Ростов-город, Ростов-Дон…

Много милого и простого

Есть у города Ростова,

Два проспекта «пути пройденного» —

Ворошилова и Буденного.

Неспокойная и бедовая,

Днем и ночью шумит Садовая,

Переулки стоят тихи,

В них читают весь день стихи,

И по этому только судя—

Симпатичные это люди…

Михаил Светлов

Сегодня я дома. В Ростове я прописан, здесь много лет живу, здесь мои любимые книги и рукописи, здесь мои друзья. Я хожу по знакомым улицам, замечаю перемены, что успели случиться за короткий срок, кланяюсь бронзовому Горькому на красавице набережной, фонтанам на Театральной… Я говорю Ростову: «Здравствуй!»

Я расскажу о Ростове, что знаю и чем он мне дорог. Я не хочу называть его столицей Дона, все-таки Дон принадлежит не только ростовчанам, но еще и тулякам, липчанам, воронежцам… Я просто расскажу о добром городе, в котором много солнца и зелени и где улицы пахнут акацией и кленами, а высокое южное небо кажется опрокинутым в голубые волны.

С чего же начать мне свой рассказ? Наверное, с этих вот седых камней на крутом спуске к реке. Годы источили их и все-таки пощадили: крепким оказался первый камень, с которого начинался ордена Ленина город Ростов.


…В августе 1695 года Петр Первый со свитой ехал по донскому правобережью. Направлялся он из Черкасска к Азову, одолевали царя думы о заветном выходе к морю, о том, что нелегкой будет борьба с турками, державшими тогда в своих руках ключи от донского устья. Обозы уже прошли к Темер-нику, и Петр спешил догнать войска. День был жарким, и притомившиеся сановники поотстали.

У берега, под самой дорогой, шумел источник, пробиваясь к Дону. Петр будто бы слезе коня, попросил чашу, напился холодной и прозрачной, как стекло, воды, потом, обтерев усы, произнес:

— Богатый источник!

Так и окрестили с тех пор родник Богатым, а когда возникла здесь слободка, дали ей имя «Богатяновка». Слободка стала много лет спустя одной из посадских улиц. Соседняя с ней улица и сейчас именуется Петровской — в честь царя.

Но в ту пору, когда останавливался у Богатого источника Петр, не было еще ни Ростова, ни Богатяновки.

В декабре 1749 года императрица Елизавета Петровна подписала указ с повелением «учредить таможню русскую на Дону, у устья реки Темерника, против урочища, называемого Богатый Колодезь, где и донские казаки могут вести свою торговлю с приезжими греками, турками и армянами».

Год 1749-й и считают годом рождения Ростова-на-Дону.

К осени следующего года на пустынном берегу у Богатого источника поднялся поселок. И если Петербург был окном России в Европу, то Темерницкий порт стал ее воротами на юге. По тому времени это было единственное место, через которое Русское государство могло вести морскую торговлю со странами Черного и Средиземного морей.

А в Петербурге уже рождался проект мощной крепости, которую предполагалось построить у Богатого источника.

Крепостные стены высоко поднимались над Доном. Из амбразур и с редутов выглядывали стволы мощных по тому времени пушек. А вокруг глубокие рвы — опасная для врага преграда. По всем правилам военного искусства строил Ригельман крепость.

А кто такой Дмитрий Ростовский, именем которого назвали крепость, а позже и город Ростов?

Был в Малороссии казак Данила Саввич Туптало, постригся он в монахи, дослужился до митрополита в Ростове-Ярославском и стал называться Дмитрием Ростовским. А когда в 1709 году умер, церковь с ведома и одобрения царя объявила его «святым». Год закладки крепости на Дону совпал с «открытием мощей» новоявленного святого, вот и решили дать его имя степной крепости.

Когда в 1768 году началась русско-турецкая война, Ростовская крепость стала одной из основных баз русской армии.

Служила крепость и другим целям. Это здесь допрашивали и пытали казаков, осмелившихся пойти против царских порядков. Томились в крепостной тюрьме семья Емельяна Пугачева и мятежный донской атаман Степан Ефремов.

