История Армении

ГЛАВА LI О храбрости царя Гагика, о жестоких ударах, обрушившихся на нашу страну, и о мученической смерти многих

Ныне уже царь Гагик вместе со своим высокорослым и благочестивым братом Гургеном совершали частые, неожиданные нападения на врагов, скопившихся по приказанию Юсуфа в краях Атрпатаканских. Так, воплощая в себе мужественную доблесть, они вместе со своими высокородными спасаларскими[1045] полками многих агарян повергали наземь. И не единожды, но многократно, раз за разом[1046] совершали они [нападения] через низины страны Кордук[1047], Ротока и Атрпатакана, заставляя врагов обращаться в бегство, словно от устрашающего рева зверей, и препятствуя им совершать жестокие разбойничьи набеги. Не меньшее смятение и беспокойство причиняли остикану с своей стороны тэры и народ Сисакана, которые, укрепившись в неприступных пещерах и глубоких ущельях, часто совершали быстрые, стремительные набеги на врагов и, рассеиваясь [повсюду] отрядами, проливали потоки крови.

Видя во всех кусакалствах такое упорное мужество и яростно рыча от переполняющего сердце бешенства, он (остикан) излил свой яд на слабейших[1048]. И после этого в каждом кусакалстве каждый из иноземных его правителей начал гонения и преследования, и из-за них обратились в бегство рамики и не рамики, вплоть до того, что иные из наших, с трудом переводя дыхание, едва смогли избегнуть меча, упоенного кровью.

Во всех нас усилилась тяга к греху, дабы тела наши стали обильной жатвой для смерти.

Вельможная знать укрылась в горах и ущельях в ненаселенных пустынных, скалистых местах и крепостях, меж тем простолюдины, рассеявшись по горам и долам, скитались босые и нагие, изнуренные голодом, жаждой и отчаянием. Одни из них погибали, отморозив /135/ конечности во время лютых морозов снежной зимы, другие [умирали] от ожогов и солнечного удара, полученных во время летнего невыносимого палящего зноя.

