Фортуна-женщина. Барьеры

Глава XII

Леони выронила шляпу, подняла ее и стала очищать от приставших травинок. Я внимательно наблюдал за выражением ее лица. Наконец я открыл рот, чтобы что-то сказать, но она меня опередила.

— Погодите минуточку. Мне нужно собраться с мыслями.

Я молча стоял и ждал. К западу от нас, на окончании мыса, светился маяк; между ним и тем местом, где мы стояли, громоздились утесы.

Наконец Леони заговорила:

— Расскажите, что именно думает полиция.

— Что Гревил покончил с собой из-за несчастной любви к женщине по имени Леони, жестоко оборвавшей их связь.

— И вы поверили?

— Я — нет. Зная Гревила, я не допускал такой возможности… до встречи с вами.

— Что вы имеете в виду?

— Мне вдруг пришло в голову, что из-за такой женщины, как вы, это вполне могло случиться.

Она задумчиво посмотрела на меня. Я поспешил уточнить:

— Вы не отрицаете факт написания письма?

— Нет, разумеется.

— Что заставило вас написать его?

— Если я скажу, вы мне не поверите.

— А если попытаться? — Она сделала нетерпеливый жест рукой. — Вы должны сказать мне. Это жизненно необходимо.

— Я знала Гревила всего два дня. Не думаю, чтобы перед смертью он читал это письмо.

— Но вы допускаете возможность самоубийства?

— Разве это не дело полиции — установить истину?

— Да — насколько это в их силах. Многое зависит от показаний людей, которые в то время были рядом с Гревилом.

— Меня там не было. В противном случае…

— Почему вы сразу, как только узнали о его гибели, не пошли в полицию и не сделали заявление — если вам было нечего скрывать?

— Я узнала об этом несчастье только в Неаполе. И я не говорила, что мне нечего скрывать.

Я растерялся.

— Послушайте, дорогая, мы должны откровенно обо всем поговорить. Если вы не откроетесь мне, вам придется отвечать на вопросы полицейских.

— Они знают, где я?

— Нет еще.

— Но вы им скажете?

— Это зависит от обстоятельств.

— Филип, мне нечем помочь следствию.

— Это мы решим после того, как вы расскажете все, что знаете.

— Я… не имею права. Это касается еще одного человека, и я… — она смолкла.

— Еще одного человека?

— Да. Я… — она оглянулась, словно ища лазейку, чтобы убежать. — Филип, сейчас я не могу вам ничего сообщить. Мне нужно несколько часов, чтобы во всем разобраться. Я и понятия не имела… ну, совершенно не представляла себе, что мое письмо попало в руки полиции. Ну хорошо, скажете вы, но оно все-таки попало и теперь Леони Винтер не остается ничего иного, как выложить все, что ей известно. Вы абсолютно правы, и будь на вашем месте следователь, я бы так и поступила. Но вы — не следователь, и я прошу вас подождать… хотя бы до завтра. Если вы сообщите в полицию, они все равно раньше сюда не доберутся, так что по срокам выходит то же самое…

Она повернулась ко мне, и мы впервые за все время посмотрели друг другу в глаза. Я понимал, что, если уступлю, вполне возможно, мне придется пожалеть об этом. И все-таки…

— Хорошо.

Она улыбнулась — неуверенно и совсем не так, как вчера. Я хотел еще что-то сказать, но услышал собачий лай.

По тропе к нам быстро шагал какой-то человек. По бокам от него трусили два огромных пса — виляя хвостами и вовсю наслаждаясь свободой.

Это был Сандберг.

Интересно, Леони заметила его раньше меня? Скорее всего, так оно и было.

Разумеется, я свалял дурака, выложив ей все, а затем дав время опомниться. В ожидании Сандберга Леони достала компактную пудру и привела в порядок лицо, но по его выражению Сандберг наверняка догадался, что мы вряд ли обсуждали красоты местного пейзажа.