Что же касается Богатого источника, то он до сих пор могуч. Иной раз он нежданно-негаданно дает о себе знать, показывая горожанам свой крутой характер. Пробивают себе родники дорогу, не хотят мириться с тем, что заковали их в бетонную броню…

Старый Ростов именовали русским Чикаго или азовским Ливерпулем. Реже называли маленькой Москвой. Будто на дрожжах поднимался купеческий город после упразднения «за ненадобностью» крепости Дмитрия Ростовского. Выросли, задымили, запели гудки фабрик и заводов, верфей и шерстомоек. Горы зерна, угля, железа, соли, штабеля леса поднялись на берегу Дона. Запестрели на улицах витрины английских и итальянских магазинов, французских парикмахерских…


Мой дом в Ростове находится на проспекте Стачки 1902 года…

Это новая улица в городе. Еще недавно здесь простиралась степь, а посреди — огромная балка, знаменитая Камышевахская балка, где до революции ростовские рабочие собирались на маевки и митинги. 4 ноября 1902 года они пришли сюда не тайком, а многотысячными колоннами с пением «Варшавянки», с красными знаменами в руках. А на городских улицах слышались тревожные свистки жандармов, с шашками наголо и с нагайками спешили они к месту митинга. И все-таки не могли остановить демонстрацию рабочих. И тогда войска начали стрелять в забастовщиков. Склоны балки были орошены кровью, несколько рабочих было убито. Властям удалось разогнать митинг, но рабочие бастовали еще три недели. И три недели в Ростове не дымили заводские трубы, остановились поезда, замерла жизнь в порту, не выходили газеты. Рабочие держались, пока хватило у них сил. Впервые в Ростове пролетарии противопоставили себя царизму — так оценивал эти события Ленин.

Там, где начинается сейчас проспект Стачки, высится памятник — врезанные в дикую скалу мускулистые рабочие руки, мужественные, уверенные в своей правоте лица. А вокруг — громадный цветник, и с весны и до глубокой осени напоминают цветы о пролитой крови. Каждый день в шесть часов утра и в шесть часов вечера над проспектом звучит мелодия «Варшавянки» — наши ростовские куранты.

На несколько километров тянется проспект Стачки. Будто маленькие ручейки, вливаются в него улицы, которые носят имена героев революционных битв — Гусева, Сабино, Ставского, Васильченко, Черепахина, Ченцова… Обелиски — на месте баррикадных боев, мемориальные доски — на бывших штабах восстания, на подпольных оружейных мастерских. Прежней Камышевахской балки давно нет. Есть дома-гиганты в девять и двенадцать этажей, школы, кинотеатры, Дворец культуры железнодорожников.

В бурные дни 1905 года в Ростов приехал с поручением Ленина легендарный Камо. На Темернике — ростовской Красной Пресне — больше недели держались баррикады, и впервые в этом рабочем районе был хозяином Совет рабочих депутатов…

Если бы вы захотели обойти в Ростове все улицы, на которых есть памятные доски, вам потребовался бы не один день: столь знаменито у города революционное прошлое. Вот здесь жил Герман Лопатин — первый переводчик «Капитала» и член Генерального совета I Интернационала. Здесь останавливался Плеханов. В доме на Сенной (теперь улица Горького) была квартира Жозефины Гашер — члена Донского комитета РСДРП, жены и друга Петра Заломова.

Еще памятная доска: «Здесь, в Ростовском порту, работал грузчиком великий пролетарский писатель Алексей Максимович Горький». И дом, где он жил, — тогдашняя ночлежка…

Набережная в Ростове носит сейчас имя Горького. Ее не было прежде в городе — были угольные и лесные склады на берегу, приземистые бараки, завалы мусора. Уже после Отечественной войны повернулся Ростов лицом к Дону: две весны и два лета приходили сюда ростовчане, стар и млад, чтобы расчистить берег, одеть его в бетон и озеленить. Зато порт и набережная сейчас в Ростове подстать крупному морскому городу, любимое место отдыха ростовчан.

У одного из причалов порта тоже есть памятная доска. Здесь стояла в октябре 1917 года яхта «Колхида» — донская «Аврора». Радио «Колхиды» донесло в город известие о свержении Временного правительства и о первых ленинских декретах. Штаб ростовского пролетариата — Военно-революционный комитет — заседал на «Колхиде». Сюда с поручением Ленина прибыл в конце ноября член ЦК Андрей Сергеевич Бубнов.

Советская власть окончательно восторжествовала в Ростове в январе 1920 года, когда стремительным штурмом выбила белогвардейцев из города буденновская конница.

