумал. Что все-таки произошло в тот вечер и как прошла встреча с мистером Кортом в северо-западной части Лондона — та, что была отмечена галочкой в записной книжке Хайбери? Не в ней ли — ключ к случившемуся?

На моей карте не оказалось Манкс-Крофта, а северо-западная часть Лондона — настоящий лабиринт, в котором, не зная дороги, легко заблудиться. Так что я битый час ломал себе голову, пока не сообразил, что Хайбери перепутал и район называется Манкс-Корт — огромный жилой массив с таким названием значился на карте, а, когда я приехал туда — номер восемь оказался резиденцией американского представительства — привратник подтвердил, что мистер Уильям Крофт проживает на восьмом этаже.

Он сам открыл дверь — приятный молодой человек лет под тридцать, элегантный, с хорошими манерами и тихим, хорошо поставленным голосом. Я встречал таких молодых людей во время войны — они, как правило, оказывались уроженцами Бостона.

Мистер Крофт занимал большую квартиру с белыми стенами, зелеными, цвета резеды, портьерами и множеством встроенных книжных шкафов. Он внимательно изучил мою визитную карточку и спросил:

— Могу я быть вам чем-нибудь полезен?

— Надеюсь, мистер Крофт. Мне бесконечно жаль отнимать у вас время, но я — агент страховой компании и в настоящее время расследую несчастный случай, происшедший в прошлый четверг с всемирно известным киноактером, мистером Чарльзом Хайбери. Кажется, в тот вечер вы ужинали вместе?

— Да, разумеется.

— В ходе встречи имел место некий удар?

— Не о ресторанный столик.

Я засмеялся.

— Нет, конечно. Однако…

В этом месте я сделал паузу, сверля его взглядом и надеясь на лучшее. Сработает мой блеф или я потерплю сокрушительное фиаско?

Крофт выглядел смущенным. Он потеребил галстук и выглянул в окно.

— Пожалуй, нам не помешало бы сделать по глотку. Как насчет ”скотча” с содовой?

Я внутренне ликовал: интуиция меня не подвела! Американец некоторое время возился возле бара и наконец вернулся с двумя бокалами.

— Не приступить ли нам прямо к делу? Чьи, собственно, интересы вы защищаете, мистер Бранвелл, и какие неприятности я могу навлечь на себя и на других, если позволю себе быть откровенным с вами?

— Абсолютно никаких. Я выступаю от имени страховщика, который, вследствие болезни мистера Хайбери, должен выплатить солидную сумму, затребованную его продюсером. В любом случае иск будет принят ко взысканию, но нам хотелось бы точно знать, что все-таки случилось. Мы не собираемся выдвигать против вас или кого-то еще какие бы то ни было обвинения.

— Надеюсь! — весело отозвался он и выпил свое виски. Наши взгляды встретились. Крофт поставил свой бокал на стол. — Вы же не думаете, что это я приложил руку?

Я осторожно ответил:

— Мистер Хайбери весьма смутно помнит, что произошло.

— Вот это странно. По-моему, на этот счет не может быть никаких сомнений.

Я сделал несколько глотков.

— Вы не могли бы подробно описать, как это началось?

Мистер Крофт заколебался.

— Ничего, если я сначала позвоню Хайбери — просто убедиться, что он не возражает?

— Ради Бога.

Он продолжал колебаться.

— Нет… Пожалуй, не стоит. Видимо, вам можно доверять… Нас было четверо: Чарльз с Дженет — вы знаете, это его жена, Дженет Вэл, и мы с Джой — это моя жена. Мы пригласили их в гости. Пили, закусывали, а потом сели играть в карты. Вы знаете канасту?

Я жестом дал понять, что знаю.

— Конечно, мы играли на деньги — чисто символически, — и Чарльз с Дженет проиграли в общей сложности девять фунтов. Во время второй партии они начали наскакивать друг на друга — знаете, как это бывает между супругами? Я еще подмигнул Джой: вот, мол, и кинозвезды — такие же, как все. Мы закончили игру и еще выпили. Они все больше действовали друг другу на нервы. Потом они собрались уходить. Дженет надела пальто. Они стояли в прихожей — довольно тесной, как вы могли убедиться, — и вдруг дело дошло до драки. Там было мало места, чтобы драться по всем правилам, так что он укусил ее за руку и лягнул по лодыжке, а она двинула его в глаз. Помнится, он начал падать, а она взвизгнула: ”Получай, паршивый кенар!” — и была такова. Чарльз оставался у нас до двух часов ночи, а потом мы вызвали для него такси и отправили домой.

