Когда плачут драконы

Глава двадцать восьмая: Когда открываются глаза

Кедде не решился спросить, кто был третьим драконом в команде Вальгарда, но сердце почему-то заколотилось так, словно им могла стать Кеола. Вряд ли Валь решился бы взять в такое путешествие Гейру, а Кеола, переволновавшись из-за Вилхе, вполне могла позабыть хотя бы на время о ненависти к драконьему обличию, чтобы броситься ему на помощь. И тогда Кедде предстояло стать свидетелем их нежной встречи. Даже если Вилхе не ответит, будучи верен Кайе...

Энда, Кедде просто рехнется, если увидит в ее глазах любовь к другому. Пусть он искренне смирился с превосходством над собой Вилхе, но совершенно ненормальное сердце продолжало верить в чудо. Неужели Создатели еще недостаточно проучили его и унизили? Неужели надо окончательно втоптать в грязь, не оставив даже крохи надежды? Зачем тогда жизнь его сохранили? Проще было обрубить раз и навсегда. Или даже такой милости Кедде не заслужил?

Хозяйка проводила их до дверей, негромко вздыхая и бросая грустные взгляды на почти висевшего на плечах Вилхе и Кедде Хедина. Вот же шельмец: даже в полудохлом состоянии он смог парой фраз расположить к себе строгую матрону. Только ему и удалось раскрутить хозяйку на комнату, да еще и получить от нее обещание никому не выдавать их присутствия. И, судя по хитрости, на которую пришлось пуститься Вальгарду, она честно держала свое слово.

Если бы Кедде так умел, он бы или Кеолу в себя влюбил, или другую себе нашел, вместо того чтобы ревностью изводиться и ненависть лелеять. Но в итоге и с ними не справился, и от Кеолы не смог освободиться. И, сколь бы ни мучило сейчас раскаяние за нападение на друзей, оно не смогло вытравить боли из-за отношения Кеолы. Это, наверное, тоже было его наказанием — за гордыню и за трусость, — и Кедде должен был его принять. Пусть потом вообще ничего не останется — значит, таково искупление. И ему достанет сил встретиться с ним лицом к лицу.

Почему же тогда дыхание перехватывало и пальцы на руках леденели с каждым новым шагом, приближавшим Кедде к дороге? И зачем от ярких красных волос бросившейся навстречу девчонки спина покрылась липким потом, а ноги завязли в грязи, не в силах больше сделать ни одного движения? И как прожить те секунды, когда в сердце еще билась надежда, что Кеола все-таки заметит его, а не Вилхе, и от ожидания обратного грудь болела, словно это в ней целых ребер не осталось?

Еще пара мгновений — и все будет кончено. Нет, не сбудется, не заслужил! И даже смотреть на нее не имеет права. Прожигать взором, вглядываться, стараясь запомнить каждую черточку, напитываться, зная, что это последний раз. Совсем последний. Как вдох.

— Живой... — прошептала Кеола и даже рот ладонями прикрыла, словно боялась, что от громких слов видение исчезнет, и Кедде только сейчас понял, что она смотрит на него. И всю дорогу смотрела — глаза в глаза, как будто оторваться не могла. И остановилась напротив него. И слезы не скрывала: богини, или он уже свихнулся?

— Я... — только и пробормотал Кедде, потому что в затылке вмиг стало легко и пусто, и сердце замерло, словно не желая им мешать, и время застыло, стерев из мира всех, кто сейчас был лишним. Вдвоем. Он и она.

— Я люблю тебя! — выдохнула Кеола. И Кедде...

Нет, он не бросил опирающегося на его плечо Хедина, не шагнул вперед и не прижал Кеолу к себе, как мечтал столько лет. Он сжал кулаки, мотнул головой, отгоняя наваждение, и прищурился — жестко, обвинительно, только сейчас вдруг поняв, что Кеола просто издевалась над ним все эти годы. Пытала притворной ненавистью, проверяла на прочность придуманной любовью к Вилхе. Забавлялась, доведя Кедде до срыва, после которого лишь боги уберегли Вилхе и Хедина от гибели.

