Жужукины дети, или Притча о недостойном соседе

ДЕНЬГИ

Мы жили дружной коммуной в боковой комнатушке Юсуповского дворца и занимались социологией.

Человечество бесилось с жиру. Каждый год сносилось и отстраивалось заново по пол-Ленинграда — по одной той причине, по какой дамы меняют наряды.

Несколько лет назад мы были свидетелями полного отмирания бумажных денег. Бригада художников Гознака во главе с Ю. Васильевым лихорадочно печатала кредитки — то рембрандтовски строгие, то дырявые, как кружева, то ни на что не похожие сюрреалистические и абстрактные купюры. Все было напрасно: никто их не брал.

С темпами, свойственными веку, вышла из обращения и жалкая нынешняя мелочь. Ее заменили прекрасные тяжелые старинные рубли. Позапрошлой осенью вошла в моду антика, что было пресечено внутренними войсками: при современной технике Грецию и Рим чеканили в любой подворотне.

И в один прекрасный день Витька Мохов по прозвищу Карл Маркс собрал нас всех и неожиданно спросил:

— Что, парни, может существовать общество без денежного обращения?

— Нет! — хором ответили мы, и эхо гулко прокатилось по нашим пустым желудкам.

— Так вот, тенденции развития неизбежно приведут к тому, что в обращении в качестве последнего средства останется одна-единственная монета-уникум. Однако, не располагая достаточной статистикой, я не могу сказать, какая именно...

Витькиным словам было суждено сбыться через неделю. Это был латунный рубль, который партизан Ковпак сделал сам для себя.

Легко представить себе, с какой скоростью он переходил из рук в руки, обслуживая трехсотмиллионное население. Все были довольны, а рубль, истираясь, буквально таял на глазах.

Общество стояло на грани катастрофы...

БРЕВНО

Одержав верх над руситами и муслимами, якутское большинство ЦК поставило посреди Красной площади для народного поклонения бревно, которое на Всероссийском субботнике нес Владимир Ильич.

Молодожены приносили к бревну цветы, пионеры давали ему торжественное обещание, перед бревном принимали в партию и комсомол. С утра до ночи вокруг него толпились люди. Многие плакали, многие становились на колени и целовали потемневшую грубую древесину.

Однако в жизни все идет своим чередом. На ноябрьском параде старший лейтенант Бимухамметов танком сшиб и разнес в щепки ленинское бревно. Произошло это по чисто русскому разгильдяйству.

И все же ЦК приказал расстрелять:

самого Бимухамметова,

военнослужащих части, в которой он служил,

бронетанковую академию имени Горького

и ответственных руководителей Генерального штаба и Министерства обороны как не оправдавших доверия.

Священные щепки инвентаризовали и передали на вечное хранение ЦК союзных и автономных республик, обкомам, музеям Ленина, Мавзолею Ленина и его филиалам.

УКАЗ ПРЕЗИДИУМА ВЕРХОВНОГО СОВЕТА ОБ УПОРЯДОЧЕНИИ НАИМЕНОВАНИЙ ИСТОРИЧЕСКИХ ЦЕНТРОВ СТРАНЫ

С целью расширения и углубления социалистических преобразований упорядочить наименования исторических центров страны, в связи с чем с 7 ноября с.г.:

столице нашей родины городу Москве, как историческому центру, наиболее тесно связанному с расцветом политического творчества основателя Советского государства Владимира Ильича Ленина, — присваивается наименование Ленинград;

городу Ленинграду, как исторически новому образованию, имеющему целью исполнение интернационалистского долга и оказание братской помощи народам Европы, а также в память о свержении царского самодержавия, — присваивается наименование Новгород;

бывшей столице Владимирского княжества, а ныне образцовому центру ленинского труда и дисциплины городу Владимиру в честь Владимира Ильича Ленина — присваивается новое наименование Владимир;

городу Киеву с целью упрочения его значения как исторического центра всех славянских народов, кроме украинских буржуазных националистов, — присваивается наименование Москва;

городу Новгороду, как старейшему историческому центру Древней Руси и матери городов русских, прусских, польских, литовских, латышских, эстонских, финских, шведских, норвежских, датских, голландских и других, — присваивается наименование Киев.

