Голубые родники

Красивая Меча

Не так уж много у нас маленьких рек, о которых знают в большом мире. Красивая Меча тоже неприметная речушка, и, хотя она только приток Дона, наверное, нет ни одной школьной хрестоматии, где она не упоминалась бы. Возле самого устья Мечи я перешел ее вброд — холодную в знойный полдень, чистую, будто слеза, голубую, точно морская лагуна, прозрачную — с желтым песком и светлыми камешками на дне. И еще добавлю — Красивую, потому что берега ее, в самом деле, очень нежны и задумчиво-прекрасны. Пологими волнами стекаются к воде невысокие, распаханные холмы с крохотными березовыми рощами и неглубокими лощинами, и шумит, переливается под ветром бескрайняя хлебная нива, через которую кружит узким вьюном и пробирается к Дону река.

Давно-давно слышал я легенду о том, как после поражения на Куликовом поле Мамай, спасая свою голову, переправлялся с телохранителями у Гусиного брода через безымянную речку и обронил в воду меч. Не простой был меч — изукрашенный драгоценными камнями, чеканным серебром. В другой раз не оставил бы хан меча на дне реки, повелел бы слугам достать его. Но было не до меча. Так и остался он на дне, сколько искали потом — не нашли. А реку нарекли с той поры Красивой Мечей.

В Троекурове — деревеньке на берегах Красивой Мечи — я услышал и другую легенду. Нарекли будто бы реку Красивой Мечей задолго до прихода на Русь Мамая — в память о стычке богатыря с медведицей. По-древнерусски медведица — значит «мечька». И наверное, эта легенда ближе к истине.

Что касается медведей, то на Мече не слышали о них по крайней мере уже лет двести. Зато зайцев и перепелов видел я по дороге от Лебедяни к Троекурову несметное число, и почти все они непуганые, с любопытством поглядывают на редких путников. Хоть и много развелось в наше время охотников, до Мечи они еще не добрались.

Говорят, что Меча сильно обмелела. За полвека до Петра стряпчий Федор Лодыженский взял у казны подряд — построить за два года сто морских стругов в Воронской слободе на Мече. И построил. Да еще каких! По двадцать пять — тридцать аршин длиною. Правда, свел на это дело вековые липы и сделал Мечу не только степной речкой, но еще и мелководной.

Берега Мечи по-прежнему чаруют своей красотой — не бором, от которого остались чахлые рощицы, а зелеными-зелеными лугами, ледяными омутами (окунешься возле родников — будто «ошпарит» тебя ледяными иголками), цветочным разливом на песчаных отмелях. Помните, как говаривал о местах этих тургеневский Касьян: «Там у нас, на Красивой-то Мечи, взойдешь ты на холм, взойдешь — и, господи боже мой, что это? а?.. И река-то, и луга, и лес; а там церковь, а там опять пошли луга. Далеко видно, далече. Вот как далеко видно… Смотришь, смотришь, ах ты право!..»

И цветов таких, как на Мече, не видел я в других местах — больших, во всю ладонь, белых кувшинок. Поглядишь на реку со стороны — будто звезды рассыпаны, рука сама потянется к ним. А сорвешь — сразу увянут. Не живет кувшинка без воды, очень уж она нужная, похожа на листочек накрахмаленной папиросной бумаги. А там, где кувшинки кончаются, уже ничто не растет — омут.

Кувшинку называют северным лотосом. На Мече ее именуют проще: нимфой. Устав от пыльной дороги, я прилег на луговине и долго разглядывал, как пили из цветочных чашечек водяные курочки, как барахтались выскочившие из воды щурята. На ночь цветы закрываются, а утром по ним можно сверять время. Закрываются они и в ненастье: в чашечке воздух теплее, чем вокруг.

Меча — река недлинная, но с характером, то и дело кружит и, пока минет деревушку, раза три обернется. И повсюду на берегах — анютины глазки. Самый известный в здешних краях цветок. Про него расскажут вам легенду, она тоже восходит к Куликовской битве. Проводила будто бы в грозный год девушка Анютка милого в поход, долго ждала его и не знала, что злая стрела мамаева подстерегла храброго витязя, насмерть сразила его вдали от родных мест. Ветры буйные шумели над могилой ратника, цветы вырастали вокруг, и светились они взором ласковым сквозь тьму непроглядную, будто глазки Анютины.

Чудная легенда… Впрочем, вся долина Мечи — это край, где легенды переплетаются с былью. Горемыке Касьяну красота здешняя не принесла счастья, лихая доля согнала его с родных мест, пошел бродить он по белу свету, хотел до теплых морей добраться, где птица Гамаюн сладкогласная живет, где лист с деревьев ни зимой, ни осенью не осыпается, где яблоки золотые растут на серебряных ветках и всяк человек живет в довольстве и справедливости.

Меня уверяли в Троекурове, что это именно их село описал Пушкин в повести о Дубровском. Очень может быть и так.

В 1918 году солдаты-фронтовики основали возле Троекурова первую в уезде коммуну, назвали ее Красной Мечей. Наверное, стоило и село тогда переименовать — не успели: подступал Мамонтов. В долине Красивой Мечи воздвигнут обелиск из дикого камня — похоронены здесь двадцать восемь бойцов частей особого назначения (ЧОН), и среди них пятнадцатилетний Витя Наварский из Лебедяни. К Лебедяни чоновцы бандитов Не пустили, но паренька с другими храбрецами оставили в сырой земле на берегу Мечи.

Здесь есть и еще один обелиск — на нем сто восемьдесят фамилий тех, кто в 1941 году ушли из колхоза «Красная Меча» на фронт и с войны не вернулись.

А Меча, как и тридцать лет, как и сто лет назад, все так же катит свои воды к Дону, размывая в половодье овраги, унося отжившие свое пни и пожухлые травы, озорно поблескивает крутыми излучинами. Сады знаменитого «Агронома» все ближе подступают к реке, давая новые силы подводным родникам. Касьян мечтал о золотых яблоках — их уже много на Мече. Да что яблоки, к ним давно привыкли. Вот в совхозе «15 лет Октября», тоже на Мече, заложили два года назад первую в средней полосе России промышленную плантацию винограда. Пока, правда, только восемь гектаров, но сорта — столовые, выведенные селекционерами из Мичуринска.

Я был на Красивой Мече как раз в те дни, когда последнее хозяйство Лебедянского района подключалось к государственной энергосистеме. На усадьбу совхоза имени Мичурина был подведен ток от высоковольтной линии. «Закольцована» теперь в эту линию и совхозная электростанция на Мече. Та самая, что была одной из первых в стране, — Курапская. На ее открытие коммунары приглашали Ленина, но он был уже тяжело болен. Маленькой, неказистой была станция — перестроили ее из водяной мельницы. А позже, когда колхоз окреп, построили уже настоящую ГЭС, освещавшую даже город Лебедянь. И вот энергия ее слилась теперь с могучим электрическим потоком, что идет с Волги.

Идет ток и в верховья Мечи, там вырос в наше время Ефремовский завод синтетического каучука. Это ударная комсомольская стройка, куда съехались парни и девчата со всех концов страны. Я не добрался до Ефремова: Дон звал на юг, а интересных городов на его притоках много, всюду не побываешь, даже пожелай этого.

Будь здорова, Меча! Богатеть тебе да сил набираться!