Когда плачут драконы

Глава тридцать пятая: О драконьей ненависти

Ора смотрела на собравшихся возле дома Кедде ребят с нескрываемым интересом. Все они были ей знакомы: и Вилхе с Хедином, и Арве с Ярке, и Джемма с Кайей, и даже Эдрик с Кеолой. Последняя, кстати, занимала Ору больше остальных. Ее тоже предали близкие, да еще и не друзья, а семья, и Ору очень волновал вопрос, откуда Кеола брала новое доверие. Она ведь и людей не должна была привечать после плена, однако нашла в себе силы начать новую жизнь среди враждебного племени и полюбить дракона. Как же Оре хотелось понять, способна ли она простить что тех, что других. И решить наконец, что ей делать дальше.

Осенью ей стукнет пятнадцать. Редкий дракон засиживался в отчем гнезде до такого возраста, считая себя достаточно взрослым, чтобы жить самостоятельно. Привязанность к родителям, конечно, не остывала полностью, но переставала становиться чем-то болезненным, и Ора чувствовала это на себе. Вместо того чтобы презреть все опасности и отправиться на другой конец света, где испокон веков летовали драконы, она предпочитала отсиживаться в человеческом городе и ждать их возвращения в Долину. Правда, в глубине души не была уверена, что и тогда захочет вернуться к своему племени. К кому?

Они никогда не были особо близки с родителями: при семерых детях тем просто не хватало времени на каждого. Оре «посчастливилось» родиться третьей с конца, аккурат между слабой здоровьем сестрой и мальчишками-близнецами, и потому она задолго до нынешнего возраста оказалась предоставлена самой себе. Серьезной помощи родители от нее не требовали, рассчитывая на более старших детей, и все свободное время Ора проводила с соседским мальчиком, быстро ставшим ее лучшим другом. Каких только шалостей они ни вытворяли вдвоем, ни о чем не думая и никого не боясь. И однажды поплатились за свое легкомыслие.

Берге всегда был решительнее и отчаяннее Оры. Где она предлагала выждать, бросался в бой. Где хотела все взвесить и обдумать, рисковал и побеждал.

В тот день, когда он впервые попал в плен, они сильно поссорились, и Берге улетел за горную гряду один. И не вернулся.

Ора почему-то приняла это как данность, не переживая о нем и почти забыв своего лучшего друга.

Но, когда Берге вернулся, ее радости не было предела. Ора даже не поняла, насколько он изменился. Списывала все странности на человеческий плен и была уверена, что рано или поздно Берге оклемается и снова станет прежним.

Даже рассказала ему тайну, которую бабка Гудлейв велела хранить во избежание беды. Но Ора не ждала от Берге подлости. Тогда она еще верила в настоящую дружбу.

А теперь не знала, как вновь посмотреть ему в глаза. Ведь в Долине им обязательно придется встретиться. И Ора очень хорошо представляла, какую боль ей это причинит. И не хотела ее. Лучше здесь, где никто не знал ни о ее дружбе с Берге, ни о том, как он с ней поступил. Не задавал вопросов и не заходился от жалости. Даже Кайя, которой Ора от неожиданности раскрыла душу. И снова выдала свою тайну.

Ночь потом не спала, стараясь решить, как бы выкрутиться, если эта самая Кайя уже растрепала всем и каждому о ее способности притягивать золото. Проще всего, конечно, было выполнить свою угрозу и сбежать из Армелона, но Ору останавливало необъяснимое желание проверить человеческую девчонку на вшивость.

И Ора придумала план.

Каждому новому знакомому она рассказывала о совершенно другом свойстве золотых драконов. Эйнарду, например, наплела, что у нее ледяное дыхание. С Джеммой «по секрету» поделилась своим умением понимать язык зверей. И ждала потом в напряжении, с каким требованием к ней явится градоначальник. Ставку, конечно, делала на золото: все-таки для людей этот металл имел первостатейнейшее значение.