Все, кто изнемог от поспешного бегства, оказались преданными в руки неверных и поверженными безжалостным мечом, и кровь их оросила лик земли. Иных, подобно бессловесным тварям, захватили в плен, и много измученных мужчин, женщин и детей погнали, словно ягнят, на растерзание волкам. Тех, кого собирались продать, выводили наружу, и разлучали отца с сыном, брата с братом, жену с мужем, мать с дочерью, невестку с свекровью, а грудного младенца вырывали из материнских объятий. Здесь можно было видеть душераздирающие зрелища: неистовый плач и невыносимые рыдания, биение [кулаками] в грудь и склоненные головы, дрожащие тела и объятые ужасом сердца, дикие вопли, раны, нуждающиеся в исцелении, и выщипанные волосы. Тех, кто непригоден был для продажи или содомского служения, заковывали в [железные цепи] и бросали в тюрьмы или [отправляли] в изгнание, терзая ужасными пытками, и согласно внешнему, гомеровскому правилу[1049], и с богатого и с бедного требовали одинаковую меру золота и серебра. И все без исключения, и великие и малые, были осуждены в этом мире на убиение. У одних [неверные], подобно Соломоновой пиявке[1050], постепенно высасывали кровь, одержимые зловредной, не ведающей утоления алчностью, другие умерли, опоенные ядом, что было как бы милосердием со стороны тех, кто творил зло, иные погибали, удушенные различными злокозненными способами, а некоторым при жизни причиняли ужасающие [страдания], ибо, пока те еще держались на ногах, палач вспарывал им мечом живот и, прежде чем они испускали дух, вырывал печень, раздавая ее по кусочкам каждому, как бы для полного совершенства нечестивой их осады[1051]. Кое-кто, что были попроворнее и не находились у [нечестивцев] на глазах, набравшись смелости, тихонько ушли, но на следующий день те погнались за ними, [догнали] и топорами и саблями обкорнали, словно ветви лозы, руки, ноги и все члены, превратив их в калек[1052]. Некоторым они /136/ накидывали узлом с двух сторон — на голову и на ноги веревки, а затем много сильных мужчин принимались тянуть их в разные стороны до тех пор, пока [тело] посередине не начинало, растягиваясь, рваться. Некоторые, в ком еще теплилась жизнь[1053], терзались муками, ибо верхней частью тела вместе с головой, продолжая еще жить после рук иных [палачей], они какое-то время стояли на отсеченном туловище, пытаясь либо о страданиях своих что-то сказать, либо выразить какую-то мольбу, и, хотя опасность [тяжкой смерти] торопила их язык, однако они не успевали высказать все полностью[1054]. Иных [остикан] приказывал безжалостно связать и сечь розгами, а затем им продевали сквозь раны на животе и ребрах воловьи жилы, бросали наземь и волочили до тех пор, пока в них сохранялось еще дыхание. Одним отсекали губы и уши, ломали конечности, выдергивали на пальцах ногти, а других после немилосердных побоев втискивали в колоду и через отверстия крепко стягивали обе ноги, так что они не могли ни сесть, ни лечь, чтобы хоть немного облегчить мучительную, терзающую боль. Были средь них и такие, кого неоднократно подвергали допросам из-за веры во Христа, обещая дары, почести и роскошь, и на соблазн глазам раскладывали перед ними великолепную одежду и дорогие украшения, только бы стали они почитать их суетную веру. Но Христос, который пробудил в них животворную волю и упование на дивное отдохновение, божественным мечом воспламенил в них святую любовь к богу и разжег против тех искреннюю веру, дабы начисто уничтожили они коварные умыслы дьявола, смыли синюю краску зависти противника и вырвали корень алчности в духовной войне. Таким образом, пренебрегши всеми обольщениями сатанинского исповедания, не поддались они их лукавой лести и неустрашились ужасных угроз и пыток, что уготовили для них. И поелику все они бодрствовали при защищении и утверждении благовествования[1055] славы Христовой и то, что услышали на ухо, словно бы с высокой кровли стали проповедовать[1056], дескать, «мы — христиане и не можем подчиняться неправедным законам вашим», то их — невинных — погнали, как виновных; /137/ вынесли судьи им смертный приговор и всех предали мечу, и прияли они победные лавры от бога царствующего.

Точно так же и в другом месте кое-кого схватили и погнали к судьям; но, когда во время допроса стали те их уговаривать и предлагать множество благ и почестей, только бы они обратились и приняли веру в Коран и Махмета, они не удостоили судей даже ответом, но лишь в душе беседовали с богом, в сердце веруя в справедливость, а устами исповедуя спасение. И тогда враги, нанося им удары в спину, давая им оплеухи, жестоко колотя палкой по шее, погнали, потащили их, толкая на смерть. Собрав всех вместе толпой и окружив, словно стеной, вооруженные мечами палачи зарубили их. Меж тем кое-кто из врагов, что находились вокруг, заметили среди святых здорового, красивого лицом отрока — по имени Микаэл[1057], из страны Гугарк, — на щеках которого даже темный пушок еще не появился[1058], и будто из чувства сострадания к нему схватили его и принялись тянуть к себе, чтобы не случилось и ему погибнуть с остальными. Но он, с слезной мольбой возведя очи к небу и укрепленный небесной помощью, сумел вырваться от них и, поспешно бросившись к своим товарищам, добровольно подставил голову под меч. Так в духовном самосожжении посвятил он себя Христу вместе с другими дарами и жертвами, [приносимыми] сладостному благоуханию отца небесного.