Председатель Президиума Верховного Совета

Секретарь Президиума Верховного Совета

Ленинград, Кремль.

7 ноября с.г.

АМЕРИКАНСКИЙ ЛИФТ

По рассеянности он нажал кнопку пятнадцатого, несуществующего этажа. Получив мощное ускорение, лифт с визгом устремился ввысь и, пробив перекрытие над последним, восьмым этажом, оказался в бескрайней разреженной синеве. Звезды молча смотрели вниз. И только редкие прохожие могли видеть, как над крышей недавно возведенного дома взвилась прямоугольная кабина лифта, за решетчатой дверью которой металась зыбкая тень человека.

ГОСТЕПРИИМНАЯ БАЛТИКА

К курортному сезону в Паланге готовятся с осени. В беседе с нашим корреспондентом председатель палангского горсовета тов. Ш. Микунис рассказал:

— Следующее лето будет жарким — 129 солнечных дней за период с первого июня по тридцать первое августа. Эту и другие точные цифры мы получили на новой советской электронно-вычислительной машине «Кама». Мы постараемся достойно принять очень дорогих гостей. Их будет 106 472 человека. По одному месяцу проведут на курорте 76 201 человек, по два — 28 830. По три месяца будут гостить у нас 1281 человек. Интересно отметить, что из этих 1281 человека 1280 — московские пенсионеры. За тот же период утонут в море 147 человек, в том числе мужчин 32, женщин 19, детей и стариков 96. По национальному составу утонувшие распределятся следующим образом: на первом месте русские (42 человека), на втором — евреи (41 человек), на третьем — латыши (29 человек). Советуем соблюдать особую осторожность нашим гостям с Кавказа: из 32 азербайджанцев навеки останутся в волнах 27 человек. Зато литовцам бояться особенно нечего — на их долю приходится всего одна утопленница, семилетняя девочка с дефектом речи. Политический облик утопленников будет таков: членов КПСС — 80, комсомольцев — 2, беспартийных — 57, агентов иностранной державы — 1. По понятным причинам имена утонувших заранее опубликованы не будут.

ПРЕЖДЕ И ТЕПЕРЬ

Один шаг — и вы в мире увлекательной повседневности. К порогу зала коваными гвоздями прибиты калоши с монограммами, указывающие на начало экспозиции. Ее открывает старенький скромный половичок на стройном бронзовом постаменте. Тысячи ног оставили на половичке неизгладимые следы. Теперь же к нему суровыми нитками пришит ломоть черного хлеба — символ гостеприимства. Вглядитесь, и вы различите на грубой мешковине затертые цифры 1891. Это одновременно год основания Пярну и дата первой городской выставки домоводства. Тогда новоселы представили на ней дворницкий фартук с картузом и чиненый невод. А сейчас в центре зала — огородное пугало, одетое в бостоновый национальный костюм со своеобразной вышивкой. Вокруг него — щедрые дары домохозяек и домоводов. Семья Переконд выставила отварную капусту, кислые яблоки и маринованный картофель. Народный умелец Тульяк демонстрирует свое искусство — съедобные лапти из стеблей вяленого ревеня. Непременный участник выставок с 1908 года пенсионер Корм, как всегда, предлагает свое любимое лакомство — засахаренных майских жуков. Знатная санитарка порттехучилища Ая Ыя в этом сезоне показывает мозаическую миниатюру — впечатляющий портрет Бруно Лукка, набранный ею из стриженых ногтей учащихся. С каждым шагом перед вами открываются новые чудеса изобилия, трудолюбия и таланта. Завершает экспозицию оригинальная перекличка с выставкой 1891 года — дворницкий фартук из кожзаменителя, «таллинка» с надписью «Пярну» и многоцветная рыбацкая сеть, сплетенная из хлорвинилового провода. О перспективах развития пярнусцы скромно умалчивают — в эстонском языке пока нет будущего времени, но мы знаем: ему быть!