Однако день шел за днем, и возвратившийся из похода градоначальник заходил, но ни словом не обмолвился ни о плачевном состоянии своего города, спасти который могла только Ора, ни о том, сколь счастлив он ее появлению в Армелоне и как сильно надеется, что ей здесь понравится и она решит остаться. Пообещал только, что сделает все, чтобы ее собратьям не пришлось больше маяться в рабстве. И Ора почему-то ему поверила.

А потом дала шанс его жене, пригласившей ее пожить в их доме. Ора к тому времени уже совсем поправилась, и занимать место в госпитале ей было не положено. Эйнард, правда, даже намека себе на это не позволил, догадываясь, вероятно, что выбора у Оры особо не было, но она и сама все понимала. Старалась в счет платы помогать с больными и размышляла над дальнейшей судьбой, склоняясь к тому, чтобы отправиться в Долину и там дождаться возвращения драконов. Предложение Ильги было весьма неожиданным и в первый момент показалось Оре тем самым ответом на вопрос о болтливости Кайи и корысти ее знакомых. Но в глазах у Ильги было столько теплоты и странной необъяснимой грусти, что Ора почувствовала искреннее желание принять приглашение.

— Не думай, что во мне жалость взыграла или что я одолжение тебе делаю, — улыбнулась Ильга, правильно поняв сомнения Оры. — Уж больно споро ты с делами управляешься: не хочется такую помощницу терять.

Так неожиданно Ора обрела и дом, и занятие. Ей нравилось трудиться в госпитале, чувствовать себя нужной. Целить людей, как Дарре, у нее, правда, не получалось, но вот рецепты всяких снадобий Ора запоминала махом и презирала лень, стараясь каждую секунду посвящать делу. Даже не думала, что приносить пользу — пусть и вроде бы ненавистным людям — окажется столь приятно. Но никто ее не обижал, не пытался унизить, не швырялся оскорблениями, хотя по Ориным глазам, столь же золотым, как и волосы, дракон угадывался несомненно. По всему выходило, что Кайя говорила об армелонцах правду. Как и освобожденные от рабства соплеменники Оры. В отличие от драконов, люди вовсе не испытывали оголтелой ненависти к ящерам. Да, среди них были жестокие изверги, которым доставляли удовольствие чужие мучения, но такие были и среди драконов. Ора лично знала тех, кто хвастался убийствами и поджогами. Но тогда она думала, что они поступают правильно. А теперь уже не была в этом столь же уверена.

Вилхе раздавал последние указания, а Ора невольно вспомнила, как Кедде рассказывал о том, что он умеет заряжать своей уверенностью и что за ним хочется следовать хоть в жерло вулкана. Так было и сейчас. Вроде бы ничего особенного Вилхе не говорил, а Ора чувствовала, как внутри у нее просыпается то ли восторг, то ли решимость, и она начинает верить, что у них все обязательно получится. Не может не получиться, если их ведет в бой Вилхе.

Он долго собирал сведения о Южных странах и Арене, на которой выступали пленные драконы. Потом прорабатывал план их освобождения, отряжая каждому из команды свое место. Даже для Оры нашлось поручение, хотя Кедде поначалу серьезно возражал против ее участия. Мол, юна еще, неопытна и совсем недавно от истощения оправилась. Парни — Арве и Ярке — с пеной у рта доказывали, что они сумеют ее защитить, на что Ора фыркнула и заявила, что она не хуже них может за себя постоять.

Слово за слово — и дело дошло до настоящих драконьих состязаний. Три ящера соревновались в скорости, ловкости и умении поразить цель с лета. Ора с удовольствием вспоминала данные ей Берге в детстве уроки, стараясь не думать о нем самом. Поначалу еще отставала, а потом обрела уверенность и легко обошла Ярке, лишь немного проиграв Арве. Ярке буркнул, что слишком долго не мог пользоваться драконьей ипостасью, поэтому ошибался, и Ора по доброте душевной согласилась с ним. Как бы то ни было, вопрос решился в ее пользу, и Ора стала полноценным участником освободительного похода.