Мы втроем двинулись обратно; каждый чувствовал себя не в своей тарелке. Наша с Сандбергом взаимная антипатия достигла апогея. Леони завела разговор о Голубом гроте — очевидно, сочтя эту тему наиболее безопасной. На ее вопрос я ответил, что никогда его не видел и вообще избегаю всего, что относят к признанным чудесам света.

— Вы правы, — заметила она, — там всегда полно туристов, но сам грот производит неизгладимое впечатление. Чарльз утверждает — не правда ли? — что самое лучшее время — рано утром, на восходе солнца.

— Я бы сказал, — поддержал ее Сандберг, — что художнику, озабоченному проблемами колорита, необходимо посетить это место. Обязательно побывайте там перед тем, как уедете. Другой такой возможности может не представиться.

— Возможно, я так и сделаю — перед отъездом.

— Стало быть, очень скоро.

— Не имею понятия.

— Давайте как-нибудь отправимся туда, — предложила Леони.

— С удовольствием.

Сандберг подобрал камешек и швырнул подальше, играя с Джимбелом, однако не рассчитал, и бедный пес угодил в чей-то виноградник.

— Как подвигается портрет мадам Вебер? — осведомился Сандберг. — Мы так до сих пор ничего и не увидели.

— А вы рассчитывали увидеть?

— Я? По правде говоря, не особенно.

— Филип и работал-то всего пару часов, — вступилась за меня Леони.

— Мне потребуется по меньшей мере еще одно утро, чтобы по-настоящему приступить к работе.

— Мадам Вебер — очень занятая женщина, ^— процедил Сандберг сквозь зубы.

— Я терпелив.

Сандберг проверил свою правую руку с идеальным маникюром — не запачкалась ли? — и сунул в карман парусиновой куртки.

— Я бы сказал, что оценка этого качества зависит от того, на что оно направлено. Если на что-то действительно стоящее, такое, что и впрямь даст высокую отдачу, тогда все в порядке. Но употреблять терпение на бессмыслицу, показуху, даже мошенничество — этого я не понимаю.

— Вы в самом деле так считаете или вам выгодно так считать? — осведомился я.

Он медленно повернулся ко мне.

— Мы как-нибудь продолжим этот разговор, мистер Нортон.

Последовало напряженное молчание, нарушаемое лишь возней Мейси у меня под ногами.

Мы начали спускаться.

В отеле меня ожидала телеграмма: ”Буду Неаполе завтра тринадцать часов тчк Noli irritare leones[11], Мартин”.

Как это походило на Мартина! Каламбурить даже в телеграмме!

На следующее утро я сел на катер и поехал в аэропорт Каподицино. Я видел, как Мартин проходил таможенный досмотр. Затем он направился ко мне, все такой же красивый и будто снедаемый тайной печалью. Я впервые видел его в цивильной одежде и подумал: прихватил ли он с собой неотразимый морской бушлат? После обмена рукопожатиями он сказал:

— Интересно, куда деваются состарившиеся стюардессы?

Я ответил в тон:

— Они никогда не старятся, а выходят замуж и растят новых стюардесс: в данном случае требуется специфическое воспитание. Что слышно об ограблении?

— Три четверти украденного нашли на следующий день — грабители просто бросили все это на дороге. То ли их кто-то спугнул, то ли они сообразили, что так называемое серебро — продукт гальванизации. К сожалению, они не вернули мои любимые сигары ”Эль Торо”.

Я взял его чемодан и книгу, которую он читал в самолете: ”Назидательные новеллы” Сервантеса.

— Итак, — Мартин понизил голос, — вы разыскали и девушку, и Бекингема?

— Да. Я должен извиниться перед вами, что действовал в одиночку, в то время как только благодаря вашим связям получил зацепку. Но тогда я был склонен полагать, что и эта ниточка оборвется. Просто меня накололи на двести гульденов.

— А теперь вы уверены, что это не так?

— Да — что касается девушки. И в какой-то мере — Бекингема. Но мне нужно, чтобы вы подтвердили его идентичность.

Я рассказал Мартину обо всем, что произошло на вилле ”Атрани”, и как далеко мне пришлось зайти. Он слушал с углубленным вниманием. Он вообще был прекрасным слушателем — не из тех, чьи глаза так и бегают, пока вы рассказываете. Закончил я так:

— Я надеялся до вашего приезда завершить дело, но не вышло.