Несколько лет назад сессия Ростовского городского Совета учредила звание «Почетный гражданин». Пока три человека удостоены этого высокого звания: маршалы С. М. Буденный и К. Е. Ворошилов, освободившие Ростов от белогвардейцев в январе 1920 года, и Герой Советского Союза Гукас Мадоян, чье имя связано с освобождением города от немецко-фашистских захватчиков в феврале 1943 года.

Мадоян — личность почти легендарная. Батальон, которым он командовал, отбил у гитлеровцев железнодорожный вокзал и, оказавшись в окружении, шесть дней держал круговую оборону, отразил тридцать две вражеские атаки, потерял две трети личного состава и все-таки не оставил занятых позиций, пока не подошли главные силы наступавшей армии.

В минувшую войну Ростов дважды переходил из рук в руки. Осенью 1941 года гитлеровцы хозяйничали в нем неделю. А потом городу пришлось пережить еще одну фашистскую ночь — с июля 1942 по февраль 1943 года. В городе хозяйничал враг, но город оставался непокоренным. Взлетали на воздух немецкие склады с боеприпасами, подрывались на минах автомашины и танки, распространялись листовки со сводками Совинформбюро. В Пионерском парке Ростова есть памятник пионеру Вите Черевичкину — он посылал за Дон голубей с донесением в советский штаб. Есть улица его имени — на ее камнях немцы расстреляли мальчика. На Комсомольской площади высится гранитная стела в память о молодых защитниках Ростова. Есть в городе улицы имени героев-ополченцев Малюгиной, Текучева, Варфоломеева, Катаева, командира партизанского отряда Трифонова-Югова…

Под Ростовом воевали против гитлеровцев испанские коммунисты-республиканцы во главе с бывшим командиром интернациональной бригады Гарсия Канель-Энрике. Гарсия и сейчас живет в нашем городе, работает инженером на заводе.

Из далекого Мадрида, минуя полицейские кордоны, доходит к нему маленький листок с подслеповатым печатным шрифтом — подпольная газета «Мундо обреро». Испания борется, Испания ждет своих сынов, и настанет такой день, когда они вернутся к ней…

Никогда не угаснет Вечный огонь у памятника павшим. Над вешним Доном вспыхивают рассветы, и одна заря сменяет другую, а огонь полыхает все таким же горячим пламенем, как и сердца тех, чей вечный сон он бережет.


Неподалеку от аэропорта есть густая роща, ее зовут Балабановской. Сейчас здесь рабочее сердце Ростова — завод «Ростсельмаш». А еще сорок лет назад здесь простиралась ковыльная степь. В 1928 году пришли сюда молодые люди с кирками и лопатами. Их не пугало, что примерзали к металлу голые руки, а под плохонькими пальто и старыми телогрейками гулял ветер: работа грела. Поезда, останавливаясь прямо в степи, выгружали у балки кирпич и камень, металлические формы, арматуру. Еще не было завода, а уже начали прибывать станки и оборудование. Вся страна строила гигант сельскохозяйственной индустрии.

Через год из сборочного цеха вышел первый комбайн. Его украсили цветами, хвоей и провожали на железнодорожную платформу с пением «Интернационала». Завод еще не был достроен, и строители пока жили в палатках, а Родина уже получала машины. Они так нужны были рождавшимся по всей стране колхозам!

Летом 1929 года на Сельмашстрой приехал Максим Горький. «Вы кирпичики кладете, — сказал он рабочим, — а в буржуазных газетах вой идет, про ваш завод пишут, смеются, удивляются, не верят. А надо доказать, всему миру доказать надо… И я верю, вы докажете. Жить хочется, когда посмотришь на вас, писать хочется…»

За границей были не только недруги, но и друзья. Они верили в «Ростсельмаш». Приехал Юлиус Фучик, ходил по цехам, беседовал с рабочими, вечером пел с ними в общежитии русские песни, а уезжая сказал, что увидел на Сельмашстрое завтрашний день своей родины.

…То было четыре десятилетия назад. За это время завод стал гордостью Ростова и страны и выпускает уже не один-два комбайна в сутки, как бывало, а двести пятьдесят — триста! И где только не встретишь машины с маркой «Ростсельмаша» — на Дальнем Востоке и на Алтае, на Кубе и в Болгарии, во Вьетнаме и на берегах Нила.

