Фортуна-женщина. Барьеры

Глава XIII

В ту ночь я даже не пытался уснуть, а, вернувшись домой, разделся и залез в ванну, надеясь расслабиться и обрести хотя бы относительный душевный покой. На правом предплечье багровел след от ожога, но и только. А ресницы отрастут.

Я лежал в ванне, пока не остыла вода, а потом вытерся, натянул чистое белье и надел халат. Полуобгоревшую одежду я завернул в бумагу и сунул на шкаф в спальне. Ночной воздух струил прохладу. Я включил камин и сидел до утренней зари, куря сигарету за сигаретой.

Звонок раздался позднее, чем я ожидал. К этому времени я успел приготовить чай и тщетно пытался заставить себя сделать несколько глотков. Выждав с полминуты, я снял трубку.

— Оливер Бранвелл.

— Оливер, это Майкл. Я тебя разбудил?

— Нет, что ты. Что-нибудь случилось?

— Для тебя это будет большим ударом. Беда в Ловис-Мейноре. У Мортонов.

— Что стряслось?

— Дом сгорел почти до основания. Во всяком случае, так утверждают полицейские, а они склонны преувеличивать. И еще…

— Хорошо, что Мортоны уехали, — через силу произнес я. — Слуги не пострадали?

— Так ты знал?.. Мне очень жаль, но… это не совсем так. Слуги-то в порядке — их не было в доме, — а вот Мортон остался. Что-то его задержало. Но он успел позвонить. Пожарные тотчас примчались, но сам Мортон…

— Боже милосердный!

— Да… Они нашли… тело.

— Боже милосердный! — повторил я без малейшего усилия над собой, потому что именно эти два слова всю ночь звучали у меня в мозгу.

— Прими мои соболезнования. Я знаю, они были твоими друзьями. Я решил как можно скорее поставить тебя в известность.

— А миссис Мортон?

— Кажется, она то ли в Йоркшире, то ли где-то еще. Во всяком случае, в доме больше никого не оказалось. Пожалуй, тебе следует прямо сейчас отправиться туда.

— Не могу. Я как раз вчера вечером растянул сухожилие. Всю ночь не спал.

Небольшая пауза.

— Вот черт, не повезло. Придется ехать самому. А я как раз на сегодня договорился насчет партии в гольф два на два. Как туда лучше добраться?

Я объяснил.

— Как ты думаешь, у тебя эта штука надолго?

— Пока неизвестно. Врач говорит, сегодняшнее утро покажет.

— Надеюсь, — проворчал Майкл, — это не помешает тебе поужинать с нами в пятницу?

— Позвони, когда приедешь из Ловис-Мейнора, хорошо? Буду с нетерпением ждать новостей.

— Да, Оливер. Конечно. Пока.

И он повесил трубку.

В каком-то смысле собственное поведение казалось мне достойным похвалы, а в каком-то — низким. Но что мне оставалось? Я сделал свой выбор — вчера вечером.

Чего я не рассчитал, так это того, что Майкл, по доброте душевной, заедет ко мне на обратном пути из Ловис-Мейнора. Это произошло где-то после часа. Я все еще дымил, когда раздался звонок в дверь. Я спешно поставил табуретку — якобы для больной ноги, сбросил комнатную туфлю и обернул ногу полотенцем.

— Войдите, не заперто!

Вошел Майкл, по обыкновению сутулясь, и неодобрительно посмотрел на меня.

— О, ты на ногах? Как самочувствие?

— Могло быть хуже. Ну, что?

Он стянул автомобильные перчатки.

— Хорошего мало, дружище. Дом превратился в руины. Уцелела лишь древнейшая часть, с каменными стенами. Иначе вообще ничего не осталось бы. Жуткая выдалась ночка!

— А Мортон?

Майкл сел и передернул плечами.

— Очевидно, оступился, пытаясь спастись от огня. Жена вчера утром уехала в Йоркшир, он собирался присоединиться к ней позднее. Полиция с трудом раздобыла ее адрес у кого-то из слуг. Но она сама позвонила в участок: не знают ли они, что с ее мужем?