ЭСТОНСКАЯ СКАЗКА

Двадцать лет Тыну Выйт искал за морем страну Венемаа, не нашел и отправился восвояси. Сошел на берег в Рийе, случаем добрался до Салки, от Салки до Валки рукой подать, а Валка уже Эстляндия. Шагает Выйт по родной земле и всему радуется — и как топь под ногами чавкает, и как сланцы вокруг приветно горят. В отцовской Херне даже домой не зашел — поспешил к Вее. Только с крыльца чужой человек на него накричал:

— Кутта, туррак, уппирайся фон, каф-каф-каф!

Оглянулся Тыну — над ним злой Уус смеется. Пошел в корчму. Там Уудис, Арро и Аарон ылу ему поднесли, новость рассказали. Не дождалась его Вее, за чужого вышла тому два года, а зовут его Кури Коэр. Дурной человек, на всех лает:

— Уппиррайтесь, турраки, каф, каф, каф!

А отец Тыну, Вана Выйт, в лесу живет, завидит людей, не слушает, сам мудрые мудрости всем говорит. А Пыдер и Хоммик мызы соединили, колхоз «Сельтсимеес» устроили. Карьямарья на стенку повесили, три года не сеют.

Не успел Тыну темного ылу напиться, как дверь корчмы настежь, в двери двое тощих-драных, а видать, в теле были и к хорошей одежде приучены. Говорят всем тощие-драные, что Пыдер с Хоммиком Айсу похитили, ломать грозят, если все в их колхоз не вступят. А сзади стоит злой Уус, усмехается.

Пошли миром к Пыдеру с Хоммиком, а те стоят на пустых полях и бранятся:

— Сирп я васар! Чтоб вам всем сирп я васар!

Эне речь им сказал, Бене продолжил, Раас закончил. Не слушают Пыдер с Хоммиком, свое твердят:

— Вступайте в колхоз, сирп я васар, не то Айсу...

— Не надо, — просит их Нээ Убий.

— Надо, — уверяют злодеи.

Тут Хыбе, Ыхту и Йеху в лес позвали, мудрость старого Выйта послушать. Пришли, а он слова не дал сказать, сам все знает:

— Ступайте на мызу Тазуя, там на печи человек томится, он вам спасение.

А Тазуя — злого Ууса. Стоит Уус в дверях, к печи не пускает.

Тыну кричит:

— Эй ты там, на печи, добрый молодец, как тебя звать, спаси нас!

А молодец на печи отвечает:

— Звать меня Ийя Муруметс, тридцать лет и три года по мне дела не было, а раз есть, то сойду с печи — хоть кого спасу!

Не пускает его злой Уус, а тот на печи прямо в дверь выехал, Ууса задавил, спрыгнул наземь и поклонился Херне. Ыйе, Айа и Сыпрус все ему рассказали.

— Ныокогуде! — взъярился Ийя Муруметс и пошел на колхоз «Сельтсимеес». Айсу освободил, Карьюмарью в навоз втоптал, злодеев одной уздой удавил.

— Не надо бы, — усомнился вдруг Нээ Убий.

— Надо, — ответила Херне.

— Надо, — сказали тощие-драные. — Теперь надо и Кури Коэра удавить. Плохой человек, из Куйбышева, и фамилия ему Косарев. Он этих двух и подбил «Сельтсимеес» объявить. Карьюмарью им подарил.

— А сами вы кто?

— Поэты мы русские, стихи писали, пока Россия была, а теперь побираемся, да никто нас на ночь под крышу не впустит.

— Впустить! — заревел Ийя Муруметс. — Ныокогуде! — и пошел убивать Кури Коэра. Только тот — каф-каф-каф — хитрый был, убежал уже.

БЕТХОВЕН

Бетховену дали однокомнатную квартиру со встроенным роялем на первом этаже тысячеквартирного блока окнами на Карл-Маркс-Аллее. Гудки машин и хрип транзисторов не беспокоили глухого музыканта, зато летними вечерами гуляющие могли в открытое окно слушать «Лунную сонату» или что-нибудь столь же успокоительное. Во избежание недоразумений под окном прибили мемориальную доску: «Здесь живет великий немецкий композитор Людвиг Бетховен (1770–1827–1968– )».