В это же самое время жили два брата из рода Гнуни, которых звали одного — Давид, а другого — Гурген. Они были схвачены поработителями и приведены к насильнику остикану. Он принялся расспрашивать и беседовать с ними, обещая им дать чуть ли не половину своих владений, предложил им множество [изукрашенных] золотым шитьем одеяний и уборов, пурпура, «прозрачных лаконских [накидок], виссон»[1059], золотые пояса и ожерелия, быстроногих жеребцов в роскошном снаряжении, а затем, простерши руки, обнял их за шеи и привлек к себе, чтобы поцеловать, /138/ стремясь льстивой лаской подчинить их своему слову, пощадить их возмужалую юность и обратить в почитаемую им неправедную веру. Но они в прекрасной страсти, вооружившись оружием воинства Христова, громогласно, смело проповедовали пред всеми превосходство [своего] исповедания: «Мы — христиане и правду бога бессмертного, пребывающего в недосягаемом свете, не желаем сменить на вашу ложь, которую ни во что не ставим». При виде столь непоколебимой любви их к начальнику воинства [небесного] Христу, враг приказал тогда зарубить их мечом. Когда привели их на площадь, словно овец на убой, начали они непрестанные и слезные мольбы возносить к богу, дабы и их вписал в число святых мучеников, которые возлюбили торжественный день пришествия его. Когда палачи приготовились отрубить мечом [голову] старшего, он обратился к ним с просьбой отдать прежде него в пищу мечу младшего, думая в душе, что, если тот останется после него, то по молодости лет — на подбородке его даже еще не, проросли волоски красящей [мужа] бороды — может устрашиться грозного меча исмаильтянского и, обернувшись в сторону младшего [брата], сказал: «Брат мой любимый, сперва ты принеси себя в жертву Христу — упованию нашему, предложив себя в духовное самосожжение и заветное заклание тому, который умер ради нас и вернул нас к жизни». Тот, нисколько не огорчившись и не помыслив даже об ужасе смертной казни, охотно склонился перед мечом, отсекшим ему голову, которую Христос увенчал неувядаемым венцом. Следом и старший брат, после того как завершился этот благородный поединок, горя тем же стремлением сохранить веру, был там лишен жизни безжалостным мечом и воскрес для блаженства[1060] нескончаемого ликования в царстве небесном. Память всех этих святых, о которых я рассказал, церковь святая ежегодно торжественно чтит, установив днем их поминовения 27-е число месяца марер[1061], ибо они укротили силу страданий и их включили [в число] сынов вышнего Сиона. Бесстрашной верой одолели они их лукавство и отсекли, отрезали лозу с смертоносными плодами их, ибо нет ничего страшного там, где есть любовь Отца [небесного], и ничто не может причинить боль там, где есть слава Христа. Так промыслом божьим /139/ они отринули от себя все крамольное и дикое и воскресли, очистив себя от человеческой скверны и пагубы, ибо добровольно предали себя необходимой смерти, как овец на заклание, и в кратком мгновении страданий зачали в страхе божием и родили в муках дух спасения. Святые их просьбы заставили спуститься ангела во спасение им, и его кротостью достигли они небесных высот. Они услышали благую весть издалека и с радостными сердцами, словно бесплотные, попрали муки и смерть. Они уподобились неустрашимым мученикам смерти и безмятежно обратились к богу грядущему, прияли победные лавры и были помещены средь сынов горнего Иерусалима. Как доблестно начали, так и кончили они мученичество, исполненные небесной любви, и заблистали, подобно солнцу, во вселенной, почему и вписаны их имена в книгу жизни.

Но кое-кто, жалкие и попранные сатаной, устрашившись немедленной смерти и в душе дав себя успокоить их пустыми и суетными обещаниями, окружили себя муками греховной смерти и утопили себя в потоках беззакония. Отклонившись от истинного света, они были ослеплены кромешной тьмой, совращенные с пути царского и удаленные от чистого источника благодати божественных таинств, они в полную меру испили горечь осадка — последнего в неправедности и первого в идолопоклонстве. Те, кои отреклись от веры, оказались хуже, нежели неверующие; они ничего не обрели даже из обетованной им доли жизни: сделавшись врагами, колеблясь и беспокоясь, они претерпели удары со всех сторон и ослабели. Таким образом, пренебрегаемые из-за вероотступничества, люди из [числа] азатов впали в глубокую нищету вплоть до того, что побирались у дверей неимущих, выпрашивая хлеб, и унаследовали они лишь [худую] славу заблудших и отверженных. Но не было покаяния на устах их, в беспредельной горечи сошли они в ад и стали пищей[1062] геенны огненной.

Мы написали это в укор и порицание тому, кто в душе желает последовать их примеру[1063].