А ведь мальчишки хотели отправиться одни. Но сначала Джемма рассмеялась им в лицо, поинтересовавшись, каким образом они собираются обойтись без своего основного разведчика. Потом Кеола заявила, что от Кедде больше ни на шаг не отойдет и полетит с ним, позволят ей это или нет. Спорить с почти совершеннолетним драконом никто особо не пытался, правда, Кедде заставил Кеолу дать слово, что она оберется только в случае крайней необходимости.

— Сама знаешь, что такое драконья ярость, — едва слышно напомнил он. И Кеола очень серьезно кивнула.

Обычным девчонкам, однако, от путешествия пришлось отказаться. Об этом Вилхе объявил на предпоследнем сборе — очень четко и категорично.

— Я поговорил и с Кайей, и с Аной, и они обе согласились, что забота об их безопасности может навредить нашему делу. Правда, за это я поклялся, что мы вернемся целыми и невредимыми, — чуть смущенно добавил он и почему-то покосился на Хедина. Тот какое-то время делал вид, что не замечает этого взгляда, потом раздраженно фыркнул:

— Рад за тебя!

Памятуя о переломанных ребрах Хедина, Ора предполагала, что Вилхе взывал к его благоразумию, но в итоге удовольствовался лишь таким ответом.

Сегодня, однако, Кайя была среди них и с самой ощутимой тревогой взирала на Вилхе. И даже обещание Хедина присмотреть за товарищем не могло ее успокоить. И все же она смирилась без единого упрека: Ора бы так точно не смогла. Нет, слезливую сцену не стала бы устраивать, но и одного бы не отпустила. Впрочем, она была драконом. Возможно, у людей преданность выражается иначе.

Вот наконец последние приготовления были сделаны. Вещи закреплены на спинах двух драконов, которым помимо этого предстояло взять на спины еще по три седока: тех, кто совсем не умел летать, а также Джемму и Кеолу, также по требованию командира оставшихся в человеческом обличии. Оре подобных приказаний не поступало, а потому она вдохнула, впуская в душу вторую ипостась...

И вздрогнула, услышав громкий девичий голос. Обернулась в недоумении и увидела, как из-за деревьев выскочила растрепанная рыжеволосая толстушка. Она подбежала к Вилхе и вцепилась ему в куртку.

— Мне нужен дракон! — заявила она.

Хедин хмыкнул, озвучив всеобщее мнение. Вилхе был более тактичен, хоть и не менее тверд.

— Прости, Беата, не сегодня, — отказал он.

Ора задумалась, пытаясь припомнить, слышала ли она о девице с таким именем, однако быстро убедилась, что ни разу. Очевидно, Беата не входила в команду Вилхе. Впрочем, неудивительно — с такой комплекцией и таким гонором.

— Сегодня! Прямо сейчас! — напирала Беата. — Ты же знаешь: я бы без причины не просила!

Теперь хмыкнул и Кедде, но Беата бросила на него такой взгляд, которым можно было бы спалить его и в образе ящера. Вилхе, однако, снова покачал головой.

— И тем не менее, — ответил он. — Думаю, по возвращении ребята не откажутся тебе помочь.

— По возвращении будет слишком поздно! — выкрикнула Беата, кажется переставая держать себя в руках, а у Оры неожиданно пробудился к ней интерес. В ее тоне чувствовалась неподдельная нужда, а вот парни, кажется, совершенно ей не верили. И не собирались проникаться.

— Слишком поздно для чего? — соизволил-таки поинтересоваться Вилхе, и Ора невольно напрягла слух. Да, любопытство было ее слабостью, и Ора никогда не могла его побороть. А сейчас еще и очень хотела услышать ответ.

Однако Беата вдруг отступила назад, опустила голову и решительно ей покачала.

— Это не твое дело, Вилхе! — сурово отчитала она его. — Я же не вмешиваюсь в твои сердечные дела! Но, если не поможешь, я пойду пешком! Мне все равно!..

