— Вы, кажется, предпочитаете чай без сахара? Жена говорила.
Он показал в улыбке золотой зуб, а рядом — прореху.
— Очень любезно с вашей стороны. Я ношу с собой сахарин, спасибо.
Я помешал свой чай. Сначала Макдональд. Теперь этот. Во мне поднималась волчья злость.
— Вы адвокат, мистер Джером?
— Совершенно верно, — он пошуровал в кармане жилета и вытащил маленькую круглую таблетку.
— Еще служите? Или в отставке?
Таблетка моментально растворилась в чае, осталось только два-три пузырька на поверхности.
— В отставке. Был уволен в марте тридцать седьмого вследствие грубой судебной ошибки.
— Вы хорошо помните даты, но не время деловых встреч.
Он снова осклабился.
— Я никогда не являюсь на них вовремя, мистер Бранвелл, а навещаю моих клиентов, когда мне подсказывает интуиция.
— Вернее, ваших жертв?
— Ну… Разница не так уж и велика. Нет-нет, я не стану ничего есть, благодарю вас. Диабет, знаете ли…
— И что же, вы каждое утро делаете себе укол?
— Да. На мне живого места не осталось, — он застегнул пальто. — Я заметил, что некоторые петли обтрепались. — Ну, а теперь, когда я ответил на все ваши вопросы…
— Не на все. От чьего имени вы выступаете?
В кафетерий заглянул мальчик-коридорный.
— Вызывают мистера Инглторпа. Вызывают мистера Инглторпа.
Толстяк в клетчатом костюме вскочил, точно ужаленный, и бросился вслед за мальчиком.
— Если я скажу вам, кого именно я представляю, — заметил мистер Джером, — моя миссия утратит смысл, так как отпадет необходимость в посредничестве. Но вы можете мне поверить: я располагаю всеми необходимыми полномочиями.
— На шантаж?
Он залпом допил чай и поставил чашку на стол.
— Я давно свыкся с темными сторонами человеческой натуры, мистер Бранвелл. Шантаж, поджог, подлог, убийство… Как к этому ни относись, все это имеет место в жизни и неотвратимо влечет за собой последствия. Что толку осуждать?
— Конечно. Человек просто зарабатывает себе на жизнь.
— Вот именно.
Он подметил, что мой взгляд заметался по сторонам, и настороженно огляделся. Но я всего лишь высматривал Сару. Мой собеседник с неожиданным воодушевлением заявил:
— Я рад, что жена ввела вас в курс дела. Мы прежде всего ставили перед собой задачу помочь ей избегнуть неприятностей — в случае, если бы она предпочла взять вину на себя. Но, разумеется…
— Почему вы решили, что виновная сторона — она, а не я?
— Я получил соответствующие инструкции.
— И откуда вообще взялась уверенность в том, что один из нас совершил нечто предосудительное?
— Глубокоуважаемый сэр…
В кафетерий вошли четыре дамы — весело щебеча о только что виденном фильме, снимая на ходу перчатки, складывая на свободный стул меха и сумки.
— И что же, — перебил я его, — поскольку она со мной поделилась, вы чувствуете себя в полной безопасности и в кругу добрых друзей?
Он неодобрительно поджал губы.
— Мои чувства роли не играют.
— Что же играет роль?
Я также допил свой чай.
— Не знаю, за кого вы нас принимаете, мистер Джером. Вы являетесь сюда с какой-то высосанной из пальца историей, без каких бы то ни было доказательств, что, во-первых, мошенничество имело место, а во-вторых, что мы имеем к нему отношение. И вы хотите, чтобы моя жена выложила вам такую сумму — все равно что пожертвовала гинею на церковные нужды? У вас что, бывали случаи, когда такое сходило вам с рук?
Он снял очки, осталась розовая вмятинка на переносице. И тут же снова надел. Я не спускал с него глаз.
— Мой клиент располагает всеми необходимыми доказательствами. Он в точности знает судьбу каждой из картин и через чьи руки они прошли. Знает, каким образом подготовлялся поджог. Трейси Мортон был обыкновенным аферистом, так же, как и его жена. Сами же вы — в лучшем случае невольный соучастник.
— Пусть ваш клиент сам ко мне обратится. Чаю хватит на всех.
Мистер Джером встал. Он сильно вспотел.
— Во вторник дадите частное объявление в ”Дейли Телеграф”. Всего два слова: ”Согласен. О. Б.”. Деньги нам нужны наличными, но об этом после.
— А если я не заплачу?
— Возникнет крайне щекотливая ситуация. Вы можете позволить себе иметь дело с полицией?
— Почему бы и нет?
— Не стоит меня недооценивать, мистер Бранвелл. Я пожилой человек, но вполне могу постоять за свои интересы.
— А если мы заплатим — как скоро ждать повторного визита?
— Мы люди не жадные. В любом случае, не вам ставить условия. Но, разумеется, я бы счел дело законченным.
— Неужели?
— Уверяю вас.