Эксперимент удался на славу, тем более что Бетховен не нашел общего языка с гражданами ГДР и, следовательно, не мог заниматься вражеской пропагандой.

Скрытые микрофоны и телекамеры круглосуточно регистрировали отправления воскрешенного маэстро. Контейнер под унитазом давал ценнейшую пищу для размышлений. Наконец параметры гения были установлены, и электронно-вычислительная «Кама» стала производить 1,32 симфонии, или 4,75 сюиты, или 5,20 сонаты, или 146 багателей в смену. Произведения в порядке очередности приписывались активистам и осведомителям из народной консерватории. Бетховен тем временем что-то кропал вручную, но никто не обращал на него внимания. Когда он вторично умер, Ульбрихт прислал роту «штази» для воздания воинских почестей.

«Нойес дойчланд» взахлеб восхищалась новой немецкой классикой, а западные газеты нехотя писали об унылых эпигонах, которых невозможно отличить друг от друга. Арт Бухвальд даже договорился до того, что вся гэдээровская музыка сочинена компьютером — по-видимому, устаревшей конструкции.

СОБ. ИНФ.

Вопреки распространенному мнению, Колумб не открывал Америки. К западу от Канарских островов его шхуны «Пинта», «Нинья» и «Санта-Мария» попали в зону действия известной магнитной аномалии. В силу этого дальнейший путь Колумба пролегал не к Америке, а к Гренландии. Рассказы его моряков о тропических лесах следует приписать стрессовому состоянию, вызванному недостатком витамина С. Однако сообщения о голых туземцах не надо считать вымыслом: доказано, что при определенных условиях эскимосы могут оставаться на сильном морозе без одежды по пять и более часов. Известный норвежский путешественник Хер Туйердал, повторивший путь Колумба от Палоса до Гренландии на базальтовом плоту, утверждает, что открытие Америки и проникновение в Новый Свет европейских поселенцев относится к концу XVIII — началу XIX веков. Он полагает также, что Соединенные Штаты могли быть основаны не ранее 70-х годов прошлого века.

КАРТИНА

В кабинете футболиста Старостина висит картина: Старостин, Горький и Молотов играют втроем в преферанс. За игрой с интересом следят их товарищи, ударники первой, второй и третьей сталинских пятилеток:

Кривонос, Карацупа, Стаханов, Лунин, изобретатель Дегтярев, Иван Гудов, Паша Ангелина, Мария Демченко, Куляш Байсеитова, братья Покрасс, Дунаевский, Любовь Орлова, Утесов, Ботвинник, Бюль-Бюль, Мамлакат, Лемешев, Козловский, Ставский, Фадеев, Гайдар, Джамбул, Ойстрах,

Чкалов — Байдуков — Беляков,

Громов — Юмашев — Данилин,

Раскова — Гризодубова — Осипенко,

челюскинцы и папанинцы.

Когда в глубине картины проходит Сталин, Старостин, Горький и Молотов встают, а ударники поворачиваются спиной к зрителю.

ЯКИР

С командных высот нам бросили нужный лозунг: «Даешь ГНЗ!» Он понятен всем командирам и комиссарам, за него идет в бой каждый червоноармеец. Мы провели совместные маневры трех округов и рапортуем наверх: «Есть ГНЗ!»

Граница На Замке, но враг не дремлет. На маневрах мы впервые в истории успешно применили массированное использование воздушных десантов и танковых соединений. Каков будет наш ответ, если это применение использует панская Польша или боярская Румыния? Наш ответ: сегодня на замке граница, завтра — вся республика.

Начнем с центра. Товарищ Скрыпник правильно предложил наименовать его районом сплошного ПВХО СРУ. Столица Радяньской Украины будет на замке через три месяца. Для этого потребуется четыре мероприятия:

1. Переселение населения с верхних этажей домов на нижние, желательно в подвалы и полуподвалы.

2. Размещение на верхних этажах и крышах свыше четырехэтажных домов артиллерийских и пулеметных гнезд для огня по аэропланам, парашютистам и городу.