— Ясно! — не дал ей договорить Кедде. — Сердечные дела пока повременят. А нас и так уже заждались.

Он первым направился к готовым к отлету драконам. За ним последовали остальные. Вилхе чуть замешкался, словно хотел еще что-то сказать Беате — подбодрить или извиниться, — однако так и не собрался. Только мотнул головой, обнял еще раз на прощание Кайю и быстро забрался на спину Арве, где оставалось для него место.

Беата наблюдала за ним молча, сбросив руки подошедшей с утешением Кайи, и столько было в ее взгляде непонимания, сменяющегося глубочайшим разочарованием, а потом и бескрайним отчаянием, что Ора словно себя на ее месте увидела. Совсем еще недавно она точно так же смотрела на продавшего ее Берге и не хотела верить в такую подлость.

А потом в ее сердце что-то умерло, и Ора...

Нет, она не хотела снова это испытывать.

Шагнула к Беате.

— Любишь его? — только и спросила она. Беата кивнула с какой-то необыкновенной силой.

— Больше всех на свете!

Ора приняла решение. В конце концов, Беате она явно была нужнее, чем остальным.

— Тогда садись! — выговорила она и обернулась драконом.

Одже расчухался в огромном гроте. Яркий неестественный свет моментально ослепил, и Одже пришлось переждать какое-то время, прежде чем снова открыть глаза. Но и вторая попытка не увенчалась успехом: свет бил в глаза до острой боли, словно отгораживая от Одже тех, чье дыхание гулко отражалось от пещерных стен.

— Скоро привыкнешь, — раздался громогласный насмешливый голос, вынудивший Одже вздрогнуть. Забыть его было нельзя, и даже прошедшие с момента последнего явления Создателей людям годы ничего не меняли. Энда — Властитель Земной Сферы и самый язвительный бог на свете. — Ну или — по желанию — на воздух можно вернуться. Там попроще будет.

Одже мотнул головой, очень медленно открывая глаза и приноравливаясь к свету. Интересно, он сам сознание потерял или это Создатели постарались, чтобы он дорогу в их покои не запомнил? Если сам, должно быть жутко стыдно. Однако стыдно не было. Напротив, Одже ощущал необыкновенную легкость и свободу, будто разом избавился от всех своих заморочек. И даже Божественную Триаду ни чуточки не боялся. В конце концов, терять ему было нечего.

Наконец он справился с резким светом и смог хоть немного оглядеться.

Грот на самом деле был просто невероятных размеров. Наверное, десять армелонских площадей в себя бы вместил, а высотой явно превосходил корабельные сосны.

Стены, пол, потолок были идеально гладкими и словно покрытыми сусальным золотом. Впрочем, наверное, боги могли себе позволить не только покрыть, но и создать полностью золотую пещеру, а наскальные рисунки выложить драгоценными камнями. Одже даже пригляделся, но самоцветов все-таки не увидел. Ладно, и без них это богатство несколько угнетало. Интересно, зачем оно Триаде? Хвалиться — не перед кем. А жить здесь было совсем неуютно.

— А это чтобы на вас, смертных, впечатление правильное производить, — снова раскатом прозвучал голос Энды. Значит, боги еще и мысли читать могли. Ничего удивительного, конечно, но на кой ляд им мысли такого, как Одже?

— И часто у вас гости бывают? — не испытывая никакого трепета, поинтересовался он. Перед Беатой точно сильнее робел. Так, что глупости одни и говорил. А то и вовсе молчал, как скудоумный, пожирая глазами. И как она только терпела его столько времени?

— Не столь часто, как хотелось бы, — продолжил отвечать Энда. — Думаем с сестрами: это от того, что никто еще отсюда домой не вернулся.