— Во сколько это было?

— Во сколько? Понятия не имею. Рано утром, по-моему. А что?

— Ты ее видел?

— Да, — он сложил брови буквой ”V”. — Она тотчас приехала вместе с деверем. Мы встретились в Слейденском трактире. Она была ужасно расстроена. Спрашивала о тебе. Ее деверь — Виктор Мортон, королевский адвокат. Я и не знал. Его попросили опознать труп.

— А миссис Мортон? Я имею в виду мать Трейси.

— Когда я уходил, она как раз подъехала в обществе какого-то дылды — вроде бы это друг семьи. Похож на француза. Самодовольный тип.

— Фишер, — я почувствовал укол ревности. Да, ревности — нравилось мне это или нет.

— Причину пожара оказалось невозможно установить, — сказал Майкл, вертя в руках перчатки. — Судя по состоянию центральной части, загорелось в подвале. Я не смог подобраться достаточно близко — там орудовали пожарные, и стена могла вот-вот обрушиться. Но через день-другой что-нибудь прояснится. Первым делом на ум приходит короткое замыкание. Когда кругом дерево… Миссис Мортон сказала, что они как раз начали ремонт. Возможно, в пятницу ремонтники побывали в подвале и какой-нибудь идиот уронил окурок…

— Спасибо, что навестил.

— Это по дороге. Ну, не буду задерживаться, — он встал и оглянулся по сторонам. — Ты как, в порядке? Как насчет еды?

— Спасибо, как-нибудь выкручусь.

— Ты что, и руку повредил?

— Да — когда падал.

— Я бы взял тебя с собой, но ты же знаешь, как Эвелин…

— Ни в коем случае. Завтра позвоню.

— О’кей. И поскорее решай насчет пятницы. Да, хорошая новость. Чарльз Хайбери завтра выходит на работу.

Я постарался изобразить интерес.

— Отлично.

— Если я правильно понял, он собирается подать на тебя жалобу — вроде бы ты что-то не так сказал или сделал.

— Только не сделал.

— Так или иначе, это на нас не отразится. Фостер на седьмом небе. Я часто говорю себе: как удачно, что я перетянул тебя к нам. Соль на рану…

— Не знаешь, Мортон сильно обгорел?

— Что? — Майкл уже успел отвлечься. — По правде говоря, не знаю. Вроде бы он не совсем превратился в головешку. Будь у меня выбор, на его месте я бы предпочел выпрыгнуть из окна.

Мне снилось, будто я стою перед сломанной балюстрадой, а Трейси тяжело дышит за спиной. Я спрашиваю его: ”Как вышло, что ты поджег дом и не убрался подобру-поздорову? Как тебя угораздило свалиться с собственной галереи?” А он отвечает: ”Я не поджигал. И не сваливался. Это все Сара”. Я посмотрел вниз и увидел ее, скорчившуюся, на полу, лица не видно — только черное пятно волос. Я подбежал к лестнице, но она обрушилась, пожираемая языками пламени. Трейси положил ладонь мне на руку и снова показал туда. Из-за дыма в холле было нечем дышать. Я ничего не мог разглядеть, кроме волхвов на картине да сариной темной головки. Она как будто стала частью картины, идолом без возраста. Мне вдруг обожгло руку там, где я чувствовал прикосновение Трейси, и я увидел, что она охвачена огнем.

Я проснулся весь в поту и почувствовал пульсирующую боль в руке. Включил свет и долго лежал, глядя на обожженное место, пытаясь собраться с мыслями.

Как бы там ни было со страховкой, я обязан заявить в полицию. Теперь ясно: то, что я принял за тяжелое дыхание Трейси, было всего лишь завыванием ветра. Кроме меня, в доме не было ни одной живой души. Но это ни в малейшей степени не избавляет меня от необходимости сообщить, что Трейси погиб задолго до пожара.

