Тем временем остикан Юсуф, вооружившись, чтобы поднять бунт против великого амирапета, причинял ему немалый ущерб[917], отступившись, отвергнув и отдав царский указ на попрание уличной толпе. Уведомленный об этом, амирапет поспешно разослал во все уголки принадлежащей ему страны указы и послов, /112/ дабы отомстить Юсуфу — неправедному мятежнику. По этому случаю он отправил некоего своего почетного письмоводителя и к царю Смбату, с обязывающей грамотой, чтобы и он с большим войском пошел принять участие в отмщении Юсуфу, пообещав при этом освободить его на один год от царских податей. Меж тем царь, хотя и счел это весьма нежелательным из-за дружеского союза, заключенного с Юсуфом, однако, не имея возможности отвергнуть царский указ, собрал пред очами письмоводителя свое войско, составил полк и снабдил всех оружием и снаряжением, представившись более других [заинтересованным] в отмщении мятежнику. И как бы в качестве передового отряда он отправил вперед, в путь, в сторону Васпуракана тысячу мужей. А когда письмоводитель отбыл от него, царь тайком послал остикану Юсуфу письмо, дескать, то войско он отправил, чтобы помочь ему с тыла, а не для того, чтобы проявить к нему вражду. Но Юсуф хотя при чтении письма и внял его словам, однако, убежденный вкрадчивыми злыми языками, склонился ко злу. И вновь старый змий, угнездившийся, словно в крепком логове, в коварных намерениях его, стал домогаться удобного случая, чтобы излить свой яд на царя и уничтожить его, [все] разорить, разрушить, сжечь, всех предать мечу. Однако, не желая тотчас же открыть свое вероломство, он написал ответное письмо, которое содержало внешне весть жизни, а по сути — горькую смерть. После того, как мысли Юсуфа склонились к соглашению и он был приведен к полной покорности амирапету, ему позволили вновь подчинить себе вотчинное его владение[918]. И вот, после этого, ожесточились требования с обеих сторон; с одной стороны, от амирапета, а [с другой], — остикана Юсуфа, которые снова еще настойчивее стали требовать уплаты царских податей, делая также все более тягостным ярмо служения [им][919].
Меж тем Смбат, не имея возможности действовать против них силою и видя грозящее ему от них пагубное беззаконие, решил полностью отдать подати за один год и временно отвести зловредную грозу, предоставив заботу о будущем попечительному могуществу промысла божьего. И вот по всем областям своего государства повелел он собрать пятую часть /113/ всех табунов коней, стад рогатого скота и отар овец, чтобы отдать несправедливо наложенную подать, в мыслях имея лишь то, что одной [частью] он обретет от казны мир, а четырьмя сможет легко обеспечить пропитание людей. Если же он разлучится, расстанется с миром, тогда и все пять [частей] не окажутся полезны для продления жизни людей. Поступив таким образом, он уплатил подати того года[920].
Однако царские нахарары, по невежеству не ведавшие о предстоящих в грядущем издевательствах и бичеваниях, сочли все это весьма тяжелым. Один из почетных нахараров по имени Хасан[921], что был ишханом и управляющим всех царских владений, и не было никого, кто осмелился бы ослушаться его, и даже сам царь прислушивался к его словам, — так вот он, тая в себе коварство Ахитофела[922] и вознамерившись [совершить] неслыханное, гибельное дело, замыслил убить царя. Он отколол от царя кое-кого, воздвигнув меж ними стену зла, и в их числе также нахараров Вананда и главных из сородичей своих — Хавнуни, числом пятнадцать мужей. И, во время тайных переговоров, чтобы склонить к участию в злодеянии царя Вирка, они решили убить [царя] Смбата и вместо него поставить [Атрнерсеха] повелителем Армении, уговорив его, таким образом, примкнуть к гибельному, коварному [заговору]. Так как он тотчас же был прельщен ими, то после этого они все вместе оказались впутанными в дело убиения царя. И вот некоего Хавнуни, зятя Хасана, примкнувшего к их нечестивому заговору, они уговорили и послали убить царя, а с ним вместе и присоединившихся к нему соумышленников, которые пустились в путь, поехали под предлогом служения царю, а сами ожидали подходящего часа, скрывая под спудом темные замыслы. Меж тем царь Вирка и Хасан — второй Ахитофел, а с ними и прочие соумышленники их, дождавшись дня умерщвления царя, условленного с Хавнуни, которого они послали [для этого], и с распираемыми от желчной злобы сердцами, полагая, что убийство уже совершилось[923], с величайшей поспешностью двинулись с многочисленным войском в пределы гавара Ширак. Хасан, не медля, передал крепость Ани в руки Атрнерсеха, а сами они засели в царском дворце в Еразгаворке, ибо царь Смбат находился в /114/ краю Таширском[924]. Тут кое-кто поведал царю подробности совершившейся измены — об Атрнерсехе, Хасане и их соумышленниках, которые поспешно прибыли и засели, как в берлоге, в Еразгаворке. Но когда правда о событиях раскрылась полностью, он вынужден был немедля с поспешностью набежника прибыть в гавар Ширак. Тут Атрнерсеха и Хасана, увидевших, что задуманное убийство не осуществилось, охватили, объяли трепет и страх пред ним. В большой спешке расхитили они все, что попало под руку, а также много добра, которое хранил [царь] в крепости Ани, и, бежав, [укрылись] в крепостях Тайка, засели там. Меж тем, когда тревожная весть с шумом разнеслась во всех пределах царских владений, все ратные люди прибыли в войско, являя все без изъятия единое сердце и вооружившись, как единое воинство, облачившись в единую броню истины и затянув свои станы единым поясом мужества, а также почитая смерть ради отмщения за царя истинной[925] жизнью. Таким образом, множество людей[926] собралось, прибыло к царю, который выступил против злого недруга, а также остальных гнусных мятежников. Когда достигли они страны, принадлежащей Атрнерсеху, каждый [способный воевать] муж сам вооружился для сражения с врагом, почти как некогда Давид, не только чтобы поразить камнем из пращи один лишь «холм мясной»[927], но чтобы обагрить [меч] кровью многих мужей ратных. Однако царь, не позволив им это, дескать, «Кто согрешит, тот и погибнет», отвел назад, отклонил меч от многих невинных людей, прося воздать только убийцам. Тут Атрнерсех сам покаялся в обольщении злым умыслом и попросил у царя прощение. И милосердный[928] [царь], кроткой душой принял [его извинения] и даровал ему мир, уведя с собой как заложника старшего его сына, но неверных нахараров своих он забрал от него, всех ослепил, выколов им глаза, и отправил одних к ромейскому императору[929], а других — к царю егерскому. Так, почитай, провидением божьим снова укрепилось его царство.