А сейчас придумала себе новое развлечение?

Нет уж, только без Кедде!

— Спасибо, — криво усмехнулся он и отвел взгляд. — Но прибереги это для кого другого. Я в объедках не нуждаюсь!

Кеола вздрогнула — так ощутимо, что Кедде тут же почувствовал раскаяние. Энда, да что бы она ни задумала, позорить-то ее зачем было? Да еще и при всех?

Он дернулся было вперед, но Кеола уже распрямилась. Задрала подбородок, сверкнула глазами.

— Только их ты и заслуживаешь, Кедде! — отрезала она. — Ну нет так нет. Рада, что мне из жалости терпеть тебя не придется!

Кедде задохнулся от пронзившей боли. В глазах потемнело: значит, правильно все? Очередную пакость Кеола задумала, а вовсе не в любви его нуждалась?

— Ох и кретин! — раздался над ухом сочувствующий голос Хедина. Где-то в стороне хмыкнул Арве. Джемма подскочила, готовая обрушить на него все грозы и молнии, но вовсе не это ошарашило Кедде. Вальгард, несший ослабшую Ору, передал ее Арве, а потом схватил свободную руку Кедде, сжал ее, да еще и потряс для убедительности.

— Отличная работа! — похвалил он — и, казалось, без доли сарказма. — Именно так и надо! Что заслужила, то пусть и получает! Кому она нужна, недодракон увечный? Оборотиться не может, а туда же...

— Как не может?

Это, кажется, Вилхе спросил, но Кедде не интересовало авторство. В голове будто колокол зазвонил — тяжело, увесисто, с мясом выбивая дурь и впуская гулкую правду. Неужели Кеола...

— Вот так и не может, — зло усмехнулся Вальгард. — Хозяева в свое время какой-то дрянью опоили, с тех пор она и того... То ли ящер, то ли человек, а то ли вовсе ни то и ни другое. Она не говорила, конечно, это ж позор такой. Скрывала как могла, рассчитывая смазливой мордашкой уродство свое прикрыть. А как правда наружу вышла, так и засуетилась, пока еще...

Кедде сам не заметил, как замахнулся, как выкинул руку вперед, вкладывая в удар всю силу, и только жесткий захват Вальгарда, почему-то оказавшегося к этому готовым, немного привел в себя.

— Все понял? — негромко спросил он. — Тогда и действуй как мужчина. А не как баба разобиженная.

Он перехватил у него Хедина, и Кедде сорвался с места. Куда направилась Кеола, он не видел — да что там, он столь старательно делал вид, будто ее не существует, что пропустил момент, когда она исчезла. Ушла, опять одна со своей бедой, да еще и оскорбленная Кедде до крайности. Неужели правду сказала? Вот так, не побоявшись, при чужих людях? А он при них же плюнул ей в душу, да еще и ноги потом вытер. А если?..

Придурок!

Все на богов огрызался, в насмешках их обвинял, а они Кеолу ему отдали, самые главные в жизни слова сказать ее вынудили, и как он воспользовался этим даром? Сам же молил, сам...

И сам все испортил!

Дважды придурок!

Да какое имело значение это несчастье Кеолы, если Кедде любил ее любую? Раздраженную, жестокую, безжалостную — все равно какой-то частью души он чувствовал, что настоящая она совсем другая. Не могла та девчонка, что единственной юбки для его спины не пожалела, вдруг оказаться чудовищем. Что же тогда руку не протянул, когда она так в ней нуждалась? Ведь были же шансы, и Кедде их все наперечет помнил!

И что теперь? Когда он-то уже вообще не дракон? Когда обидел Кеолу так, что сам себе этого ни за что не простит? Когда не знает, где ее искать, и смертельно боится выбрать на распутье неправильное направление и не нагнать ее? И никогда больше...