— Она дала объяснение письму?

— Нет еще.

— Не слишком ли вы рискуете? Она может предупредить Бекингема.

— Это не имеет принципиального значения. Только вы можете его опознать, а о вашем приезде никому не известно.

— Она действительно очень красива?

— Да, но не настолько, чтобы я полностью утратил способность объективно смотреть на вещи.

Хотел бы я сам быть в этом уверенным!..

Лицо Мартина утратило угрюмое выражение и осветилось неожиданно мягкой улыбкой.

— Я просто так спросил. Подождите минуточку, я дам телеграмму матери, что благополучно долетел.

Вернувшись от окошка телеграфа, Мартин задумчиво произнес:

— Хотел бы я знать, как им удалось напасть на ее след в Голландии, в то время как все усилия полиции оказались безрезультатными? Ловенталь — тот еще проходимец. Мне лишь однажды довелось иметь с ним дело по какому-то ничтожному поводу.

— Вы говорите о клерке, что ко мне приходил?

— Нет-нет. Ловенталь — здоровенный тип, — Мартин потер подбородок. — Эти ранние рейсы… Надо будет еще раз побриться. К сожалению, в этой местности у меня нет никого знакомых. У вас уже есть план действий?

— Хочу подвести ваше суденышко прямо под нос его корабля и посмотреть, что получится, — сказал я, пользуясь его излюбленной морской терминологией.

— А если это не Бекингем?

— Я буду чертовски разочарован.

Мы сели в автобус. Мартин двумя пальцами отбросил волосы, упавшие на лоб.

— Расскажите еще раз обо всем, что случилось в Голландии.

Я поведал ему о своем втором визите к Толену, ужине с графом Луи Иоахимом, неудачной попытке встретиться с их сотрудником, который должен был вернуться с Явы, и закончил обещанием Толена написать, если он сообщит что-либо ценное.

— Хотел бы я посмотреть на полицейского, который пишет письма, — Мартин мрачно уставился на здание аэропорта. — Интуиция подсказывает мне, что вам еще предстоит вернуться в Голландию.

— Вы полагаете, решение загадки — там?

— Да. — Я молчал, и Мартин добавил: — Мне трудно объяснить. Просто предчувствие.

— Значит, по-вашему, дело не в Леони и Бекингеме?

Он немного подумал и передернул плечами.

— Все это кажется мне абсурдом. Не могу взять в толк… Ну, да ладно. Как вы представляете себе мою встречу с Сандбергом-Бекингемом?

— Сегодня вечером у мадам Вебер соберутся гости — она каждые два-три дня устраивает коктейли. Сандберг наверняка придет. Я получил разрешение привести приятеля.

Я ждал этого вечера с нетерпением — гораздо большим, чем мог себе в том признаться. Если быть последовательным, мне бы следовало разжиться в Неаполе огнестрельным оружием, а не холстом, подрамником, кистями и красками.

Конечно, из всего этого мог получиться пшик. Это был чистейший блеф с моей стороны. Если очная ставка не даст результатов, мы окажемся там же, откуда начали. Но я не допускал подобного развития событий.

Я забронировал для Мартина номер в отеле ”Веккио” и был поражен, с какой легкостью он завоевал расположение молодой помощницы управляющего. Скоро весь персонал жаждал ему угодить. При этом он не прилагал никаких усилий и оставался все таким же подавленным. И все равно сделался всеобщим любимцем.

Было уже довольно темно, когда мы отправились на виллу ”Атрани”. Мартин шагал рядом со мной, явно нерасположенный разговаривать. Не знаю, ощущал ли он ту же гнетущую напряженность, что и я. Во всяком случае, главным теперь было поджечь фитиль и отбежать подальше.

У ворот я задал ему вопрос:

— Как вы думаете, Бекингем вас узнает?

— Думаю, что да.

Я покосился на его смутно белевшее в сумерках лицо.