И еще один гигант поднялся возле старой Балабановской рощи — «Красный Аксай». Правда, он родился не на пустыре, стоял на этом месте до революции небольшой завод. Еще в 1923 году на нем были построены три первых советских трактора — три русских «фордзона». Еще не было Сталинградского тракторного, еще не строились тракторы в Петрограде и Харькове, а Ростов уже подарил стране эти машины.

Правда, «Красный Аксай» не стал тракторным заводом, он, как и прежде, делает плуги, а еще культиваторы, жатки, но родина советского трактора все-таки Ростов.

…Еще один знаменитый завод — ордена боевого Красного Знамени электровозоремонтный, в прошлом паровозоремонтный, — тот, чьи гудки звали ростовских рабочих на стачку в 1902 году и на баррикады в 1905-м. Последний паровоз на заводе был отремонтирован весной 1968 года. Иное время — иные локомотивы.

Это здесь работал донской «левша» Порфирий Потрясаев. На Парижской выставке в канун первой мировой войны ему присудили Большую золотую медаль за изобретенный танк-паровоз. Потрясаев не был даже инженером: сын крепостного мужика, выбившийся из помощников кочегара в чертежники. Одним из первых в стране его удостоили звания Героя Труда. Более полувека отдал Потрясаев заводу, в 1943 году он погиб от фашистской бомбы…

В Ростове строят вертолеты, радионавигационную аппаратуру для морских судов, речные катера, делают холодильники и подшипники, шьют обувь — можно ли все перечислить?.. Спутником радости называют продукцию завода шампанских вин, недавно здесь сошла с конвейера юбилейная стомиллионная бутылка волшебного напитка. На международных ярмарках славятся ростовские баяны и пианино.

Ростов — порт пяти морей. Каждый день швартуются у набережной речные и морские корабли — из Архангельска и Ленинграда, Астрахани и Одессы, Жданова и Батуми. Заглядывают и иностранные гости. Сами ростовчане тоже начинают ходить в заморские «вояжи»: речной теплоход «Ленинская смена» побывал в Неаполе и Риме…

В Ростове есть свой санаторий с двумя отделениями — кардиологическим и желудочным, с источниками минеральной воды, не уступающей по своим свойствам североосетинскому «кармадону». Есть богатый Ботанический сад. Двадцать минут езды на трамвае — и вы… на юге Африки, где-то за рекой Оранжевой. Цветут и плодоносят бананы. Распластало большие мясистые листья алоэ, так не похожее на своих хилых комнатных собратьев. Цветет мексиканская агава: двенадцатиметровый стебель, а на нем соцветие из четырех тысяч белых венчиков. А вот драконово дерево — оно способно возродиться даже при гибели всей наземной части, а лист его сможет разорвать только очень сильный человек… Триста квадратных метров — и шестьсот удивительных растений со всех концов планеты.

Из оранжерей Ботанического сада на улицы Ростова вышли канны, они стали второй эмблемой города. В Берлине, в Трептов-парке, у памятника советскому воину-победителю, тоже цветут ростовские канны: семена их подарили немецким друзьям жители нашего города.

Наверное, я увлекся рассказом о том, что составляет «фамильную гордость» моего родного города. А еще хотелось бы похвастать уникальным зданием цирка, самого большого в стране. И рынком. Говорят, характер города особенно отчетливо виден на рынке. Если побываете здесь, сразу почувствуете, какой щедрый и гостеприимный наш город.


Очень многие ростовчане прославили наш город своими делами и подвигами.

Я хожу по улицам города, узнаю знакомые имена на табличках с названиями улиц, на памятных досках. В этом вот старинном здании с большими якорями, прикованными стальной цепью к порталу, — мореходное училище имени Георгия Седова. Попросту «мореходка». Семьдесят с лишним лет назад по крутой немощеной улице ходил сюда в мореходные классы юноша с самодельным ранцем за плечами. Сын рыбака с Кривой косы, которая недалеко от Таганрога, он добрался в Ростов пешком и… босиком. Сапоги нес под мышкой, чтобы не истоптать в дальней дороге. А потом… Потом он блестяще окончил классы, сдал экзамен на звание штурмана дальнего плавания. Впереди были Морской корпус в Петербурге и трудные экспедиции на Дальний Север. Седов сделал все, что было в его силах, даже больше, но полюса так и не увидел: погиб близ острова Рудольфа, и в вечных льдах затерялась его могила.