Вот же Энда! Последний придурок! Да пусть хоть небо на землю упадет и вечная тьма настанет, Кедде не остановится! Он должен разыскать Кеолу! Объяснить ей все, чтобы только она не чувствовала себя виноватой и униженной! А там хоть трава не расти! Все равно прежняя жизнь для Кедде закончилась. Что будет дальше — без друзей и драконьей ипостаси, — знают лишь боги. Какая разница? Выкарабкается, не впервой. Но только не с камнем на шее, который сам же себе и повесил! С таким — разве что под лед. Туда, куда он уже окунул собственное сердце.

Полный и беспросветный придурок!

И как только Кеола...

Она сидела на подломившихся коленях почти у самой опушки леса, закрыв лицо руками и вздрагивая всем телом от мучительных рыданий.

У Кедде холодом сковало грудь и прошло морозным звоном, грозя расколоть душу на мелкие осколки.

Наверное, надо было бухнуться рядом, опустить виновато взгляд и молить о прощении, но у Кедде снова опустело в голове. Отбросив все сомненья, он поднял Кеолу на ноги, прижал ее к себе и уткнулся губами в висок.

— Я тебя люблю!

Кеола тут же уперлась кулачками ему в грудь, отталкивая, пытаясь освободиться, теперь уже совершенно точно ненавидя до исступления.

— Не лезь со своей любовью, Кедде! — прошипела она. — Меня тошнит от нее! И от тебя тоже!

— Я тебя люблю! — повторил он. Богини, держать Кеолу в объятиях, даже такую — разъяренную, упирающуюся — было слишком хорошо. Так, что Кедде терял всю свою уверенность и начинал поддаваться совсем не тем желаниям, что имел поначалу. — Все четыре года: с тех пор как впервые увидел — такую измученную и такую красивую, — он провел рукой по ее волосам, словно приводил в порядок, а на самом деле просто позволяя себе эту вольность в первый и единственный раз в жизни. Когда Кеола узнает... — Ты с тех пор только хорошела, а я влюблялся все сильнее и сильнее. И, кажется, однажды потерял последний разум, — она перестала вырываться, но все же отодвинулась и посмотрела так, что Кедде стало жарко: внимая, ловя каждое слово и... веря ему?.. — Прости, я хотел объяснить, а сам, как болван одержимый, не о том совсем. Я...

И все.

Кеола обхватила его за шею, дернула к себе и сама прижалась изо всех сил.

И Кедде принялся целовать.

Жарко, отчаянно, будто на волю вырвался. Терзал желанные губы, не думая, что может причинить боль, но Кеола отвечала с такой же страстью, разгораясь и окончательно сводя с ума. Столько мечтал, но даже представить себе не мог, что способен испытывать такие ощущения. Когда нет ни земли, ни стен, и только бескрайнее небо — ласкающее, обволакивающее, бросающее на качелях то вверх, то вниз, пока сердце не выпрыгнет от восторга...

Или пока громом не свергнет вниз, напомнив о месте в этом мире.

Кедде прижался щекой к Кеолиному виску, зажмурился, понимая, что все кончено. Еще вчера он принял бы это счастье, забыл обо всех обидах и не совершил непоправимого. А сегодня...

— Я Вилхе пытался убить. И Хедина. Ящером обернувшись. Вилхе желание истратил, чтобы меня остановить. И боги... В общем, не дракон я больше. Просто... никто... — бухнул он все и сразу, но так и не заставил себя разомкнуть объятия. Еще хоть секунду, пока Кеола не осознала, не закаменела, не отпрянула в отвращении. Никакие чувства не способны его оправдать. Что ж он так на чудо-то тогда надеется? Как ребенок, не знающий жизни. И верящий...

— Из-за меня? — прошептала Кеола и сжалась, словно догадалась, о чем он думал, когда на ее признание ответил отказом. — Джемма сказала, я тебя извела. Я не верила, не понимала, что ты любишь. А ты из-за моей жестокости...