— Мартин, я никогда не спрашивал, но… у вас есть личный счет к этому человеку?

Он замялся.

— Почему вы спросили?

— Ну… может быть… вы слишком терпеливы для стороннего наблюдателя.

Он улыбнулся, но это не помогло мышцам его лица расслабиться.

— Вначале я сам не отдавал себе отчета в том, насколько сложно мое отношение к нему. Когда-нибудь я расскажу вам об этом. Возможно, когда вы найдете ответ на свой вопрос, для меня тоже наступит момент истины.

Мы пошли по тропе.

От парадного к нам навстречу метнулись оба пса — они ласкались ко мне и, вставая на задние лапы, приветствовали Мартина. На крыльце стояла Шарлотта Вебер — в нелепом мешкообразном платье и с густо накрашенными глазами. Она махнула тростью, чтобы мы следовали за ней в дом.

Там сегодня был полный сбор; мои глаза выхватывали из толпы знакомые лица: Николо да Коссы, Джейн, Гамильтона Уайта, мадемуазель Анрио, синьора Кастальони — грузного итальянского судовладельца, с которым я вчера познакомился за обедом.

В гостиной не стихал гул голосов. Кого-то кому-то представляли и тотчас забывали об этом. Звучали ничего не значащие реплики.

— Он здесь? — тихо спросил Мартин.

— Нет, — ответил я. — Я не вижу ни Сандберга, ни Леони Винтер.

Прибыло еще человек шесть, потом еще. Скоро здесь будет яблоку негде упасть. Грандиозный прием — не то, что в прошлый раз. Казалось, мадам Вебер собрала у себя половину всех модников острова. Здесь был какой-то субъект в шортах, с огненно-рыжей бородой; дама в шляпе с орнаментом из соломы, к которой были прикреплены сделанные из тонкой жести изображения животных. Мое внимание привлекла также тучная пожилая дама в донельзя узких оранжевых брюках.

Неожиданно рядом раздался голос хозяйки виллы:

— Дорогой Филип, мастер Кайл не желает пить ничего, кроме ”скотча”, это его любимый напиток. Будьте ангелом… — она перевела одобрительный взгляд сияющих глаз на моего товарища. — Как мило, что вы пришли, капитан Боксер. Мы немного выбиты из колеи: у меня сроду не собиралось столько гостей. Я, конечно, польщена, но боюсь, что моих запасов джина может оказаться недостаточно.

— Вы не знаете, где Леони? — поинтересовался я.

— Наверху. Она неважно себя чувствует и прилегла. Но обещала скоро быть. Дорогой мистер Уикли, как это любезно с вашей стороны! Хотите ”манхэттен”? — и мадам Вебер как волной смыло. Я остался стоять с лишним бокалом в руке.

— Кайл? — удивился Мартин. — Она сказала ”мастер Кайл”?

— Да. Вон тот лысый старик у окна.

— Господи! Да, это он. Когда-то я хорошо его знал. Думал, его уже давно сожгли в крематории.

— Идемте, удостоверимся. Полагаю, нам лучше держаться вместе.

Поминутно извиняясь и пару раз не избежав столкновения, мы пробрались к окну. Старик энергично чесал лысину, горячо что-то доказывая мадемуазель Анрио. Я отдал ему бокал ”скотча”. Он перевел на меня все еще сердитый взгляд — словно ожидая розыгрыша. Я представил Мартина Коксона.

— Коксон? — Кайл впился в моего спутника взглядом. — Какой Мартин Коксон? Внук лорда Калларда? Что же вы сразу не сказали? Пятнадцать лет!..

— Больше, — поправил Мартин. — Я и не предполагал, что вы еще живы.

Кайл насупился.

— Значит, вы просчитались. Я был на десять лет моложе Калларда, а ему сейчас было бы никак не больше восьмидесяти. Чем вы занимаетесь? Должно быть, после войны угомонились, осели на одном месте? Кажется, в свое время вас выдвигали на Почетный диплом?

— Учителя этого не допустили. Кажется, полвека прошло с тех пор, как я забирался к вам на крышу и подвешивал к трубе кухаркины панталоны.

