Жужукины дети, или Притча о недостойном соседе

РАЗОЧАРОВАНИЕ

По металлической лестнице громыхают шаги. Стуча зубами от ужаса и волнения, житель отворяет дверь.

Входят двое убийц.

Житель беспомощно ждет.

— Вы даже не пытаетесь сопротивляться?

— Перед лицом смерти это бесполезно.

Убийцы в недоумении уходят.

ТЕНЬ И ТЕЛО

Летом, спасаясь от духоты, наша семья спала в коридоре, т. е. в некотором смысле, переселяясь на дачу, уезжала в деревню. Наступила ночь, и я собираюсь спать.

Разумеется, все в сборе, но я знаю наверняка, что брат здесь же.

...И раз я в нашем бугурусланском коридоре, значит, юноша.

Однако происшествие мыслимо только десятки лет спустя — за границей.

И вот, уже не имея физической возможности видеть, чувствую, что через коридорную дверь, отворенную во двор, кто-то подошел к затворенной двери в дом.

Благодаря каким-то предметам, ящикам или корзинам, выступающим колонной, тьма в этом месте кромешная, но я уверен, что там кто-то стоит.

И даже знаю кто.

Это девица, и познакомился я с которой, и умерла она — за границей. Она состоит из черно-серого пепла.

Я бросаюсь к ней и хватаю за плечи, закутанные в толстую вязаную кофту.

Она всем существом, в крайнем отчаянии и горе, приникла к двери и с того мгновенья, когда я схватил ее, еле слышно начинает рыдать, произнося: «Я несчастна, глубоко несчастна!»

Я и беспомощен и холоден, так как она пепел.

(Увлечь ее на постель, овладеть ею, объявить родным.)

...Но в это время возникает другая, виденная всего несколько дней назад, — во всем блеске и пламени жизни стремящаяся украсить мою старость.

УЛУЧШЕНИЕ РАСЫ

— Ваше здоровье!

— Спасибо! Теперь выпьем за ваше.

— За здоровье ваших родителей.

— Пожелаем того же и вашим.

— А штоби и уси ваши дитки бувалы здоровэньки!

...И в похвальном стремлении улучшить человеческий род допились до белой горячки...

ПЕСНЯ ВО СНЕ 14.6.1964

Мы на табуретах в середине небольшого пространства, пересекаемого электрическими горизонтальными светами.

И окружены отрезками материй, сливающихся, растворяющих ее в освещении.

Сидим спиной, почти касаясь друг друга.

Между нами лежит скомканное, немного прикрывшее нас мое синее, теперешнее нейлоновое пальто.

Но Елена уже не моя, а братнина.

Им нужно уходить, и они исчезают.

Выхожу и я — на наш бугурусланский большой двор.

Ночь охватывает меня тревогой и страхом.

По двору, заросшему травой, направляюсь к калитке.

А около нее большой продолговатый неплотно связанный узел.

Начинает раздаваться музыка радио.

Я прислушиваюсь и нахожу маленький металлический аппарат под узлом.

Он принадлежит брату.

Стою между деревянным забором и дощатой стенкой нового барака и вижу, что по траве начинают катиться в мою сторону слабые волны света глухого фонаря.

От страха лишаюсь голоса.

Два приближающихся человека шепотом обменялись воровской фразой.

Я делаю два-три шага, чтобы выйти из-за угла, и вижу, что барак ярко освещен изнутри.

Хочу постучать по стенке, но рука не повинуется. Объятый ужасом, я выныриваю на поверхность.