3. Сознательное приобретение всеми гражданами противогазов Зелинского — Куманта последнего образца. Обратить внимание резиновой промышленности на производство масок для дошкольников и лиц грудного возраста.

4. Ударная ликвидация в черте города всех зеленых насаждений как мешающих быстрой дегазации.

Товарищ Косиор напомнил о ПТО СРУ. Есть, товарищ Косиор! Намечены два мероприятия:

1. По периметру внешнего обвода укрепрайона в радиусе не менее 25 километров разместить в лесистых зонах на удалении не более 25 километров друг от друга железобетонные огневые точки с вращающимися бронебашнями. В бронебашнях установить луч смерти инженера Цериовича. Обеспечивает полное уничтожение танков и живой силы на расстоянии свыше 25 километров. Близлежащие села и города в целях маскировки не эвакуировать.

2. Там же построить не менее пятидесяти насосных станций для полного заболачивания предполья на максимальную глубину.

Товарищи Чубарь и Петровский улыбаются. Верно улыбаетесь, товарищи! Часть насосных станций мы соединим с городской канализацией — пусть враг понюхает, как пахнет его смерть!

ОБОСНОВАНИЕ МЫСЛИ

Придет в голову мысль, скажешь ее вслух, и тебе припечатают: парадокс. А так как сейчас мне в голову приходит очередная мысль, то для страховки, чтобы не припечатывали, я дам ей подробное обоснование.

Мысль такая: Маяковский удивительно похож на Тургенева.

Начнем с внешности. И Маяковский, и Тургенев были рослые, представительные, что называется, интересные мужчины. Однако имелась у них в лице какая-то слабина, из-за которой ни того, ни другого без оговорок не назовешь красивым.

И в характере у них была какая-то вялость, почти безволие. Громкость и скандалы Маяковского всего лишь попытка слабого человека скрыть свою слабость. Безголосый Тургенев отыгрывался на письмах, где матерился с большим стервенением.

И Маяковскому, и Тургеневу не везло с женщинами. Случайные романы мало их радовали. Главную часть жизни и тот и другой состояли в браке втроем, то есть при уже сложившейся семейной паре играли в третьего лишнего. И того и другого промискуитетно терпели за знаменитое имя, за связи, просто за деньги.

Разговоры про дочь Тургенева от мещанки неприятно напоминают разговоры о сыне Маяковского от мексиканки.

Ни у Маяковского, ни у Тургенева никогда не было близких, личных, бескорыстных друзей.

И Маяковский, и Тургенев начинали как поэты, и поэты хорошие. Правда, Тургенев вскоре перекочевал на прозу. А так как Маяковский прозу писать не умел, то понес такую рифмованную околесицу, что хочется изменить цитату и сказать: а что, если это проза, да и казенная?

Мировоззрение и у Маяковского, и у Тургенева было податливое. Маяковский успешно припал к советской власти и служил, как умел. Во времена Тургенева ближайшим аналогом советской власти был Добролюбов. Тургенев изо всех сил старался припасть к нему, но Добролюбов его гнал. Если бы Тургенев жил после революции, то победившая советская власть не прогнала бы его, а заставила гнать других.

Что он, вероятно, бы и проделывал, ибо, подобно Маяковскому, отличался редкостной недоброжелательностью к собратьям. Если Маяковский поносил Бальмонта и Северянина, Ахматову и Цветаеву, то Тургенев всю жизнь искал, как уесть Толстого и Достоевского или портил стихи Фету и Тютчеву.

Конечно, Тургенев не застрелился, как Маяковский. Однако если бы Маяковскому подавали руку все братья Гонкур и если бы за границу его выпускали так же запросто, как Тургенева, то и он ничего бы с собой не сделал.

И Маяковский, и Тургенев при жизни и долго потом заслоняли собой более глубоких и талантливых современников. Именно в силу такой своей заметности оба вряд ли пережили бы тридцать седьмой год.

Судите сами, парадокс или не парадокс, что Маяковский удивительно похож на Тургенева.