Седов был первым, за ним шли другие, и среди них — питомцы Ростовского мореходного училища его имени — Герой Советского Союза капитан Белоусов и контр-адмирал Лунин. Неподалеку от улицы Седова жил еще один «морской волк», но лишь совсем недавно узнали мы, что он наш земляк. Я говорю о Цезаре Куникове.

В двадцать четвертом томе Большой советской энциклопедии о Куникове есть статья. Имя этого человека знает вся страна. Над могилой его в Новороссийске днем и ночью горит огонь вечной славы. О Малой земле, где сражался батальон морских пехотинцев Героя Советского Союза Куникова, сложены легенды, песни. Это был единственный на Черноморском флоте батальон, которому в знак особых заслуг была установлена специальная форма одежды. Куниковцы сражались с гитлеровцами в Ростове-на-Дону, под Таганрогом, в приазовских плавнях, а затем на катерах шли через все Азовское море к Новороссийску.

А как нам, ростовчанам, не считать своим земляком Ярослава Галана? Он родился под Перемышлем, но в годы первой мировой войны семья его нашла приют на Дону. В Ростове Галан учился в гимназии, был здесь очевидцем и участником революционных битв. И первые рассказы, написанные им, — о рабочем Ростове…

Бывает так. Родился и вырос человек на Дону, ушел отсюда в большой мир, живет вдали от родного города, и все-таки, если понадобится ему обрести силы, чтобы увереннее жить, лучше творить, побороть что-то трудное, он снова и снова возвращается сюда. Набродившись вдоволь по белу свету и насмотревшись на всякие чудеса, он не может не обратиться к тем местам, где прошли его первые годы, к тем людям, среди которых сложились его первые пристрастия и первые понятия о добре и красоте.

Таков Евгений Вучетич — человек редкого таланта. Он рос на той самой Скобелевской улице, о которой написал Свирский еще до Октябрьской революции цикл очерков «Ростовские трущобы», и сверстники звали мальчика не по имени, а очень непонятными словами: «Скульптор» и «Полководец». Было отчего: в девять лет он ловко лепил из глины кошек и собак, строгал из дерева сабли и маузеры, которые нужно было заряжать головками от спичек. В шестнадцать лет пошел на шахту, потом начал посещать художественную школу. Поступил в Академию художеств, снова вернулся в Ростов. Перед самой войной знаменитый Щуко пригласил его в Москву строить Библиотеку имени Ленина. В 1937 году была знаменитая скульптура партизанки, представленная на Парижской выставке. Затем — фронт, Вучетич — командир батальона. Тяжкое ранение и личное горе — смерть жены в оккупированном Ростове, розыски сыновей, попавших в приют, — не подкосили художника, а сделали еще мужественнее. Он лепит генерала Черняховского, создает памятник Ефремову для Вязьмы, монумент в Трептов-парке, скульптуру «Перекуем мечи на орала», наконец, величественный ансамбль на Мамаевом кургане. И снова возвращение в Ростов: его незавершенная работа — будущий памятник буденновцам, который сооружается в центре города…

В Ростове родился и начинал творить Мартирос Сарьян. «Сар» — значит «солнечный», «яркий». Судьба словно специально подарила человеку с такой фамилией талант живописца. Когда Первая конная освободила в 1920 году Ростов, Сарьян с друзьями-художниками предложил украсить Ростов тремя памятниками: Марксу, Революции и Интернационалу, а к Первому мая соорудить также памятники павшим борцам и Степану Разину. Памятник Марксу создавали на сбережения рабочих. Маркс, Ленин и Киров — на главных площадях, бронзовый Пушкин — на бульваре имени поэта, Горький — на набережной, Ломоносов — в университетском сквере, Николай Островский — в парке «Ростсельмаша», Витя Черевичкин — в Пионерском саду, Микаэл Налбандян — возле бывшего Армянского монастыря… Наверное, нужен памятник не только Разину, но и соратнику Ленина Александру Мясникову (он и родился в Ростове, и ушел отсюда в революцию), и Николаю Погодину (вам покажут на окраине домик, где он жил). И если не памятников, то хотя бы бронзовых бюстов заслужили такие ростовчане, как члены штаба «Молодой гвардии» Майя Пегливанова, Шура Бондарева и Саша Дубровина; танкист, погибший под Мадридом, Герой Советского Союза Владимир Кручинин; летчик Борис Капустин, направивший свой самолет в озеро, чтобы спасти жизни многих и многих берлинцев (это было уже весной 1966 года)…

