Едва Лоренца очутилась во дворе, ее тут же окружила толпа полицейских и солдат.
Она обратилась к французскому гвардейцу, стоявшему к ней ближе всего, и попросила проводить ее к начальнику полиции; гвардеец передал ее швейцару, а тот, видя, что женщина хороша собой, необычна, богато одета и держит в руках великолепный ларец, догадался, что посетительницу привел не праздный интерес, и по большой лестнице проводил ее до передней, минуя которую всякий, кто выдерживал бдительный осмотр швейцара, мог в любое время дня и ночи представить г-ну де Сартину свои наблюдения, донос или прошение.
Нечего и говорить, что посетителям, явившимся по двум первым поводам, оказывали куда более благосклонный прием, чем остальным.
К Лоренце приступил с вопросами пристав, но она ответила только:
— Вы — господин де Сартин?
Пристава весьма удивило, что кто-то спутал его черный кафтан и стальную цепь с расшитым кафтаном и пышным париком начальника полиции; но лейтенанты никогда не обижаются, если их принимают за капитанов; к тому же он уловил иноземный выговор посетительницы, ее твердый и решительный взгляд никак не свидетельствовал о безумии, а поэтому он проникся убеждением, что в ларце, который она крепко и бережно сжимала в руках, и впрямь содержатся важные сведения.
Но поскольку г-н де Сартин был человек осторожный и недоверчивый, притом ему не раз уже расставляли капканы, используя приманки ничуть не менее соблазнительные, чем эта итальянская красавица, охрана у него была поставлена превосходно.
Поэтому Лоренце пришлось вытерпеть допросы и расспросы доброй полудюжины секретарей и слуг.
В конце концов после всех этих процедур выяснилось, что г-на де Сартина нет дома и Лоренце следует обождать.
Тогда молодая женщина замкнулась в угрюмом молчании; взор ее блуждал по голым стенам просторной передней.
И вот послышался звон колокольчика; во двор вкатилась карета, и уже новый пристав, войдя, сообщил Лоренце, что г-н де Сартин ждет ее.
Лоренца поднялась и прошла через две залы, полные людей, чьи лица выглядели подозрительно, а наряды еще более замысловато, чем ее собственный; наконец ее ввели в большой восьмиугольный кабинет, освещенный множеством свечей.
Мужчина лет пятидесяти — пятидесяти пяти, в халате, в огромном пушистом парике, осыпанном пудрой и отменно завитом, работал, сидя за неким высоким сооружением, верхняя часть коего напоминала собою шкаф и была снабжена двумя зеркальными дверцами: хозяин кабинета мог, не утруждая себя, видеть каждого, кто к нему входил, и изучить лицо посетителя прежде, чем тот успеет скроить подобающую мину.
Нижняя часть сооружения являла собой секретер со множеством выдвижных ящиков розового дерева; каждый ящик замыкался с помощью определенной комбинации букв. Здесь у г-на де Сартина были заперты бумаги и счета, которых никому не дано было прочесть при его жизни, поскольку секреты замков были известны ему одному; даже после его смерти никто не сумел бы туда проникнуть — разве что отыскал бы в самом потайном ящичке шифр, пользуясь которым, можно было отомкнуть остальные.
За зеркальными дверцами верхней части этого секретера, или, если угодно, бюро, находились двенадцать ящиков, которые также запирались посредством невидимого механизма; это сооружение, изготовленное специально для регента, хранившего там свои химические и политические тайны, было преподнесено принцем в дар Дюбуа, а от Дюбуа перешло к г-ну Домбревалю, начальнику полиции; от него-то и унаследовал г-н де Сартин и секретер, и его секрет; однако пользоваться им г-н де Сартин решился не прежде, чем умер даритель, да и то переменил шифры всех замков. В свете немало было толков об этом секретере; поговаривали, что уж больно крепко он замыкается и, надо думать, г-н де Сартин хранит в нем не только свои парики.