Я допил свое виски.

— Большое спасибо, мистер Крофт. Это более или менее подтверждает… Весьма обязан.

— Откровенно говоря, нам с Джой было здорово не по себе. Мы в первый раз пригласили их в гости. После того как Дженет хлопнула дверью, Чарльз поведал нам обо всех своих семейных неприятностях за двенадцать лет. Это оказалась непрерывная цепь скандалов. Все мы ссоримся, но лично я никогда не заходил так далеко. А вы?

— Я тоже.

Он показался мне симпатичным малым. Теперь, когда Рубикон был перейден, он стал словоохотливым. Я посидел еще немного, цедя ”скотч”, время от времени вставляя нейтральные реплики и размышляя о том, что сулит фирме это маленькое открытие. Наконец я поднялся, чтобы уйти, и тогда только обратил внимание на картину.

Она висела в дальнем конце комнаты, и я несколько раз рассеянно скользил по ней взглядом, подспудно угадывая что-то знакомое. И вдруг понял, что это — акварельное изображение Ловис-Мейнора. Не прерывая разговора, я подошел ближе и убедился: это вид на Ловис-Мейнор с того места на холме, где мы с Сарой сделали привал, когда катались верхом; ну, может быть, чуточку ниже. Слева виднелась задняя часть дома, а на переднем плане я увидел мельницу и небольшой лесок. Странно — ведь мельница разрушилась много лет назад.

— Любуетесь моей акварелью? — спросил мистер Крофт, проследив за направлением моего взгляда.

— Да. Мне знакома эта местность.

— Правда? Как интересно. Я горжусь этой картиной, потому что до нее у меня еще не было подлинного Бонингтона.

В моем бокале оставался довольно большой кусочек льда, и теперь мне показалось, будто его сунули мне за шиворот.

— Бонингтона?

— Ну да. Я приобрел ее более полутора лет назад. Она называется ”Роща и мельница” — довольно безликое название. Где, вы сказали, находится эта усадьба?

— Я не уверен… Боюсь ошибиться. Картина подписана художником?

— Да, разумеется. Вот здесь, в уголке.

— Вы приобрели ее через своего постоянного агента?

— Нет… Нет. А что?

— Я знаю… одного человека, изучающего творчество Бонингтона. Может, ему будет интересно…

— Я купил ее у одного дилера в Челси. Он познакомил меня с молодой особой, которая и продавала картину. Я хотел увезти картину домой, в Штаты, но потом обосновался здесь и, естественно, ее оставил.

— Понимаю, — промямлил я.

— Очевидно, дама выступала от имени владельцев — тем не хотелось афишировать факт продажи. Возможно, они разорились — война покалечила многие судьбы… Конечно, я не хотел рисковать суммой в две с половиной тысячи фунтов ради подделки и показал картину экспертам. Откровенно говоря, меня кое-что смущало: например, она почему-то настаивала на оплате наличными, — он метнул в мою сторону проницательный взгляд. — Только не говорите, что картина краденая!

— Нет-нет… Во всяком случае… насколько мне известно… — я проглотил комок. — Как выглядела та женщина?

В это время затрещал телефон. В течение добрых пяти минут, которые тянулись невероятно долго, я изучал картину и прислушивался к репликам мистера Крофта: очевидно, он разговаривал с женой. История с болезнью Чарльза Хайбери немедленно отодвинулась на задний план, как будто ее и не было на свете.

— Надеюсь, вы меня извините? Жена звонила из Эссекса.

— Как выглядела та женщина?

— Какая? Ах да, которая продала мне картину… Она была молода — лет двадцать пять, двадцать шесть. Довольно привлекательна.

— Высокая, стройная, но не худая; смуглая, с вьющимися волосами — черными, с оттенком бронзы; чистое, бледное лицо. Глаза при определенном освещении кажутся черными, а при другом — как у газели?..

— Весьма похоже, — Крофт улыбнулся. — Вы знакомы? Она произвела на меня впечатление настоящей леди. Только не говорите, что она — мошенница.