Кедде даже заколотило от ее страха. Пусть Кеола была в чем-то права, какое это имело значение? Уж свою-то ответственность он на нее перекладывать не собирался.

— Не надо, — проговорил Кедде и заглянул ей в глаза, чтобы развеять все сомнения. — Не твоя вина, что гордыня во мне не помещается, из ушей лезет. За нее боги и наказывают. Сначала друзей потерял. Теперь... — он запнулся, давая себе еще мгновение, прежде чем произнести роковые слова, — тебя. Окончательно.

Кеола осторожно коснулась пальцами его щеки. Вид у Кедде был такой, будто он прощался с последней радостью в жизни. Вот дурачок! Да разве ж она его теперь отпустит?

— Не собираюсь теряться, — прошептала она. — Даже не надейся.

Кедде тряхнул головой, упрямо стоя на своем. Слишком тяжкое преступление он совершил. Как же Кеола не понимала?

— Ты слышала, что я сказал? — напомнил он о своих грехах. Кеола совершенно серьезно кивнула.

— А ты слышал, что я сказала? Я тебя люблю!

Кедде судорожно вздохнул.

— Даже теперь?

Кеола поднялась на цыпочки.

— Всегда! — почти коснулась она его губ. И Кедде поддался ее призыву...

Кеола неслышно выскользнула из комнаты, надеясь, что спящая за пологом Джемма не проснется и не начнет допытываться, куда собралась старшая подруга посреди ночи. Сказать правду Кеола бы не решилась, а лгать не хотела: и так уже насочиняла столько, что до беды довела. И добро хоть Создатели услышали Вилхе, иначе последние события обернулись бы такой трагедией, что и сказать страшно. А ведь Кеоле всего-то и надо было, что с Нетелл поговорить и узнать, сколь легко ее несчастье преодолимо. Джемма нынче рассказала о парне, что столкнулся с такой же проблемой, и о материнском поручении набрать трав для противоядия, и Кеола поняла, сколь была не права, закрывшись от людей и не рассчитывая на их желание помочь.

А теперь и не знала даже, радоваться ли возможности вернуть вторую ипостась или огорчаться. Кеола уже привыкла быть человеком, смирилась с потерей крыльев, попрощалась с небом и не испытывала из-за этого особой печали. Она не хотела возвращаться в Долину, прикипев душой к Армелону и его жителям, и только ради Кедде согласилась бы сменить человеческую жизнь на драконью. Лишь мысль о том, что она наконец-то сможет снова стать равной Кедде, вдохновляла Кеолу и позволяла мечтать о будущем.

А потом вдруг оказалось, что ему-то уже не поможет никакое противоядие. Боги отняли у Кедде вторую ипостась без права возвращения, и ему предстояло научиться с этим жить. И Кеола пообещала себе сделать все возможное, чтобы помочь ему принять нового себя, и скрасить невозможность полетов. Поэтому, когда Кедде побледнел, услышав о противоядии, и выпустил руку Кеолы, которую до сих пор сжимал, будто величайшую драгоценность, Кеола немедленно взялась за дело.

— И думать забудь! — отрезала она, не позволив Кедде и рта раскрыть. — Я от тебя за все крылья мира не откажусь! Тем более что драконы не умеют целоваться!

Кедде не сдержался, усмехнулся, вспомнив, очевидно, каким образом они расправлялись с обидами и непониманием на лесной опушке, пока Джемма не оторвала их от этого занятия.

— На таких вас смотреть, конечно, приятнее, чем на ругающихся, — хитро заявила она. — Но нам с Валем завтра еще до рассвета в путь отправляться, надо отдохнуть перед дорогой.

Тогда-то они и узнали о том, что Арве уже улетел, переправляя в Армелон Вилхе, Хедина и Ору, и что Вальгард уговорился с хозяйкой переночевать на постоялом дворе, тем более что комната была оплачена парнями наперед.