Весь понедельник я провел дома. Газеты отвели несчастью в Ловис-Мейноре целые полосы. Кое-где мелькали фотоснимки с изображением усадьбы, а некоторые раздобыли даже фотографии Трейси с Сарой. Судебное дознание было назначено на вторник. Я сказал Майклу по телефону, что нога еще в неважном состоянии. Я ждал телефонного звонка, хоть какой-нибудь весточки от Сары. Но не дождался.

За всю свою жизнь я только раз — когда покончил с собой мой отец — присутствовал на судебном дознании и поклялся себе, что второго не будет. Но по мере приближения времени сей процедуры я все больше нервничал.

За час до отправления Майкла в суд я позвонил ему и сказал:

— Я только что проконсультировался со своим врачом — он считает, что поездка на дознание мне не повредит. Ты не мог бы за мной заехать?

— Отлично. Жди меня без четверти одиннадцать.

Я вышел, чтобы купить себе трость, и ко времени приезда Майкла успел хорошенько забинтовать ногу и закрепить на ней комнатную туфлю.

Дознание должно было проводиться в деревенской школе. Мы приехали за двадцать минут до начала. Майкл высадил меня, а сам уехал. Зрителей было очень мало, и то в основном на задних скамьях. Я втиснулся туда же.

Помещение было слишком невелико и слишком хорошо освещено, чтобы здесь можно было спрятаться, но мне удалось устроиться так, чтобы хотя бы не бросаться в глаза.

Наконец показались несколько чиновников, пара полисменов и Виктор Мортон в черном пиджаке и, как принято в его профессии, полосатых брюках. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке. Не знаю, заметил ли он меня, но если даже и заметил, то не показал виду. Через минуту он вышел и затем вернулся вместе с матерью. На миссис Мортон последние события отразились очень сильно: она вдруг постарела лет на десять. Вслед за ними появились Клайв Фишер с сестрой и, наконец, Сара, поддерживаемая каким-то хилым стариком. Она была в сером костюме, черной шляпе и черных же перчатках. Это не ее цвета, но какая разница? Есть своя прелесть в самом нежелании очаровывать… Лишь когда они заняли свои места, я догадался, что старик — ее отец.

Наконец появился коронер, и началось дознание. Присяжных не было — так же, как и тогда, когда умер мой отец.

Теперь я был рад, что пришел, даже несмотря на обступившие меня тяжелые воспоминания. Тогда все было так мерзко, так убого, и сам я — неуклюжий семнадцатилетний подросток: вокруг — гнусные, алчные, инквизиторские физиономии, а снаружи — зловещий гул уличного движения. Я был озлоблен и готов бросить вызов всему человечеству. Коронер, чьи глаза были искажены толстыми линзами очков, задал мне какой-то вопрос, и я окрысился: ”Вам что, даже газа для него жалко? Кажется, он заплатил, сколько нужно!”

На этот раз все было по-другому. И злость была другая. А по существу, же самое. Меня снова предали. Предал второй человек, которого я любил и которому верил.

Виктор Мортон подтвердил идентичность трупа. В отношении к нему сквозило всеобщее уважение. Грузный коронер постоянно откашливался то в один, то в другой кулак, держа их возле самого лица, как для молитвы. Вслед за Виктором офицер пожарников поведал о телефонном звонке и их приезде на место происшествия через двенадцать минут, когда центр дома был уже объят пламенем. Они вломились в окно холла, втащили рукава шлангов и вдруг увидели тело мистера Мортона. Он лежал под галереей и его лизали огненные языки. Все, что они могли, это вытащить его из дома, прежде чем обвалилась крыша.

Следующим на кафедру взошел полицейский офицер и рассказал то же самое, только другими словами. Далее вызвали патологоанатома. По его словам, осмотр покойного был совершен в час ночи с субботы на воскресенье — к тому времени мистер Мортон был уже три или четыре часа как мертв, то есть смерть наступила еще до пожара. Причина смерти — рваная черепная рана глубиной в два или три дюйма. Отчетливо просматриваются звездоподобное расщепление кости и многочисленные сгустки крови среди мозгового вещества. Примерно такая же картина наблюдается с противоположной стороны черепа. Так обычно бывает при падении с высоты головой вниз.