Я выдавил из себя подобие улыбки.

— Нет-нет. Можете быть абсолютно спокойны.

Я завел машину в гараж, но, вместо того чтобы пойти домой, прошелся по Гайд-парку и Кенсингтон-Гарденс. В общей сложности я проделал, наверное, миль семь или восемь. Домой я вернулся около одиннадцати. Включил свет и огляделся. Все было таким, как прежде: блеклый зеленый ковер; два обитых зеленым плюшем кресла; газовый камин с отбитым уголком; не особенно аккуратная стопка книг и журналов на полу; полупустая пачка сигарет на сработанном под антиквариат письменном столе — я все собирался заменить его, да так и не собрался. Я бесцельно выдвинул ящик и задвинул обратно. Не только среди предметов мебели попадаются подделки…

Два дня назад здесь была Сара — случайно залетевшая райская птица, рядом с которой все показалось особенно убогим. Всего два дня прошло, а сколько всего случилось!

Я сел на диван-кровать, закурил, вышел на кухню, отыскал бутылку виски. Я редко пью виски: просто мне не нравится вкус, — но сегодня это было именно то, что нужно. Я откупорил бутылку и налил полный стакан. Один неприятный вкус во рту сменился другим.

Не принимай близко к сердцу, твердил я себе. Есть разные степени нечестности. Но разве в этом дело?..

Я сидел без движения до тех пор, пока не услышал, как в соседней квартире пробил по радио Биг-Бен. Тогда я разложил диван-кровать, разделся и лег. Странная вещь — подозрения. Долгое время даже тень догадки не приходит вам в голову, как будто ваш мозг снабжен защитным устройством, но случись в этой броне малюсенький прокол… Проворочавшись до трех, я снова встал, зажег камин и долго курил, сидя перед ним в пижаме. Должно быть, я задремал, потому что, когда открыл глаза, было уже светло; снаружи доносился шум уличного движения.

С самого понедельника стояла ненастная погода, но сегодняшний день обещал быть погожим. Небо окрасилось в бледный желто-розовый цвет; между близко стоящими зданиями гулял ветер. Многих ожидает прекрасный день — только не меня.

Благодаря давнему случаю с пожаром в Ловис-Мейноре я знал, что Трейси пользовался услугами страховой компании ”Бертон энд Хикс”, где работал Фред Макдональд. Я не видел Фреда с тех пор, как порвал с его дочерью, однако позвонил и, извинившись, попросил о встрече по поводу пожара на Саутгемптонской верфи. Перед уходом я как бы невзначай задал ему вопрос:

— Да, кстати, кажется, вы ведете дела Трейси Мортона? Не знаете, он в последнее время не увеличил сумму страховки?

Макдональд в задумчивости поскреб большим пальцем свой двойной подбородок.

— Мортон? Это не?.. Ах да, вспомнил. Год или два назад у них был какой-то инцидент. Почему вы спросили?

— Так, пустяки. Просто я как-то виделся с ним — несколько месяцев назад — и посоветовал привести сумму страховки в соответствие с нынешними ценами.

Макдональд нажал кнопку звонка.

— Да-да… когда мы в последний раз продлевали страховку? Где-то в районе прошлого октября. Не помню точной цифры, но, если хотите, можно выяснить.

Подняв шум, я уже не мог остановиться и тем самым вызвать его подозрения. Секретарь принес папку, и он с недовольным видом прочитал:

— Сумма страховки за обстановку возросла с тридцати до сорока тысяч фунтов. Я предлагал ему переписать и полис на само здание, но он счел это нецелесообразным.

— На сколько застраховано? — с облегчением спросил я.

— На двадцать пять тысяч. Я там не бывал, но, должно быть, это замечательный старинный особняк.

— Вы правы. Когда я увижу Мортона, посоветую ему перезаключить и этот договор — увеличить сумму страховки хотя бы на пятьдесят процентов.

— Отлично. До свидания, Бранвелл.

Из его конторы я перенесся в свет и тени Грейсчерч-стрит. Мои подозрения почти растаяли. Слава Богу, все не так плохо, как нашептало мне предчувствие.

И все-таки сомнения оставались.