— Да. Столько воды утекло! Вы были настоящим дикарем и не очень-то почтительным внуком. Помнится, Каллард неоднократно жаловался на ваше непослушание.

Я увидел поверх голов, как в гостиную вошла Леони. Косметика не могла скрыть ее мертвенной бледности. Она окинула комнату взглядом. Искала Сандберга? Заметив мадам Вебер, она подошла и о чем-то спросила. Та не успела ответить, как Леони увидела меня. Мадам Вебер взяла ее за руку и что-то сказала. Леони принужденно улыбнулась, высвободила руку и начала протискиваться к нам.

— …И более того, — продолжал Кайл. Кажется, он сменил тему. — Хотя ни сам остров, ни его фауна не доставляют мне особого удовольствия и я тоскую по суровой красоте родной Шотландии, мягкий здешний климат больше подходит человеку моего возраста.

Подошла Леони и обдала меня таким холодом, что я вздрогнул. Какой контраст с ее вчерашним обращением!

— Мне очень жаль, что вы плохо себя чувствуете, — пробормотал я.

— Пустяки. Я просто перегрелась на солнце. И не нуждаюсь в ваших соболезнованиях. — Она перевела взгляд на Мартина.

Я поторопился представить их друг другу.

— Это мой друг, капитан Коксон. Миссис Винтер.

Мартин устремил на Леони взгляд темных глаз.

— Филип много говорил о вас, миссис Винтер, — он сделал продолжительную паузу и добавил: — Я восхищен вашим дивным островом. Он превосходит все ожидания.

— Это не мой остров, капитан Коксон. Мы владеем им сообща. А вообще-то юридическое право владения до сих пор принадлежит императору Августу.

— Не знаю, как он собирался распорядиться этим правом. Он, несомненно, был одним из величайших деятелей мира — вопреки мнению Вольтера. Какая жалость, что Гай рано умер, не успев стать продолжателем его дела.

К тому времени, как Мартин окончил свою речь, Леони явно подпала под его еле заметное, но тем не менее весьма ощутимое влияние. На ее лицо вернулись прежние краски. Он вновь вышел победителем, и я почувствовал острую боль и раздражение. Как же легко ему дается победа!

Через несколько минут Леони обратилась с каким-то вопросом к Кайлу, и тот начал что-то говорить, но его слова утонули во взрыве хохота неподалеку от нас. Я не отводил глаз от Леони, и она это заметила.

— Филип, вы не могли бы принести мне чего-нибудь выпить? Я умираю от жажды.

— Конечно.

Когда я вернулся с бокалом, Мартин и Кайл предавались воспоминаниям об охотничьих угодьях Шотландии, а Леони, прислонившись к стене, рассеянно обводила взглядом гостиную; в ее глазах застыла боль.

Я спросил:

— Как вы думаете, где сейчас Сандберг?

— Поехал на своей яхте рыбачить.

— Я надеялся его увидеть.

— С какой стати? Он терпеть не может светские коктейли, — она жадно, едва не пролив, схватила бокал.

— Они, без сомнения, неотъемлемая часть общественной жизни, — возразил я. — По мере убывания джина прибавляется откровенности. Голоса звучат громче; рушатся преграды между людьми. Как вы находите моего друга?

— Он… весьма занимателен. Вы позвали его на помощь — чтобы вместе обыскивать спальни?

— По-вашему, мне не следовало этого делать?

— Конечно. Вы и сами превосходно справляетесь.

— Я был вынужден. Простите.

Она по-прежнему держала в руке полный бокал вина; по его внешней стенке покатилась капля и, упав ей на руку, застыла, точно кровь.

— Кто мог вас вынудить? Почему вы явились сюда под чужим именем? Какой во всем этом смысл?

— Никакого — если вы и дальше будете так кричать.

— Вы, по-видимому, считаете себя знаменитым частным сыщиком из тех, что ставят на карту свои жизнь и честь ради десятка долларов в день плюс покрытие издержек? Что вы ожидали найти у меня в спальне? Труп женщины в черной нейлоновой пижаме?