Одже повел плечами: страха тоже не было. Вообще никаких привычных чувств не было, помимо тягучей тоски. Глупо, но перед озвученной богами смертью безумно захотелось еще хоть на мгновение увидеть Беату. Попросить у нее прощения за все свои глупости. Все-таки он поступил как последний трус, сбежав и ничего не объяснив. Ну да теперь уж не исправишь.

— А в «Истинных сказаниях» написано, что вы людей привечаете, — старательно улыбнулся Одже. — Или они тоже лгут?

— Отчего же? — прошелестела наконец Ойра. — Вы дети наши любимые. Глупые, непослушные, но самые дорогие.

— Мы давно тебя ждали, — прожурчала ей в поддержку Ивон и махнула похожей на рыбий плавник лапой. Тотчас перед Одже появился стол, уставленный яствами, а он только сейчас понял, что все еще сидит на полу. Но даже это не смутило. Одже совершенно спокойно поднялся на ноги и прошел вдоль стола.

От ароматов еды подвело желудок.

Чего здесь только не было!

Рыба — целиком, украшенная незнакомыми ягодами; кусочками — под шубой из овощей; завернутая улитками с какой-то начинкой. Птица — примерно в тех же вариациях, щедро сдобренная гарнирами. Выпечка — некоторых сладостей даже у кудесницы Айлин было не сыскать. Посередине стола царствовал запеченный поросенок с яблоком во рту. Рядом с ним стоял высокий каравай. От него-то Одже и оторвал кусочек.

Ойра и Ивон переглянулись. Энда хмыкнул.

— Интересный выбор, — заметил он, обращаясь к сестрам, а не к Одже. — Главное — искренний.

— Ну, тогда, может, все наконец и получится? — с надеждой в голосе спросила Ивон. Ойра тихонько вздохнула и принялась рассматривать Одже, словно в душу ему заглянуть пыталась.

А на него напала несусветная храбрость. Нисколько не стесняясь этого осмотра, Одже прожевал кусок каравая и сердечно поблагодарил хозяев. Хлеб действительно был необыкновенно вкусным.

— Не вкуснее имбирных пряников, — ухмыльнулся Энда, и Одже наконец пробрало. Щеки запылали: может, Создателям и положено было все знать, но тактичности поучиться точно бы не помешало. Иначе гостей вскоре вовсе не останется.

Энда расхохотался, явно прочитав и эти мысли. Одже сжал кулаки, защищая единственную ценность, какая у него была.

— Не вкуснее! — отрезал он. Энда еще раз фыркнул.

— Искренне! — снова проговорил он. — Давно с таким не встречались. И что же столь чистая душа в Заповедной пещере делает? Сюда, знаешь, с добрыми намерениями не приходят.

— С какими еще намерениями можно приходить к Божественной Триаде? — изумился Одже. — Вы же насквозь всех видите. Дурные мысли за сотню шагов различаете.

— И дальше, не сомневайся, тоже различаем, — усмехнулся Энда.

— Да не все в это верят, — вздохнула Ойра.

— Ты сам, кажется, тоже, — с улыбкой поддела его Ивон. Одже передернул плечами.

— Напротив, — возразил он. — Я уверен, что вы о каждом человеке помните и судьбу его наперед знаете. Поэтому и пришел спросить, какое место вы мне в этой жизни уготовили!

Энда пожевал губами, будто досадуя на столь глупый вопрос. Его сестры почтительно промолчали. Молчал и Одже, глядя на трехглавого дракона и зачем-то считая изумрудные кольца на средней шее. Колец оказалось пятнадцать.

— За каждые полвека нашего заточения в этом теле, — неожиданно буркнул Энда, и Одже вздрогнул, услышав в его голосе обиду. Ойра вздохнула — так, что в пещере стало холодно. Ивон отвернулась, и об пол звякнули две льдинки. — Как думаешь, после того что с нами сделали люди, должны мы удовлетворять ваши прихоти?

— Люди? — не веря собственным ушам, переспросил Одже. — С богами?! Да вы же этот мир сотворили, и нас, и драконов! Да как же обычные смертные?..