Больше побыть наедине с Кедде Кеоле не удалось. Едва только хозяйка отвлеклась, не имея возможности разглядеть в гостьях драконье происхождение, Вальгард отправил Кеолу и Джемму наверх и велел им носа не высовывать, покуда он не позволит. Даже ужин принес им в комнату, а спать устроился на лавке в харчевне, чтобы предупредить беду в случае излишней прозорливости хозяйки.

Кедде и вовсе был выдворен на сеновал в конюшню, потому как ночевать в одном помещении с девчонками считалось непристойным, а второй гостевой комнаты в доме не оказалось.

Вот туда-то и направлялась сейчас Кеола, презрев все условности и позабыв о собственной репутации. Уж слишком неспокойно было у нее на душе. Не получилось у них с Кедде поговорить по душам, разобраться со всеми сомнениями и разгрести ворох проблем, а ведь от одних поцелуев и признаний те никуда не делись. И что сейчас могло твориться в голове у Кедде, Кеола, пожалуй, знала лучше всех. Помнила, каким он был, и понимала, сколь сильное чувство вины должен был сейчас испытывать. Все-таки он не просто поддался ненависти, а набросился на друзей, покалечив их и едва не убив. И даже если Хедин с Вилхе простят, сам Кедде никогда о своем срыве не забудет. И может наделать еще больше глупостей.

Почему-то сегодняшняя ночь казалась решающей. Кеола не выслушала, когда Кедде попытался поделиться с ней своими страхами, сразу о себе заговорила, вынудив его себя утешать. И оставила любимого с мучительными сомнениями: можно ли надеяться на искупление? Это не касалось Кеолы — не она пострадала от его ярости, — но было не менее важно, чем она. Кедде слишком честный, он не сможет смириться со снисхождением или равнодушием. И Кеола должна поддержать его, убедить, что все еще можно исправить. Что это была всего лишь ошибка, да и то отчасти не его. Знала Кеола, какова на вкус драконья ненависть. И только она могла все Кедде объяснить.

Кеола осторожно спустилась по лестнице, вжимаясь в стену и тщательно проверяя каждую ступень, чтобы та не скрипнула и не потревожила Вальгарда. Вряд ли он одобрит подобный поступок Кеолы. Она, правда, не собиралась спрашивать его позволения, но и ругаться со своим спасителем не хотела. Уж точно не сейчас. Сейчас у нее были дела поважнее.

В полной тишине она добралась наконец до входной двери и прошмыгнула на улицу. Обогнула дом, умудрившись в заваленном всякой всячиной дворе не свернуть себе шею, и осторожно протиснулась в приоткрытые ворота конюшни. Тут тоже не было слышно ни звука: очевидно, стойла пустовали.

Кеола прищурилась, напрягая драконье зрение и отчаянно боясь, но не увидит Кедде. Что опоздала, пока решалась на эту дерзость, а Кедде не стал ждать, уверенный, что заслуживает самого тяжкого наказания. И что сейчас он уже далеко за пределами деревни плутает между заснувшими деревьями, не в силах найти покоя, и…

Кедде сидел на куче соломы, уперевшись локтями в колени и обхватив голову руками. Его явно терзали самые мрачные мысли, но он был здесь, и Кеола облегченно выдохнула, на мгновение прикрыв глаза. Потом решительно шагнула к нему и, не обращая внимания на изумление в любимых глазах, устроилась рядом.

— С ума сошла? — только и выговорил Кедде. — Ночью, с мужчиной, на сеновале…

Кеола улыбнулась и положила голову ему на плечо.

— Не в первый раз, — напомнила она. — Только в плену ты не чурался меня обнимать.

— Нам тогда по четырнадцать лет было, — возразил Кедде, словно не понял ее намека. Кеола не стала обижаться — уж о его заботливости она знала не понаслышке. Вместо этого сама обхватила его за талию и нежно коснулась губами шеи. Кедде вздрогнул, с трудом вдохнул.