Я махнул рукой.

— Что ж, издевайтесь!

Больше Леони не проронила ни слова. Просто стояла, прислонясь к стене, напряженная, как тетива лука.

Я не выдержал.

— Вы упускаете из виду, что среди декораций данного спектакля действительно был обнаружен труп — только не в черной нейлоновой пижаме. Согласитесь, это несколько меняет дело. И если вы думаете, что ваше презрение помешает мне довести дело до конца…

Тут как раз подошел слуга-итальянец и вновь наполнил наши бокалы. Я заглянул Леони в глаза и увидел все ту же боль — отнюдь не физического происхождения. Она заморгала и отвела их.

К нам присоединился Мартин и попытался ее растормошить. Тотчас явилась побледневшая, но неутомимая Шарлотта Вебер. Она показалась мне птицей с перебитым крылом, полной решимости щебетать до конца. Кончилось тем, что она увела с собой Леони, а меня как-то оттеснили от Мартина. Гости продолжали прибывать. Я бы с удовольствием ушел, но меня удерживала непогасшая надежда на появление Сандберга.

Я не стал больше пить, зато жадно поглощал всю пищу, что подворачивалась под руку. Чьи-то острые локти тыкались в спину; ко мне прижимались чьи-то бедра. Пахло духами и потом. Смуглая женщина в шляпе с фигурками животных со значением посмотрела в мою сторону, но, видимо, поняла, что овчинка не стоит выделки, и уплыла в другой конец гостиной. Рядом остановился высокий лысый господин с заострившимся носом и затеял разговор о литературной ситуации в Италии. Мне потребовалось добрых пять минут, чтобы убедить его в своем полном невежестве в данном вопросе.

Наконец мне удалось ретироваться на галерею. Здесь тоже было несколько человек. Воздух был напоен ароматами цветов и довольно прохладен. С балюстрады свисали цветы и плоды лимонного дерева. Я коснулся одного плода и с наслаждением поднес палец к ноздрям. Вдали мерцали огни Неаполитанского залива. Я протер глаза, уставшие от сигаретного дыма. Кто-то вышел из комнаты и, увидев меня, подошел ближе. Это оказался Гамильтон Уайт.

— А я думал, вы уже ушли, мистер Нортон. Поедете завтра с нами на морскую прогулку?

— Какую прогулку?

— К Голубому гроту. Я там ни разу не был и у себя в Штатах даже не узнал бы о его существовании, если бы не провел пару недель на этом благословенном острове, где он считается достопримечательностью номер один.

— Вот как? Но я ничего не знаю. А кто едет?

Он как-то странно посмотрел на меня.

— Леони, Джейн и Николо. Сандберг предоставил в наше распоряжение шлюпку. Отбываем на рассвете. Я слышал, вас тоже собирались пригласить.

В это время дверь скрипнула, и на галерею скользнула Леони. Она нас не видела, а, скорее всего, направлялась в сад. Уайт окликнул ее. Она подошла к нам, и я поразился, как расширились и потемнели ее глаза; зато лицо оставалось мертвенно бледным.

— Я пригласил Филипа на завтрашнюю прогулку, — сообщил Гамильтон Уайт. — Он еще не дал ответа.

— Я только что об этом узнал.

— Не думаю, — сказала Леони, — что Филипу интересно. Ему доставит гораздо больше удовольствия остаться на вилле и допрашивать прислугу.

— Как это? — Уайт переводил изумленный взгляд с меня на Леони и обратно. — Допрашивать? Я не улавливаю…

— Это у нас с Леони такая шутка, — пояснил я.

— В таком случае, если решите ехать…

— Я уже решил. Присоединяюсь к вам.

— Вот и чудесно. Мы условились встретиться на причале Пиккола Марина ровно в пять тридцать. Да, кстати… кажется, с вами друг? Не знаю, хватит ли в шлюпке места…

— Не хватит, — отрезала Леони. — Чарльз просит, чтобы было не более пяти человек.

— Мартин Коксон не обидится, — пообещал я.