Глава XIX

— Что ты ответил? — спросила Сара.

— Изобразил оскорбленную невинность. Что мне оставалось?

— Как ты считаешь — что думает сам Майкл?

— Он смущен и раздосадован. Смущен, потому что приходится ломать голову и принимать решения, а раздосадован, потому что возникла ситуация, при которой каждый может показать пальцем на его фирму.

— По-твоему, он еще не решил, верить тебе или нет?

— Да он верит. Не в его натуре легко поддаваться подозрениям. Но я действительно странно вел себя в истории с исковым заявлением.

— И что теперь будет?

— Ничего особенного.

— Не нужно меня щадить. Скажи все, что думаешь.

— Ну, что может быть?.. Если они поверят в мою вину, она все равно останется недоказанной. Конечно, это бросит тень на репутацию…

— А тот человек, который видел тебя садящимся в машину? Он не мог запомнить номер? Как ты думаешь, он тебя опознает?

— Вероятно. Но если дело в нем, почему полиция до сих пор бездействует?

Сара встала.

— Ах, как жалко…

— Что жалко?

Она в скорбной задумчивости посмотрела на меня.

— Хорошенькая у тебя со мной супружеская жизнь!

— Я сам виноват, что не захотел ждать. Если бы мы вернули деньги, эта история не имела бы скверного запашка.

— Ты опять отложил встречу с Генри Дэйном? Под каким предлогом?

— Сказал, что меня срочно посылают за город. Просто не знаю, как с ним быть. Эти деньги камнем тянут нас ко дну. Может, отдать их какому-нибудь приюту для бездомных собак? Начни мы переговоры с Беркли Рекиттом до появления слухов… Нельзя же теперь пойти и сказать: ”Прошу прощения, мистер Рекитт, мне известно, что вы подозреваете нас в мошенничестве; так позвольте отдать вам эти деньги прежде, чем нас арестуют”.

Сара закурила.

— Не могу взять в толк; откуда вообще пошли эти слухи — пять месяцев спустя?

Я тоже поднялся и, злясь на себя, рассказал ей о стычке с Макдональдом.

— В тот вечер мне показалось, будто он чего-то не договаривает, но был слишком подавлен — подозревал тебя в соучастии, — чтобы придать этому значение.

— Но что могло вызвать у него подозрения? Только то, что ты интересовался суммой страховки?

— Трудно сказать. В свое время я дал ему повод для личной обиды; возможно, это его грызло. И вдруг — моя скоропалительная женитьба…

— Однако…

— Я могу ошибаться, полагая, будто слухи исходят от него. Но от кого же еще? Ведь стоит только возникнуть подозрению… Возможно, он считает, что я не только подпалил ваш дом, но и сделал тебя вдовой.

Сара стояла ко мне спиной, я мог видеть лишь ее руку, державшую сигарету. Она молчала.

— Что меня действительно тревожит, это слух насчет автомобиля — откуда он пошел и каковы доказательства? Пока меня не припрут к стенке, ни за что не стану колоться.

— Не надо, Оливер. Это скверная шутка.

Я обнял жену.

— Прости. Сотрем эту запись.

— Ты ведь шутил?

— Ну, конечно. Даже Макдональд…

Сара посмотрела на меня в упор.

— Но коль скоро подозрение возникло…

— Пока это только слухи. Бог знает, так ли они безобидны, как кажется Майклу. Поверит ли им мир страхования? Это — единственное, что имеет значение.

* * *

Утром я сказал Майклу:

— Я все время ломаю голову над твоими вчерашними словами. Майкл, я должен услышать эту историю из первых уст.

— Ты знаешь мое мнение, — он начал грызть карандаш. — Будь выше этого, продолжай работать как ни в чем не бывало. Я уже жалею, что рассказал тебе. Тысячу и один раз проклинаю вчерашнюю поездку к Рекитту — иначе ты ничего бы не заметил.

— Заметил бы. Я сразу почувствовал перемену в отношении многих людей… даже твоем.

Майкл встревожился.

— Неужели? Но ты, конечно, понимаешь мои чувства. Дело не в том, что я хотя бы на йоту верю в этот вздор, а в том, что он вообще откуда-то взялся. Ты же знаешь нашу работу. За нами не стоит какой-то крупный капитал. Незапятнанная репутация — вот все, на чем мы держимся. Жена Цезаря должна быть вне подозрений, иначе не заметишь, как окажешься за бортом.

— Ты думаешь?..

— Нет. Я не думаю. Я верю, что это само собой сойдет на нет. Единственное, что сейчас от тебя требуется, это не мозолить людям глаза. А если все же кто-то подвернется, вести себя так, словно ничего не случилось. Особенно с Рекиттом, потому что именно его фирма… Подавляющее большинство, если до них что-то и дойдет, скажут: ”Как — Бранвелл? Да это честнейший парень!” Рекитт и сам убедится в твоей порядочности, когда остынет и даст себе труд задуматься.