Я знаю, что не так просто рассказать обо всех людях, которыми гордится Ростов. Самая меткая женщина в мире — ростовская студентка, заслуженный мастер спорта Лариса Гурвич. Первым в числе советских ученых, вступивших на Южный полюс, был ростовчанин Христофор Закиев. Первым секретарем горкома комсомола в Комсомольске-на-Амуре был ростовчанин Иван Минкин, сейчас он начальник товарной станции. И даже первое заявление с просьбой о зачислении в космонавты написала на имя Циолковского еще в 1927 году ростовская комсомолка Ольга Винницкая. Это очень любопытное заявление, вот оно:

«Многоуважаемый профессор! Я прочла в журнале «Огонек», что немецкий летчик Макс Валье собирается лететь на Луну. Моей давнишней мечтой было полететь на Луну, и поэтому я увлекалась Жюлем Верном. Теперь, прочтя некоторые ваши книги, я решила, что в полете на Луну нет ничего невозможного. И вот я рискую попросить Вас, может быть, Вы можете попросить Макса Валье, чтобы он взял меня с собой?.. Или мне лучше подождать, пока полетят русские, со своими как-то лучше…»

Пришлось Циолковскому разъяснить девушке, что не наступило еще время для полетов на Луну. Девушка не предполагала тогда, что в космос все-таки полетит первым не иностранец, а русский человек Юрий Гагарин.

Интересно, где она сейчас, Ольга Винницкая?


За послевоенные годы в Ростове построен второй город: было в нем до войны два миллиона шестьсот шестнадцать тысяч квадратных метров жилой площади, а сейчас — пять миллионов триста тысяч. На семнадцать километров вытянулся вдоль Дона Ростов, на восемь — от Дона к северу. Еще совсем недавно там, где пролегли новые проспекты города — Ленина, Октября, Стачки, Коммунистический, Зорге, Мира, — колыхались на ветру метелки кукурузы, простиралась степь. И новые кварталы куда красивее прежних, довоенных…

Я вспоминаю, как восторженно писала о довоенном Ростове известная американская писательница Марта Додд в своей книге «Из окна посольства»: ее покорили удивительно правильная планировка улиц и оригинальная архитектура. В самом деле. Посмотрите на карту города: строгие и ровные линии проспектов и переулков пересекаются такими же аккуратными лучами улиц.

Когда зимой 1943 года фашисты были выбиты из Ростова, все улицы лежали в развалинах. Из Дона торчали фермы взорванного моста, хаос из металла и бетона на «Ростсельмаше», обгоревшие стены там, где высился красавец-театр… В нетопленном зале с оконными проемами, заложенными стеклянными консервными банками, ежась от холода, академик Владимир Николаевич Семенов докладывал партийному активу города о генеральном плане восстановления Ростова, утвержденном Совнаркомом…

Теперь, спустя четверть века, уже ничто не напоминает о ранах войны. В городе не осталось ни одного разрушенного здания. И все-таки весь он в строительных лесах. Строится новый университет. Поднимаются семнадцать этажей гостиницы «Аксинья», корпуса Дворца профсоюзов, новый порт, крупнейший на юге полиграфический комбинат, астрофизическая обсерватория… По решению правительства Ростов включен в число городов, где запрещено строительство новых промышленных предприятий, — около пятидесяти заводов и фабрик выносится за пределы города.

Через двадцать лет в городе будет больше миллиона жителей. Архитекторы рассчитали такой объем жилищного строительства, который обеспечил бы на каждого жителя не менее девяти — двенадцати квадратных метров. Строить жилье придется не только на пустырях, которых уже почти не осталось в городе, предстоит снести старый одноэтажный Ростов. Сколь трудна эта задача, можно судить хотя бы по тому, что весь центр города все-таки одноэтажный (не считая главной улицы Энгельса). Встанут новые дома в четырнадцать, шестнадцать и двадцать этажей, появятся новые площади и новые парки.

Если ты ростовчанин, ты не можешь не гордиться родным городом. Если ты гость, непременно полюбишь его.

От Ростова совсем близко устье Дона и море.

Сегодня рюкзак останется дома. Я доберусь к устью и без него. А в дорогу, как всегда, отправлюсь с рассветом…

Загрузка...