И он удалился, ступая чуть ли не на цыпочках, словно от этого зависела его жизнь. Брюки с обтрепавшимися отворотами были ему длинноваты. Подождав, когда за ним закроется дверь, я встал и последовал за ним.
Смеркалось, но на улицах было полно народу. Шантажист быстрым шагом шел по Дэвис-стрит по направлению к Пиккадилли, а там свернул к Пассажу. В конце концов он достиг Трафальгарской площади.
Мне еще в жизни не приходилось никого выслеживать. Не знаю, когда именно он обнаружил ”хвост”, да это и неважно. У меня создалось впечатление, что мистер Джером держит курс на станцию Чаринг-Кросс, однако он передумал и направился к Уайтхоллу. Хорошо, хоть не взял такси.
Возле Уайтхолла он купил вечернюю газету и пошел по Вестминстерскому мосту. Снова начал накрапывать дождь; он остановился и раскрыл зонтик. Я замедлил шаги, но не рискнул остановиться, потому что боялся в темноте потерять его.
Сойдя с моста, он свернул направо. Он шел довольно быстро для своего возраста. Уж не знаю, действительно ли он куда-нибудь направлялся или пытался стряхнуть меня с ”хвоста”.
Улицы здесь были победнее. Дождь усилился; у меня намокли волосы. Мистер Джером снова остановился, пропуская поезд; расстояние между нами сократилось.
Мы вышли на пустырь, где не было ничего, кроме булыжника, сорной травы да временных заборов, за которыми фабричным способом возводились блочные дома. Я догнал его и схватил за руку.
— Не очень-то подходящее для вас место, а, мистер Джером?
Он попытался вырваться.
— Какого черта вы меня преследуете?
Его лицо побагровело, очки угрожали вот-вот свалиться.
— На кого вы работаете?
К счастью, шел дождь, и я услышал у себя за спиной шарканье галош. Реакция не подвела: я повернулся как раз вовремя, чтобы предотвратить удар дубинкой по голове. Я резко выбросил кулак и заехал этому человеку в лицо. Сроду не наносил никому удар такой мощи. Мой неизвестный противник мигом испарился. Я повернулся и бросился догонять Джерома.
Я настиг его под фонарем. Теперь мне уже было все равно, есть ли поблизости его сообщники. Один удар — и он рухнул на колени. Я сграбастал его за шиворот и поволок подальше от фонаря, к какой-то стене.
— Говори — кто тебя послал?
— Ради Бога, — пролепетал он. — Мое сердце… диабет…
— Выкладывай!
— Я задыхаюсь!
— Имя!
Он вдруг обмяк; лицо посерело и стало одного цвета со стеной. Не слишком ли далеко я зашел? Если он мертв, мне ничего не остается, как уносить ноги.
Невдалеке послышался полицейский свисток. В тот же миг Джером пошевелился. Я снова схватил его — на этот раз за горло. У него начали закатываться глаза.
— Имя!
Под дальним фонарем собралось несколько человек вокруг полицейского. Мистер Джером пробормотал, как в бреду:
— Нет, милорд. Никаких улик. Если мы отложим заседание на неопределенный срок…
Потом его взгляд снова стал осмысленным.
— Богом клянусь, — прошипел я, — если ты не назовешь мне его имя, я убью тебя раньше, чем ты успеешь позвать на помощь, — я крепче сдавил ему горло. Он прохрипел что-то похожее на ”Тише”.
— Что?
— Фиш…
— Имя!
— Я же и говорю… Фиш… Фишер…
— Клайв Фишер?
Он кивнул. Я сразу же отпустил его. В это самое мгновение меня заметил полисмен, и я бросился бежать, лавируя между кучами мусора и грудами камней, перепрыгивая через них, мчась вдоль забора. За мной неслись полицейские свистки. Из какого-то дома вышел мужчина в одной сорочке. Не успел он вынуть изо рта трубку, как я проскочил мимо.
Был момент, когда я налетел на бельевую веревку, и она меня чуть не задушила. Я петлял огородами, рискуя угодить в капкан, крался вдоль сараев. Передо мной вдруг выросла девятифутовая стена — часть полуразрушенного строения. Я попытался вскарабкаться на нее, но безрезультатно. Тогда я решил обежать ее кругом, подобно крысе, ищущей лазейку. Голоса и топот приближались. Открылась чья-то дверь, и оттуда в глаза ударил сноп света.
Из открытого окна ракетой вылетел терьер и с лаем бросился ко мне, как будто я нанес ему личное оскорбление. Я не стал церемониться; бедному псу пришлось ретироваться, подвывая от боли и обиды. Наконец я нашел место, где стена была не так высока, и, перемахнув через нее, покатился вниз по насыпи. К счастью, перед самыми рельсами мне удалось остановиться.
Когда товарняк прогромыхал мимо, я в мгновение ока пересек рельсы и побежал вдоль набережной.
Мои преследователи потеряли меня из виду. Примерно через пять минут я позволил себе остановиться и перевести дух. Крики слышались теперь довольно далеко. Я одолел проволочную ограду и уже спокойным шагом двинулся вдоль по улице. Еще через несколько минут такси мчало меня по направлению к отелю.