— Твой отец в курсе?

— Не думаю. Я, во всяком случае, ему не говорил.

— И не нужно. Сколько сможешь, храни это в тайне. Не хотелось бы причинять ему напрасное беспокойство.

— Сделаю все от меня зависящее.

Откровенно говоря, дело было не только в напрасном беспокойстве. Прежде всего, мне хотелось избежать необходимости лгать старику, которого я безмерно уважал. В таких случаях чувствуешь себя мерзавцем.

Мне пришлось выехать в Хаммерсмит по делу об ограблении, и я постарался уйти с головой в работу, чтобы отвлечься от мрачных мыслей. Очень скоро у меня возникло подозрение, что меховщик по фамилии Колланди запросил в качестве компенсации за украденные меха непомерно крупную сумму. Я занимался этим целый день. Мои подозрения усилились, когда он сначала сказал о бухгалтерских книгах, что они тоже пропали, а потом нехотя заявил, что они у бухгалтера.

Вернувшись в свой офис, я набросал предварительный отчет и навел справки о прошлом и репутации Колланди. При этом в голове у меня мелькали нелепые мысли: ”Жулик ловит жулика”…

На следующий день бухгалтерские книги мне так и не представили, а Колланди нанял адвоката по фамилии Абель. Этот последний принадлежал к несимпатичному для меня типу — острый, как иголка, и такой же твердый. Но я уже знал, что репутация его клиента весьма и весьма подмочена, и заявил, что без бухгалтерских книг не могу продолжать работу. Посыпались предупреждения и угрозы, но для меня они были как о стенку горох. Я ушел, не уступив им ни пяди. В данном случае страховщиком выступала фирма Беркли Рекитта. Я не был уверен, сможет ли Рекитт переступить через неприязнь ко мне и признать, что я не собираюсь за здорово живешь отдавать его деньги.

В тот вечер я поздно вернулся в отель. Сара не встретила меня, как обычно, в фойе. Это был ее рабочий день — она по-прежнему работала в фирме ”Делахей”, — и я предположил, что она еще не пришла, однако она оказалась в номере.

Я вошел, и ее лицо осветилось изнутри. Возможно, так она встречала всех симпатичных ей людей, но для меня это были лучшие минуты.

Однако в этот день явно произошло что-то неладное. Я понял это сразу, как только поцеловал ее.

— Ты сегодня поздно, — заметила она. — Есть новости?

— Слава Богу, нет. Почти не видел Майкла, а все остальные вели себя как обычно. Привет, старушка! — я наклонился погладить Трикси. — Ну, как она, привыкает?

— С трудом. Она выросла в деревне, город — не ее стихия. То же самое было на Понтинг-стрит: только и радости, что обежать вокруг дома.

— Скажи… она твоя собака или Трейси?

— Моя. Он подарил мне ее на день рождения. Но вообще-то она всегда отдавала ему предпочтение.

Говоря это, Сара подошла к буфету и достала пару бутылок. Я внимательно наблюдал за ее действиями.

— Кажется, тебя беспокоит не одна Трикси?

Сара обернулась и устремила на меня испытующий взгляд.

— Я такая бездарная актриса?

— Увы.

— От тебя ничего не утаишь, верно?

— Почти что так.

— Почти что так… — она перевела взгляд на бутылки. — Что ты предпочитаешь: джин с вермутом или вермут с джином? Можно изобразить любые пропорции. Тебе не кажется, что нам самое время напиться? Похмелье от вина все же лучше похмелья от неудачного брака. По крайней мере, пьяный ты не будешь жалеть, что не взял в жены какую-нибудь порядочную девушку без темного прошлого.

Я взял у нее бокал.

— Ты знаешь ответы на все эти вопросы — зачем спрашиваешь? Никогда больше не городи подобную чушь.

— Я приехала в пять часов — так удобно жить недалеко от работы! В холле меня дожидался какой-то человек. Он представился поверенным, мистером Джеромом. Сказал, что у него ко мне приватное дело. Я заказала чай, и мы посидели в кафе, в окружении старых дам, мило беседуя на темы шантажа.

Она сорвала с бутылки вермута этикетку и скатала в шарик.

— Мистер Джером уведомил меня, что представляет клиента, чьего имени он не может назвать. Его клиента интересует судьба неких денежных сумм, доставшихся мне в результате пожара, при котором погиб мой несчастный муж. Мистер Джером сказал, что, хотя пожар отнесли на счет несчастного случая, в узком кругу осведомленных лиц эта версия не выдерживает критики. Сорок тысяч фунтов — весьма приличная сумма, и, конечно, его клиент понимает, что я предпочла бы владеть ею единолично, однако это невозможно. Даже двадцать…

— Оставь этот тон, — попросил я. — Он тебе не идет. Скажи просто, чего они хотят и что ты ответила.