Фрондеры, коих в те времена было предостаточно, утверждали, что, если бы можно было читать сквозь дверцы этого шкафа, там наверняка обнаружились бы в одном из ящиков те достославные договоры, в силу которых Людовик XV при посредстве своего преданного агента г-на де Сартина спекулировал зерном.
Итак, г-н начальник полиции увидел отразившееся в зеркале со скошенными краями бледное и серьезное лицо Лоренцы, которая приблизилась к нему с ларцом в руках.
Посреди кабинета молодая женщина остановилась. Ее наряд, выражение лица, ларец поразили главу полиции.
— Кто вы? — спросил он, не оборачиваясь, но глядя на нее в зеркало. — Что вам от меня угодно?
— Я в самом деле у господина де Сартина, начальника полиции? — отвечала Лоренца.
— Да, — отрезал тот.
— Кто мне это подтвердит?
Г-н де Сартин обернулся.
— А если я отправлю вас в тюрьму, — произнес он, — это убедит вас, что я в самом деле тот, кого вы ищете?
Лоренца безмолвствовала.
Она с неизъяснимым достоинством, присущим женщинам ее страны, только оглянулась по сторонам в поисках стула, которого не предложил ей г-н де Сартин.
Этот взгляд его покорил: его сиятельство граф д'Альби де Сартин был все же весьма воспитанный человек.
— Садитесь, — буркнул он.
Лоренца придвинула себе кресло и села.
— Говорите же, — изрек глава полиции, — что там у вас?
— Сударь, — ответствовала молодая женщина, — я желаю прибегнуть к вашей защите.
Г-н де Сартин смерил ее хитрым взглядом, который нередко пускал в ход.
— Да неужто! — ухмыльнулся он.
— Сударь, — продолжала Лоренца, — меня похитили у семьи; обманным путем принудив меня к браку, мой похититель вот уже три года помыкает мною и чинит мне мучения.
Г-н де Сартин оглядел ее благородные черты; ее голос и нежный певучий выговор тронули его.
— Откуда вы? — спросил он.
— Я римлянка.
— Как ваше имя?
— Лоренца.
— Лоренца, а дальше?
— Лоренца Феличани.
— Эта фамилия мне незнакома. Вы из хорошей семьи?
Под хорошей семьей в ту эпоху разумели семью родовитую. В наше время женщины, стоит им выйти замуж, почитаются столь же благородными, как их мужья; знатность родителей не кажется им столь уж важной.
— Я из хорошей семьи, — сказала Лоренца.
— Что дальше? Чего вы просите?
— Прошу, чтобы было учинено судебное разбирательство над человеком, заточившим меня в четырех стенах.
— Это меня не касается, — возразил начальник полиции. — Вы его жена?
— Он утверждает, что это так.
— Как понимать: он утверждает?
— Но я совершенно этого не помню, брак совершился, пока я спала.
— Черт побери, ну и крепкий же у вас сон!
— Как вы сказали?
— Я говорю: все это не мое дело; обратитесь к стряпчему, подайте жалобу; я не люблю вмешиваться во всякие дрязги.
И г-н де Сартин произвел рукой жест, означавший: ступайте вон.
Лоренца не двинулась с места.
— Что такое? — удивился г-н де Сартин.
— Я еще не кончила, — возразила она, — и вы должны понять, что я пришла сюда вовсе не для того, чтобы жаловаться на пустяки; я хочу отомстить. Я сказала вам, откуда я родом; женщины у нас в краю не жалуются — они мстят.
— Это дело другое, — отвечал г-н де Сартин, — но не медлите, милая дама, мое время дорого.
— Я уже сказала, что пришла просить у вас защиты; я ее получу?
— От кого вы хотите получить защиту?
— От человека, которому желаю отомстить.
— Значит, это человек могущественный?
— Более могущественный, чем сам король.
— Ну давайте же поговорим начистоту, милая дама… С какой стати мне защищать вас от человека, который, по-вашему, могущественней самого короля, если то, что он совершил, даже не является нарушением закона? Если у вас есть средства отомстить обидчику — отомстите ему. Сие мало до меня касается; вот если вы совершите преступление, я велю вас арестовать, а там посмотрим. Таков порядок.
