Фортуна-женщина. Барьеры

Глава XXVIII

Когда я вышел из клуба, часы как раз пробили девять. У меня не было ни малейших сомнений относительно того, что делать дальше.

Пока я сидел в клубе, на город опустился туман, зато в Кенте его почти не было — лишь мокрое шоссе и легкая морось. Сквозь тонкую пелену облаков пробивался свет луны. Уличное движение стихло, светофоры были на моей стороне; я выжимал предельную скорость, но все равно мне показалось, будто я затратил на эту поездку никак не меньше недели. Все происходящее казалось дурным сном, когда открываешь дверь и не знаешь, какая опасность за ней скрывается.

Мне было холодно и одиноко. Если бы Сара сидела рядом — но она ушла. У меня было такое чувство, будто она попала в беду и со времени исчезновения прошло не двенадцать часов, а много-много дней. Более того, внутренний голос твердил, что теперь я не скоро ее увижу. Наш брак, наша совместная жизнь были чем-то вроде иллюзии, имеющей весьма непрочную связь с действительностью — ни корней, ни твердой почвы под ногами. Часть вины коренилась во мне самом, но решающую роль сыграли обстоятельства, перед которыми я, как всегда, оказался бессилен. Причем самое страшное было еще впереди.

Я оставил позади Слейден и свернул к Ловису. Сердце барабаном бухало в груди. С самого пожара я там ни разу не был. ”Уцелела древнейшая часть дома, — сказал Майкл. — Бывший холл с каменными стенами, конюшня и часть кухонных помещений…”

Я забыл о сторожке и при виде нее испытал шок, но храбро проехал мимо освещенных окон и остановился в том же самом месте, где и тогда, в мае. Выходя из машины, я чуть не выронил ключи: так дрожали руки. С деревьев капала вода. Я перелез через ограду и, спотыкаясь, побежал к дорожке. Здесь ничего не изменилось: та же живая изгородь из кустов падуба, тот же сад… Дорожка сделала последний поворот к дому, и я увидел свет в окне.

На секунду мне показалось, будто пожар и все, что за ним последовало, были всего лишь галлюцинацией и сейчас я увижу прежние очертания особняка: высокие трубы, деревянные стены, раскидистый тис и окошки неправильной формы с освинцованными рамами. А за дверью меня ждут Трикси и ее хозяин. Потом видение исчезло; я поморгал глазами и убедился, что на месте дома — пепелище. Словно из местного пейзажа выдернули зуб, и это наложило на него зловещий отпечаток. Кое-где, словно скалы, торчали остроконечные обломки стен, создавая неприятное ощущение дисгармонии. В конюшне и старом холле света не было: светилось лишь окно в задней части дома.

Я медленно, через силу побрел туда, где прежде была парадная дверь. Здесь ощущение крутого обрыва с остроконечными утесами усилилось; насквозь продувало там, где, казалось, не должно было быть никакого ветра. Я пробрался в бывший холл. Всюду валялись щепки и зияли зловещие пробоины. Вон там лежало мертвое тело… а там была лестница… дверь кухни… Свет шел со второго этажа.

Я начал ощупью двигаться вдоль неожиданно прочной стены — кажется, прежде ее не было, ее возвели совсем недавно. Теперь светившееся окно располагалось прямо над моей головой. Ладони стали потными и липкими.

Недалеко от того места, где я стоял, высился обугленный деревянный кол — точно штык винтовки. Я искал и не мог найти дверь. Эта часть дома казалась необитаемым островом, некогда покинутым людьми, чтобы он самостоятельно залечивал раны — травой и сорными побегами.

Я попробовал открыть окно. Оно легко поддалось. Не успел я перемахнуть через нижнюю раму, как услышал собачий лай. Трикси!

Я подождал немного, давая ей успокоиться, но она не переставала тявкать. В комнате явственно пахло противоастматическими сигаретами. Я спрыгнул на пол и выпрямился. Это оказался коридор, а не комната. В конце виднелись ступени, ведущие вверх, к двери, из-под которой выбивалась тонкая полоска света. Я сам начал задыхаться.

Но Трикси была где-то здесь, внизу. Ее заперли в одной из комнат. Я определил это по характеру тявканья. Она вдруг затихла, и дом погрузился в тишину. Ступая тяжело, словно к каждой ноге было привязано по свинцовому ядру, я поднялся наверх. Никогда еще мне не было так страшно.

Я повернул ручку и вошел внутрь.