— Он хочет за молчание двадцать тысяч, причем произнес это как ни в чем не бывало: поигрывая очками и помешивая чай. Все равно что посоветовал вкладывать капитал в производство шерсти. А неподалеку какая-то старушка жаловалась, что ей подали подгорелый тост. Он отказался что-либо съесть, так как страдает диабетом. Сказал, что располагает доказательствами моей нечестности и что, если их передать полиции, мне грозит тюремное заключение. Что Трейси в течение трех лет подготавливал поджог и его клиент может это доказать так же, как и мое соучастие. Он также высказал предположение, что этот отель — фешенебельный и весьма дорогой. Его клиент не хочет вести со мной слишком жесткую игру и, если мы поделим деньги поровну, мне обеспечен душевный покой. Мистер Джером говорил полчаса подряд, а в конце поблагодарил меня за чай…

— Что ты ответила?

— Что не имею понятия, о чем он говорит. Не верю ни одному его слову. В любом случае мне нужно подумать.

— Умница. А он?

— Я предложила ему прийти в следующее воскресенье к нам на квартиру, но он не захотел. Сказал, что готов встретиться здесь же, в отеле, сегодня вечером.

Я пил и раздумывал над ее словами.

— Обо мне он не упоминал?

— Нет.

— Требовал, чтобы мы заплатили или ты?

— Скорее, я.

— И ты чувствуешь себя преступницей?

— Да.

— Это естественно. Стоит определенному числу людей высказать предположение, и ты начинаешь чувствовать себя так, словно у тебя рыльце в пушку. Если бы не я, ты бы немедленно послала коридорного за полисменом.

— Я чуть так и не поступила. Но из-за того слуха, о котором ты узнал во вторник, подумала, что не должна ничего предпринимать, пока не посоветуюсь с тобой.

— Когда он собирался прийти во второй раз?

— Около девяти.

— Ты можешь что-нибудь съесть?

— Не думаю.

— Все-таки попытайся. Может, все не так уж и страшно. По крайней мере, с этим можно попробовать сразиться. Возможно, скоро у нас будет ответ на многие вопросы.

Мы поковыряли мясо в кафе и в половине девятого вернулись к себе в номер. Сара сказала, что мистер Джером изъявил вполне определенное желание встретиться в холле. Поэтому я отпустил ее вниз, а через несколько минут и сам последовал за ней. Устроился в противоположном углу и сделал вид, будто читаю ”Кантри Лайф”. Только бы не спугнуть шантажиста!

Сначала холл был пуст, но к девяти часам заполнился людьми, так что мне приходилось изрядно вертеть головой, высматривая аккуратную сарину головку с темными вьющимися волосами среди множества других, похожих на брюссельскую капусту. Наверное, англичане не уродливее и не эксцентричнее других, но в холле общественного здания думаешь иначе.

Было уже четверть десятого. Всякий раз, как начинала вращаться входная дверь, я говорил себе: это он! Вопреки описанию Сары, я представлял его по-своему: обходительный, близорукий брюнет с брюшком. В половине десятого Сара подошла ко мне — измученная и белее мела.

— Ему что-то помешало. А может, заметил тебя и заподозрил ловушку.

— Возможно, он просто не отличается пунктуальностью. Дай ему еще пятнадцать минут.

— Оставайся здесь, Оливер, а я справлюсь у портье и обойду отель.

Я согласился. ”Кантри Лайф” пестрела объявлениями о продаже крупных усадеб, таких как Ловис-Мейнор. Я отложил газету и достал из кармана перстень Трейси, который постоянно носил с собой и не показывал Саре. Интересно, велик ли штраф, если я спущу мистера Джерома с лестницы? И что я стану делать, лишившись своей должности страхового эксперта? Если эта история отразится на Майкле и его отце, я, как порядочный человек, буду обязан подать в отставку. Теперь, когда Сара стала моей женой, перспектива начать новую жизнь, например, в Новой Зеландии показалась весьма заманчивой. Правда, я еще не знал, как к этому отнесется Сара.

Навстречу мне через холл шел мальчик-коридорный в сопровождении человека в забрызганном грязью макинтоше.

— Мистер Бранвелл? Джентльмен хочет с вами поговорить.

Это был рослый мужчина с худым некрасивым лицом и выступающими зубами. После ухода мальчика он осклабился.

— Мистер Оливер Бранвелл?

— Да, — я поднялся на ноги. — А вы — мистер Джером?

Он озадаченно сдвинул брови.

— Нет, сэр. Боюсь, что нет. Моя фамилия Барнс. Детектив Барнс. Мы можем где-нибудь поговорить спокойно?

Загрузка...