Когда я приехал к Аберкромби, секретарь-машинистка сказала:

— Звонил мистер Лоуренс Гаскелл, хотел получить последнюю информацию по делу Хайбери. Я также положила вам на стол кое-какие бумаги от Беркли Рекитта.

Я просмотрел документы и набрал номер фирмы ”Ллойдс” — справиться, не там ли сейчас Гаскелл. Однако передумал и положил трубку на рычаг прежде, чем мне ответили. Заболевшие кинозвезды немного подождут. Сначала нужно выяснить то, что не давало мне покоя с прошлой ночи.

Я попросил соединить меня с Ловис-Мейнором, Слейден, тридцать пять. В ожидании ответа я нацарапал на листке бумаги несколько цифр и обвел кружочками.

Когда Сара узнала, кто звонит, мне показалось, что ее голос потеплел. Или это только моя фантазия?

— Вот, решил позвонить. Как вы?

— Спасибо, хорошо.

— А Трейси?

— Тоже довольно сносно.

Я тупо глазел на телефонный аппарат.

— Хотелось бы снова увидеться с вами обоими. Нельзя ли мне завтра заскочить?

Она немного помолчала.

— Видите ли… мы как раз уезжаем. Утром в субботу.

— Ах, да. Совсем вылетело из головы. Как насчет завтрашнего вечера?

Послышались приглушенные голоса.

— Оливер, мы уезжаем всего на одну неделю. У вас что-нибудь срочное?

— Нет. Кажется, нет. Вы не могли бы позвонить мне, когда вернетесь?

— Конечно, — осторожно ответила она.

— Я хотел спросить у Трейси… Куда он отдает чистить свои картины, например Констебля и Липпи? Вчера у меня состоялся разговор с одним знакомым, я пообещал ему порекомендовать стоящую фирму.

Я слышал, как она спросила Трейси, а он буркнул: ”Зачем ему это нужно? — Сара объяснила. — ”Барбер энд Карри”. Это на Бонд-стрит, по правой стороне”.

— Точно. Спасибо. Счастливой поездки. До свидания.

— До свидания.

Я посмотрел на телефонную трубку так, словно она причинила мне боль, и медленно опустил на рычаг. Приближалось время обеда, а я с самого утра не сделал ничего путного. Я еще минут десять посидел, подумал, а затем достал фирменный бланк и настрочил следующее послание:

”Агентство ”Григг энд Григг”.

Уважаемые господа! Мы были бы весьма признательны, если бы вы предоставили нам информацию о финансовом положении мистера Трейси Мортона, Ловис-Мейнор, Слейден, графство Кент. Искренне ваш, по поручению ”Аберкромби энд Компани”, Оливер Бранвелл”. Запечатав конверт, я незаметно выскользнул на улицу и доехал двадцать третьим автобусом до Бонд-стрит.

”Барбер энд Кэрри” оказалась одной из тех мастерских средней руки, где в витрине непременно красуется изображение одинокого, поглощенного своей работой Старого Мастера. Управляющий ушел на обед, но его заместитель, человек в белом халате, показался мне сведущим, так что я сказал ему, что хочу отдать на реставрацию картину раннего Бонингтона, но сначала желал бы знать, какую работу они выполнили для мистера Трейси Мортона из Ловис-Мейнора — он расхвалил их до небес — и во что это ему обошлось.

Мастер в белом халате переспросил:

— Как, вы сказали, его зовут? И что это были за картины?

— Трейси Мортон, одна картина Констебля, а другая — Липпи. Не исключено, что и Ватто.

— Что-то не припомню. Но я проверю по регистрационному журналу.

Он вышел, но скоро вернулся и сообщил, что единственным клиентом с похожей фамилией оказалась виконтесса Моркамб. ”В каком году это было?” — уточнил он, и я ответил: в прошлом, — хотя мне уже все было ясно; оставалось подыскать благовидный предлог для ухода.

Через пять минут он снова появился, на этот раз с каменным лицом, словно заподозрил обман, но не мог угадать, в чем он состоит. Они никогда не выполняли никаких работ для мистера Мортона, а также в течение нескольких лет не занимались Липпи. Может быть, мне стоило бы дождаться управляющего? Я поблагодарил и сказал, что сначала переговорю с мистером Мортоном. Еще минута — и я очутился на улице.