Коронер с минуту сидел, сцепив руки, а затем поинтересовался:

— Сгустки крови и расщепление кости на противоположной стороне черепа… Это вас не удивляет?

— Нет. Типичная картина противоудара.

— Могла ли она возникнуть в каком-нибудь другом случае?

— Трудно быть уверенным на сто процентов. Но у меня лично нет сомнений в том, что это именно удар при падении с высоты, особенно если принять во внимание гематомы на локте и на бедре.

— То есть характер повреждений именно такой, какой мог бы иметь место при падении с высоты в десять футов… скажем, с галереи?

— Правомерное допущение. Конечно, бывает и так, что, спрыгнув с такой же высоты, человек отделывается растяжением связок. А другому достаточно поскользнуться на обледенелом тротуаре, чтобы дело закончилось летальным исходом. Если, как я понимаю, пол был покрыт лаком, а сверху лежал ковер, он мог приземлиться на пятки и ковер выскользнул у него из-под ног…

Коронер обдумал его слова и обратился к залу:

— У кого-нибудь есть вопросы к свидетелю?

Все заерзали. Встал Виктор Мортон.

— Если я правильно понял, доктор, вы считаете, что пожар вспыхнул уже после наступления смерти?

— Совершенно верно. Иначе имели бы место воспалительные процессы.

— А как вы отнесетесь к такому предположению: он не спрыгнул, а упал с галереи, задохнувшись от дыма?

— Отрицательно. Содержание окиси углерода в крови покойного составляет всего один процент. В случае отравления угарным газом оно бывает значительно большим.

— Он не мог потерять сознание от жары? Мой брат находился в центральной части дома. И не отличался крепким здоровьем.

— Да, обморок не исключается.

Место на свидетельской кафедре заняла Сара.

Она стояла очень напряженная, но не сломленная. Коронер обращался с ней очень бережно и сопровождал каждый вопрос оговорками и извинениями. Она отвечала тихим, но внятным голосом.

— Муж страдал астмой — с самой войны. Он не переносил малейшей пыли. Из-за ремонта в доме стало нечем дышать, и мы решили на недельку уехать. А так как двое наших слуг давно не брали выходных, мы их отпустили. Миссис Ханбери из деревни обещала каждый день заходить, пока будут вестись ремонтные работы. В субботу утром я уехала в Йоркшир, а муж сказал, что приедет позднее — на машине. Но не приехал, и я начала беспокоиться. Звонила домой, но никто не ответил. Немного подождав, я обратилась в полицейский участок. Мне сообщили…

— Перед вашим отъездом, в субботу, у мистера Мортона не было приступа астмы?

— Обычно он не доводил до приступов — пользовался определенными средствами для их предотвращения. Но вообще он постоянно задыхался, как это бывает с хрониками. В последние пару дней перед отъездом ему действительно стало немного хуже.

— Почему вы уехали одна?

Сара впервые запнулась.

— Муж решил… Ему регулярно делали уколы в Лондоне, на Харли-стрит. Вот он и подумал, что дополнительный укол поможет ему продержаться ту неделю, что мы будем в отъезде.

— Не могли бы вы указать причину, по которой он все-таки не поехал в Лондон, а остался дома?

— Боюсь, что нет. Разве что ему стало хуже… Мы ждали его к девяти часам в Скарборо.

— Понимаю. Большое спасибо. Думаю, что это все, миссис Мортон.

Когда она повернулась, я понял: она солгала насчет дополнительной инъекции. Понял так же ясно, как если бы она сама мне об этом сказала. Я почти не слушал следующего свидетеля, мастера фирмы по ремонту жилых домов, однако до меня подсознательно дошло, что та самая часть балюстрады была сломана еще в четверг: они собирались заменить ее. Между ним и коронером возник небольшой спор относительно возможности того, что причиной пожара послужила неосторожность кого-то из рабочих. Потом вызвали слугу Эллиота, но он мало что прояснил. Он ушел из дома в половине четвертого, будучи уверенным, что мистер Мортон вскоре уедет. Перед уходом он лично отнес вещи мистера Мортона в машину.

Больше я не стал слушать.