НИКОЛАЙ ВТОРОЙ

За Шестнадцатой станцией на верху по берегу дыры. Нырнул — и вынырнул в Аркадии, на Ланжероне. Или не вынырнул. Исполком заколачивает дыры досками. Доски растаскивают.

Здесь поселился бывший император с семьей. Сначала всякий бегал к нему порвать на себе тельняшку. В домик летели куски ракушечника. Царь, не боясь, выходил и всем объяснял:

— Рабоче-крестьянский суд вынес мне и моей фамилии полное оправдание.

Хуже, что каждое утро с Отрады выныривал бывший генерал-адмирал Брусилов и требовал объяснений за проигранную войну.

— На то воля Божья, — говорил ему император.

— Какая воля! Да я каждую Божью ночь из-за этого спать не могу, — Брусилов с воем бросался вниз головой в дыру.

И бывший капитан бывших шаланд Севастопуло, сдававший царю домик, —

когда западный ветер нес холодную воду,

и ему смерть как надоедало валяться на пляже, —

и обрушивал на жильца смесь наглого добродушия и умелого глотничества.

Сегодня я проходил мимо и видел, как Севастопуло, пришивая к царской крыше снесенный ветром кусок толя, подложил под рейку — всем на прочтенье — бумагу:

СЕКРЕТОРНАЯ

На станции Секреторная никто их не встретил. Сталин легко спрыгнул с подножки и кошачьей походкой направился к станционному зданию. Он успел убедиться, что там нет ни начальника, ни кассира, ни телеграфиста, а Ворошилов еще спиной вперед тяжело выползал из вагона, вцепившись обеими руками в древко правого поручня и беспомощно перебирая ступеньки короткими ногами. Плечи ему оттягивал огромный круглый мешок.

— Никого, — сказал Сталин.

— Никого, — пусто отозвался Ворошилов и вдруг прибавил: — Ты как хочешь, а я пойду.

— Куда? — удивился Сталин.

— На завод. К немцу. — И заверил: — Примет, у него забастовка.

Сталин долго стоял на перроне, глядя, как с одной стороны по пыльному шляху удалялась паукообразная из-за мешка фигура главнокомандующего, а с другой — коробчатые очертания уменьшавшегося поезда.

МАШКОВ

Машков, хороший «Бубновый валет», но не столп отечественного искусства, неожиданно получил приглашение из Колумбии: персональная выставка в Боготé.

Машков покрутил глобус: тропики. Не поверил, но все-таки покатил в Петроград.

Колумбийский консул подтвердил, что ошибки нет, выдал бумаги и посоветовал одеваться теплее: в Боготе, как в Петрограде.

Машков решил, что его дурачат и отправился на этюды под Обоянь. Там он и услышал об Октябрьском перевороте.

Мы знаем, что стало с Машковым потом, вернее, как ничего с ним не стало.

Но никакое воображение не может представить, кто бы он был в Колумбии:

основатель национальной школы или ненужный экспатриант,

ярый авангардист или салонный комплиментщик,

опасный революционер или величественный консерватор.

Вся эта история придумана для того, чтобы развенчать воображение.

ГИТЛЕР

В сентябре 1945 года я с группой советских журналистов должен был посетить Гитлера. С сохранившими форму адъютантами он размещался на небольшом теплоходе, причаленном к берегу Эльбы.

Замешкавшись с одеванием, я опоздал и, войдя в каюту, оказался один на один с Гитлером. Видимо, ему надо было выговориться до конца.

— Я не хотел жестокости! — кричал он, расхаживая взад-вперед. — Во всем виновата дезорганизация транспорта. Что сказать, когда женщина с грудным ребенком мечется по улице под бомбами! Я сделал миру прививку против войны!

КУЗНЕЦ ИГНОТАС

Жил в селе Папиле кузнец Игнотас. Всем славный был парень — и ростом вышел, и с лица пригож, и работы не бегал. Одна заминка: прожил на свете двадцать девять лет, а жениться вот не сумел. Забоялся он. Добрые люди знают: когда холостому тридцать стукнет, хер у него отваливается. Осталось Игнотасу до тридцати три недели, не выдержал он, бросил кузню и, как челнок, засновал по земле литовской.