— Неужели ты думаешь, что теперь я стану тебя бояться?

У Кедде зашумело в голове и все тело разом отозвалось на столь откровенную провокацию. Слишком ярки были впечатления после поцелуев Кеолы: он, даже просто думая о них, переставал себе принадлежать. А сейчас… ее тепло… ее запах… ее несмелые ласки — запретные, но такие сладкие — напрочь подавляли волю, оставляя только одно желание. Разливающееся по жилам и сжигающее без огня.

Кедде опрокинул Кеолу на спину, навис сверху, тщетно пытаясь протрезветь. Словно снова им дракон завладел, но теперь уже не яростью пытал, а безумием. Да неужели Кеола не понимает?..

Она подняла руку, ласково погладила его пальцами по скуле. Потом схватила за обе щеки, потянула к себе, прося поцелуев. Почему-то Кеоле было все равно, даже если они с Кедде сейчас поступят вопреки любому здравому смыслу. Она знала, что он не предаст и не оставит. И от этого любила еще сильнее.

Горячие губы наконец прижались к ее губам, даря чуточку шальное, но такое желанное наслаждение. Кедде не давал воли рукам, но целовал так, будто всю душу вкладывал. И как только Кеола умудрилась не понять его, не разглядеть этой страсти, не поверить в милость богов? И столько времени отворачиваться от своего счастья?

— Кедде… — непривычным осипшим голосом пробормотала она, и он ткнулся лбом ей в лоб, стараясь отдышаться.

— Не могу от тебя отказаться! — наконец выдавил он. — Все причины перебрал — не могу!

Кеола еще сильнее вцепилась ему в голову — так, будто он собирался вырваться и сбежать.

— Только попробуй! — пригрозила она. — На другом конце света найду! Теперь не отвяжешься!

Кедде чуть повременил с ответом, давая ей возможность успокоиться, ослабить хватку и просто пройтись ладонями по его волосам. Кедде всегда стригся очень коротко — так, что Кеола сегодня даже не сразу разглядела отсутствие синего отлива, — и сейчас она с нескрываемым удовольствием трогала этот ежик, словно права на Кедде закрепляла. А он улыбался — вроде бы и незаметно, но только не для Кеолы — и нежно гладил большими пальцами ее виски, скулы, щеки...

— Хорошо подумала? — уточнил-таки он. — Я все же теперь...

Кеола дернула его к себе и закрыла рот поцелуем. Нет, кажется, не получится у них объясниться немедленно. Но Кеола сделает все, чтобы выдернуть Кедде из всех самоистязаний. Набедокурил он, конечно, с этим не поспоришь. И исправить сделанное будет очень сложно. Но Кеола всегда поддержит. И никому не позволит его обидеть!

— Даже слишком хорошо, — чуть дрожащим голосом ответила она. А Кедде вдруг бесстыже, но безумно приятно прижался губами к ее шее. Кеола ахнула, однако даже не подумала расслабить руки. Нет-нет, пусть не останавливается! Пусть еще раз докажет, что действительно любит! Что сам хочет целовать и прикасаться, а вовсе не делает ей одолжение из жалости или чувства вины.

— Зачем отталкивала? — неожиданно срывающимся голосом спросил Кедде и даже заставил в глаза себе Кеолу посмотреть. — Неужели я упрекнуть тебя мог таким несчастьем? Мне казалось, ты все про меня поняла, когда в плену под свою опеку взяла.

— Опеку, — усмехнулась Кеола, гладя его по плечам — таким широким, таким по-мужски крепким и волнующим. — Я влюбилась в тебя, еще когда ты знать не знал о моем существовании. Просто по доброте душевной спас от гибели в горах и думать об этом забыл. Такой сильный, заботливый, великодушный. Ты всегда был готов пожертвовать собой ради слабого и беззащитного. А я... не желала такой жертвы...