Судя по балкам и форме окон, это была древнейшая часть дома. Теперь ею пользовались как гостиной. В камине горел огонь. Я увидел радиоприемник и разбросанные по полу газеты и диванные подушки. В комнате никого не было, но из нее вела дверь в другую, слабо освещенную комнату. Дверь оказалась приоткрытой. Можно было различить стул, угол кровати…

Сначала я принял это за потрескиванье поленьев в очаге, но потом понял: это не так. Я снова слышал его прерывистое дыхание!

В углу за дверью стояла увесистая палка. Я схватил ее потной рукой и ринулся в ту, другую, комнату. Не думаю, что я собирался нападать, — скорее, обороняться от неведомого.

— Кто там? — спросила Сара.

Итак, она вернулась к нему — может быть, даже с радостью. Новая любовь отброшена и забыта. Я так и знал. Все это время в недрах моего существа гнездились сомнения.

Я сделал несколько шагов вперед и увидел Сару стоящей подле кровати. Рядом в кресле сидела пожилая женщина. Свет шел от лампочки под абажуром; предметы мебели отбрасывали длинные тени. Охваченный ужасом, я резко обернулся. Никого.

— Оливер! — воскликнула Сара. — Откуда ты… Мы не знали…

— Вы как раз вовремя, — произнесла старуха, сидевшая в кресле. Это была миссис Мортон.

— А где же… — начал я и запнулся, увидев, что Сара предостерегающе подняла руку.

— Ваша жена, — сказала миссис Мортон, — вот уже два часа подряд меня терроризирует… уговаривает… диктует условия…

— Ах нет, дорогая, — мягко возразила Сара. — Не нужно так. Уговариваю — да. Я уверена: в конце концов вы и сами посмотрите на вещи моими глазами. Мы обе знаем, что такое верность.

Задыхался не кто иной, как миссис Мортон. Я долго не мог оторвать от нее взгляд, но в конце концов перевел его на Сару. Никогда я не видел ее такой измученной. Волосы слиплись. На лбу — испарина…

— Верность, — начала миссис Мортон и зашлась в кашле. Ей потребовалась добрая минута, чтобы справиться с приступом. — Верность проявляется не только в поступках, но и в помыслах. С тех пор, как этот человек появился в нашем доме, ты начала делить себя. Не поддержала Трейси, когда он особенно в этом нуждался. Я знаю: измены не было. Но ты лишила его своей нежности и доверия. Если бы не это, катастрофы могло не быть.

— Доверие, — с горечью произнесла Сара. — Где было его доверие еще до появления Оливера? Вы проснулись и первой почуяли дым, подняли тревогу, что-то заподозрили, разругались с Трейси, а для меня выдвинули какое-то фальшивое объяснение. Где было его доверие ко мне, когда он готовился к поджогу, а меня выставлял дурочкой, — или ваше, когда вы обо всем догадались, но скрыли от меня истину? Все это произошло еще до того, как Оливер переступил порог этого дома! И…

— Хватит, Сара, остановимся здесь. Он все-таки был моим сыном. Я не могла открыть тебе правду… и не могла давить на него, чтобы он сделал это. У меня теплилась надежда… — миссис Мортон глубоко вздохнула и поднялась на ноги. — Ну, ладно. Не стоит повторяться. Я ухожу.

Только тогда я заметил, что она превратилась в настоящую развалину. Волосы поседели и потускнели, как у глубокой старухи. От нее остались только кожа да кости. Каждый вдох и выдох давался ей с огромным трудом.

— Миссис Мортон…

Сара сделала мне знак, чтобы я молчал, но старая дама обернулась.

— Вы явились к концу сражения, мистер Бранвелл. Сара отчаянно сражалась за вас — и только за вас. Больше она ни о ком не думала. Я же устала от борьбы… и проиграла.

Вот когда я испытал невероятное облегчение — словно жизнь вернулась ко мне. Жизнь и надежда. Я все еще боялся верить и, глядя на Сару, пытался угадать, что же происходило здесь в эти два часа. Ноги сделались ватными.

— Я пыталась объяснить миссис Мортон, — сказала Сара, — что мы пережили с тех пор, как она прислала перстень Трейси; как одни неприятности наслаивались на другие — в результате твоя карьера висит на волоске и тебя вот-вот арестуют. Пыталась доказать, что я была честна перед Трейси и мы приложим все усилия, чтобы по возможности защитить его доброе имя. Что и пыталась сделать сама — с самого начала.

— Вы были в доме перед пожаром?!

Миссис Мортон выдержала мой взгляд.

— Я и только я виновата во всем.