— Нет, сударь, — возразила Лоренца, — нет, вы не велите меня арестовать, потому что моя месть принесет огромную пользу вам, королю и Франции. Чтобы отомстить, я разоблачу тайны этого человека.
— Ах, вот как! У этого человека есть тайны? — с невольным любопытством спросил г-н де Сартин.
— Великие тайны, сударь.
— В каком роде?
— Касающиеся политики.
— Говорите.
— Но вы обещаете мне покровительство?
— О какого рода покровительстве вы просите? — с холодной улыбкой осведомился начальник полиции. — О деньгах? О нежных чувствах?
— Я желаю, сударь, поступить в монастырь, похоронить себя там в безвестности. Я желаю, чтобы этот монастырь стал для меня могилой и чтобы никто и никогда не вторгся в эту могилу.
— Ну, это не чрезмерное требование, — промолвил г-н де Сартин. — Мы пристроим вас в монастырь. Рассказывайте!
— Итак, вы даете мне слово, сударь?
— Мне кажется, я уже дал вам его.
— В таком случае, — сказала Лоренца, — возьмите этот ларец; в нем заключены тайны, которые заставят вас трепетать за жизнь короля и сохранность королевства.
— Значит, вам известны эти тайны?
— Поверхностно, но я знаю об их существовании.
— И они в самом деле важны?
— Они ужасны.
— Вы сказали, это политические тайны?
— Вы никогда не слыхали о существовании тайного общества?
— А, масонов?
— Невидимок.
— Слыхал, но я в это не верю.
— Когда откроете ларец — поверите.
— Вот как! — быстро воскликнул г-н де Сартин, — посмотрим!
И он принял ларец из рук Лоренцы.
Внезапно после краткого раздумья он поставил ларец на бюро.
— Нет, — с сомнением в голосе сказал он, — откройте его сами.
— Но у меня нет ключа.
— Как это так, нет ключа? Вы приносите мне ларец, в котором заключен покой целого королевства, и забываете о ключе!
— Разве так уж трудно отпереть замок?
— Не трудно, если знаешь, как это сделать.
Немного погодя, он продолжал:
— Вот здесь у нас ключи от всевозможных замков; сейчас вам принесут целую связку, — он пристально глянул на Лоренцу, — и вы откроете сами.
— Давайте ключи, — просто сказала Лоренца.
Г-н де Сартин протянул молодой женщине связку мелких ключей самой разной формы. Она взяла их.
При этом г-н де Сартин коснулся ее руки: рука была холодна как мрамор.
— Но почему же вы не принесли ключа? — спросил он.
— Потому что хозяин ларца никогда не расстается с этим ключом.
— И кто же хозяин ларца, человек более могущественный, чем сам король?
— Никто не может сказать, кто он такой; одной вечности ведомо, сколько лет он прожил, а деяния его известны одному Богу.
— Имя! Его имя!
— Он при мне менял имена десятки раз.
— И все-таки под каким именем знаете его вы?
— Ашарат.
— Где он живет?
— На улице Сен…
Внезапно Лоренца содрогнулась, затрепетала, из одной ее руки выпал ларец, из другой — ключи; она силилась ответить, губы ее кривились в мучительной судороге; потом она прижала обе руки к груди, словно ее душили слова, готовые сорваться у нее с языка; а затем, воздев обе дрожащие руки к небу, не в силах произнести ни звука, она плашмя упала на ковер, устилавший кабинет.
— Бедняжка! — пробормотал г-н де Сартин. — И что это, черт возьми, с ней приключилось? А ведь до чего хороша! Эх, и вся-то ее месть — ревность влюбленной женщины.
Он позвонил и сам поднял Лоренцу с пола; глаза ее глядели удивленно, губы застыли, и казалось, она уже умерла и пребывает в ином мире.
Вошли двое лакеев.
— Возьмите бережно эту юную даму, — распорядился г-н де Сартин, — перенесите ее в соседнюю комнату. Постарайтесь привести ее в чувство да поделикатней. Ступайте.
Лакеи послушно унесли Лоренцу.