Кедде ошарашенно мотнул головой, не понимая, как мог не узнать Кеолу при новой встрече. Получалось так, что в Долине он никогда не видел ее в человеческом облике, а у людей — в драконьем. Вот только на оправдание это никак не тянуло.

Кедде перекатился на спину, не в силах подобрать для себя достаточно жесткое сравнение. Тут никаким «придурком» уже не обойтись.

— Чего еще я про тебя не знаю? — глухо спросил он. Кеола пристроилась ему на плечо и, не отвечая на вопрос, принялась едва ощутимо целовать, пока он не оттаял и не сжал ее в объятиях.

— Я вчера ночью почувствовала, что такое драконья ненависть, — тихо и очень серьезно проговорила она, и Кедде вздрогнул и еще сильнее стиснул руки. — Думала, боги отняли тебя окончательно, и не представляла, как с этим жить. Я... С ней же невозможно справиться, Кедде! Во всяком случае, в одиночку!

Он вздохнул, уткнулся губами ей в макушку, понимая, для чего Кеола решила ему об этом рассказать. Вовсе не для того, чтобы пожаловаться. А чтобы найти оправдание его безумству и попытаться примирить с ним Кедде.

— В том, что я остался один, только моя вина, — заметил он. — Все пытались мне помочь, а я от людей отвернулся. Вот и получил то, на что напрашивался.

— Но если бы ты не был драконом... — отчаянно выдохнула Кеола, не зная, как еще убедить его не ломать себе будущее.

Но Кедде мотнул головой и теперь сам оборвал ее переживания умопомрачительно сладким поцелуем.

— Я всю жизнь хочу тебя целовать, — вдруг глухо, но очень глубоко проговорил он. — Хочу, чтобы ты только моей была! Чтобы сына мне подарила, а потом, может, и дочку еще! И чтобы тебя это счастливой делало! Но если...

— Если у нас девочка первой случится? — улыбнулась Кеола, хотя отлично понимала, что он имел в виду совсем другое. Но у нее не хватало слов выразить то, что она чувствовала. Бесконечный пьянящий восторг — разве можно было о нем говорить? Кеола лишь внимания Кедде просила, а он…

Весь мир ей подарил и всего себя, и обещал сейчас то, о чем Кеола и мечтать боялась: уж слишком больно было падать. Но если и он мечтал о том же самом…

Да разве можно отказываться?

— Если у тебя какие-то сомнения остались, — не позволил сбить себя с толку Кедде. Потом неожиданно отстранился, сел и посмотрел в сторону. Кеола замерла, давая ему возможность высказаться до конца. Казалось, самые главные слова он уже произнес, но, если Кедде думал иначе, она не желала ему мешать. — Я хочу… Я уйти собирался, как только парни в безопасности окажутся: не могу в глаза им смотреть и не имею права на прощение рассчитывать. Проще сбежать и убедить себя, что так правильно.

— Я с тобой пойду! — испуганно прервала его Кеола, покуда он страшным не закончил. — Куда угодно, мне все равно! Ты же знаешь, мне много не надо…

Но Кедде покачал головой. Взял ее руки в свои, поднес к губам, потом сложил вместе, накрыл и сжал крепко-крепко.

— Я решил рискнуть, — выдохнул он. — Вернуться… Даже если парни никогда… — он запнулся, сглотнул, а у Кеолы внутри все жалостью подернулось. Все-таки дружба для Кедде значила очень много, и вряд ли он не понимал, как тяжело ему будет в этом случае. — Тебе дом нужен. Защита. Спокойствие…

— Мне ты нужен! — сорвалась Кеола. — Без тебя — зачем? Особенно теперь!..

Кедде привлек ее к себе, успокаивая нежными легкими поцелуями.

— Прорвемся? — наконец улыбнулся он. Кеола обняла его за шею.

— Я всегда буду рядом! — пообещала она.