— Нет-нет, — вмешалась Сара. — Это неправда, и вы это знаете. Произошел несчастный случай. Чистое невезение.

— Но что случилось? — спросил я. — Как вы здесь очутились? Не могу поверить…

Очевидно, ее тронуло мое искреннее огорчение. Выражение ее лица немного смягчилось.

— Когда все будет кончено, Сара, можешь ему рассказать.

— Нет! Вы сделаете это сами — прямо сейчас.

Миссис Мортон оперлась на кровать.

— Ты уже добилась всего, чего хотела. Что тебе еще нужно?

— Прошу вас! — воскликнула Сара. — Раз уж Оливер здесь… Он всегда вам нравился. Расскажите ему!

— Он и так знает все, что нужно. Будьте добры, мистер Бранвелл, передайте мне мою палку.

Я выполнил ее просьбу, но не перестал тупо смотреть на нее.

— Куда же вы?

— В Лондон. Сара хочет, чтобы я явилась с повинной.

Старуха вышла. Сара хотела подойти ко мне, но вдруг споткнулась. Я поймал ее за руку.

— Сара, любимая!

Она покачала головой.

— Не сейчас. Я в полном порядке.

Миссис Мортон ждала нас у второй двери.

— Что еще ты хочешь, чтобы я ему открыла?

— Как мое письмо погнало вас сюда перед пожаром. Да, Оливер, в четверг я написала ей, что мы уезжаем. Я не имела ни о чем ни малейшего понятия. Не знала, что Трейси скрыл от нее наш отъезд. И у нее зародились подозрения. Впервые она почуяла неладное после первого пожара и с тех пор с тревогой ждала, что Трейси повторит свою попытку. Поэтому в субботу она приехала сюда около семи. Трейси как раз собирался уезжать.

Сара неожиданно смолкла. Миссис Мортон была так худа, так выпирали кости у нее на лице, что в нем не осталось ничего женского. Впрочем, она сохранила свой аристократизм, чувство собственного достоинства и жесткий, отстраненный взгляд — точно маска смерти.

Она сама перехватила нить разговора.

— Когда я приехала, Трейси надевал пальто, собираясь идти в бывшую конюшню за машиной. Я сразу угадала правду по выражению его лица и сказала, что хочу пожить здесь пару дней. Он начал уверять меня, что это невозможно: в доме нет слуг, нет еды… Я возразила, что вызову Эллиота, — он живет в четырех милях отсюда. Скрывая нетерпение, Трейси пытался переубедить меня, даже сделал вид, что пошел звонить Эллиоту, а когда вернулся, сказал, будто тот отказался прийти. Это была ложь: Эллиот никогда ни в чем мне не отказывал. Мы проспорили больше часа. Я поднялась в свою спальню, Трейси — за мной. Он настаивал, чтобы я ехала вместе с ним в Йоркшир. Говорил, что я выжила из ума, если готова рисковать здоровьем из-за глупой прихоти. Я возразила: моя прихоть состоит в том, что я подозреваю его в преступном намерении поджечь дом. Тогда он потерял контроль над собой, выкрикнул… дикие, непростительные вещи… уверял, что дело уже сделано, фитили подожжены и очень скоро… Наверное, он думал, что это на меня подействует, но я не поверила, решила, что он просто пугает. Разъяренный, он бросился в свою спальню, начал срывать занавески, вытаскивать из ящиков постельное белье… Я пришла в неменьшую ярость и стала хватать его за руки… Я довольно сильна… была сильна… и у меня стальная воля. Завязалась борьба. Мы оба упали: Трейси внизу, а я наверху… — миссис Мортон остановилась, чтобы перевести дух. Она рассказывала так, словно это больше не имело к ней отношения. — Я потеряла сознание, а когда очнулась, уже стемнело. Электричество было отключено. Я повредила руку; с трудом поплелась в кухню устранить неисправность на распределительном щитке. В этот момент вы позвонили у двери… Единственное, о чем я жалею, это что не осталась и не сгорела в огне.

Я прокашлялся.

— А потом?

— Разве это имеет значение?

— Вы повредили руку…

— Я пошла к Эллиоту, он ее забинтовал. Там я провела ночь.

— Что вы ему сказали?

— Правду.

С минуту мы все трое молчали. Я посмотрел на Сару. В этот вечер она была воплощением мужества.

Я обратился к миссис Мортон:

— Как бы я хотел, чтобы на вашем месте был кто-нибудь другой! Все равно, кто.

Она повернулась и начала медленно спускаться по лестнице.