И Трúшкяй прошел и Грúшкяй,

и Детишкяй и Ребятишкяй,

и Григишки и Вúкавишки,

и Пильвишкес прошел и Шишкес,

и Любавáс и Явáс,

и Плунге и Крянге,

и Кедайняй и просто Едайняй.

А за день до тридцатилетия встретил в селе Пукучяй девицу Ону. Всем взяла Она — собой ладная, с лица ровная, нравом кроткая. Единственная беда: родилась в один год, один день с Игнотасом, а до сей поры замуж не вышла. Добрые люди знают: когда девке тридцать исполнится, хер у нее вырастает. Страху она натерпелась, хоть из дому прочь. Да только Сваёне вот-вот отелится. Где ж тут бежать?

Увидел Игнотас Ону, увидела Она Игнотаса, поняли вдруг: судьба. Ксендза позвали, соседей, какие нашлись, свадьбу сыграли. Только гости ушли, Сваёне телиться стала. Притомились они с гостями, намаялись и со Сваёне, свалились с ног и заснули. Наутро проснулись, и что?

У Игнотаса хер отвалился, у Оны хер вырос. Сделался парень девкой, а девка парнем. Горевать? А хозяйство-то ждет — сено косить, картошку окучить, морковь проредить, корм скотине задать, попоить, подоить — тосковать некогда. А вечером после ужина схоронила Она Игнотасов хер у забора. Сели они рядком и давай утешать друг друга — хорошие были люди. И решили, что можно и так прожить. Год не прошел, Игнотас дочку родил, Она выкормила. Только слабая девочка-то была, преставилась скоро. У забора, где Она хер схоронила, дуб вырос, в три обхвата, высокий, сейчас стоит.

КУЗЬМА-ОБОЖАЕМЕЦ

Жил в городе Брынске поселянин Кузьма. В городах живут дворяне, купцы и мещане. Кузьма был ни то, ни другое, ни третье. Он пришел с дороги и поселился, почему и назвал себя поселянин.

Кузьма построил забор и дом в два окна. И каждый день живет — как в игры играет. То грядку вскопает, то кабана пощекочет, то курочке-рябе зерна насыпет. И приговаривает:

— Сам себе мужик и баба,

Соврать не даст курочка-ряба.

А так — ни с кем не знался, никуда не ходил. Разве на базар купить петрушки, укропа или еще чего такого заморского.

Беда стряслась. Пошел на Россию индийский царь Васудева.

Созвал наш белый царь думу, спрашивает, кто такой Васудева и что с ним делать.

Ближний боярин говорит:

— Это кто-то у вас, похоже на васударь.

Митрополит предполагает:

— Не, это дева какая, должно быть, гулящая.

А купец Афанасий Никитин сказал:

— Беглый это холоп Васишка, бить его батогами.

Так и решили. Да как бить? У белого царя деньги на войско кончились, а Васишка все прет и прет.

Приехал белый царь в Брынск, просит:

— Помогите, хрестьяне.

Кто пятак несет, кто семитку, кто девять рублев.

А поселянин Кузьма говорит:

— Государь белый царь, возьми у меня все. Я поселянин Кузьма. Я весь мир обошел, только у тебя, белый царь, хорошо. За это я тебя обожаю. Вот тебе забор, вот тебе дом в два окна, вот тебе кабан и курочка-ряба. Вот тебе мое богатство — семь тыщ золотых корабельников. Честные это деньги, а откуда они, не спрашивай.

— Верю тебе и не спрашиваю, — отвечает белый царь. — А за любовь твою я сам тебя обожаю и ничего твоего не возьму. Окромя денег. Очень уж деньги хорошие. На них я хоть Васишку, хоть кого хошь разобью и в кнуты возьму.

И остался поселянин Кузьма на прежнем месте. Белый царь Васишку разбил и гулять послал. А Кузьму повелел звать Кузьма-Обожаемец, только никто не звал, потому что Кузьма ни с кем не знался.

А когда он через сто лет умер, открылось, что он не поселянин Кузьма, а тайный милорд Овцын.