— Желаниями своими отвратительными! — рявкнул Энда, едва не обрушив пещерный потолок. — Душами грязными! Пороками неистребимыми! Вы кровь от крови нашей! Лучшее творение! Вам все было дано — живи и пользуйся! Но вам же всегда надо больше! Вы!..

Ойра ласково прижалась щекой к щеке брата, успокаивая его. Еще бы: разве пристало богам перед своими игрушками терять лицо? Но, оказывается, и у них были чувства. И проблемы. И даже самые настоящие беды, с которыми они не могли справиться.

— Садись, — мягко предложила Ивон, и Одже сам не понял, как плюхнулся на появившуюся позади него лавку. — Это мы с сестрой виноваты: уговорили брата сжалиться над драконами и вернуть их детям человеческое обличие.

— Так и вернули же! — поражаясь собственной наглости, перебил богиню Одже. Энда фыркнул, однако тут же овладел собой и устало кивнул Ивон.

— Рассказывай уже сначала, — позволил он. — Может, молодой человек и для себя что полезное в твоей истории найдет.

Ивон вздохнула и расстроенно отвела взгляд в сторону.

— Земля, Воздух, Вода — три стихии Божественной Триады, — тихо заговорила она — глухим, усталым, почти пересохшим ручейком. — Как думаешь, чего не хватает?

— Огня? — предположил Одже, не понимая, откуда это слово взялось у него в голове. Разве что боги и подсказали? Сам он точно никогда раньше об этом не задумывался.

— Огня, — кивнула Ивон. — Огонь — прародитель всего. Именно он был изначально, и из него появились остальные Сферы.

— Но… — пробормотал Одже. — Ни в одних «Сказаниях» нет ни слова…

— Люди забыли, — снова заморозила пещеру своей грустью Ойра. — Мы помогли, конечно, но и вы не слишком старались сохранить истину.

Она прижала лапу к стене, а когда убрала, под ней оказался рисунок огненного дракона. Крылья его были всполохами, из пасти вырывалось пламя, искры летели во все стороны. А на груди пылал — по-настоящему! — раскаленный докрасна камень.

— Праматерь богов, — представила Ойра свое творение. — Известная драконам нынче как бабка Гудлейв.

Одже ошалело уставился на Энду, словно именно он должен был подтвердить или опровергнуть слова сестры. О бабке Гудлейв Одже знал от Джеммы и Арве. Слышал о ней, конечно, краем уха, но этих сведений оказалось вполне достаточно, чтобы представлять себе, кто это и как она выглядит. И меньше всего этот образ походил на тот рисунок, что создала на стене Ойра.

— Маме досталось больше всех, — объяснила за брата Ивон. — Но она в мудрости своей смирилась. А мы так и не смогли.

Одже продолжал смотреть на трехголового дракона, переводя взгляд то на одного Создателя, то на другого, то на третьего. В глазах Энды читалось озлобление. В глазах Ойры — вина. В глазах Ивон — печаль.

— Но как?!.. — наконец не выдержал Одже, как будто говорил не с богами, а с товарищами, которых у него раньше никогда не было.

— Мы тогда еще были очень сильны, — ветерком зашелестели слова Ойры, и Одже на мгновение показалось, что она рассказывает легенду из книги. — Праматерь подпитывала нас своим Огнем без всякой скупости, и превратить человека в дракона было для Энды делом одного мгновения.

— Те люди действительно обманули его и очень сильно разочаровали, — вступилась за брата Ивон, а Энда хмыкнул, будто нашкодивший мальчишка, которому нашли оправдание.

— Они заслужили свое наказание, — присоединилась Ойра и продолжила рассказ: — Но шли годы, и мы все чаще слышали от них мольбы о прощении. И не смогли остаться равнодушными.

— Начали уговаривать брата сменить гнев на милость, убеждая, что дети не должны отвечать за грехи своих родителей, — грустно улыбнулась Ивон. — Если бы мы тогда только могли предположить…

— Не возвращения к людям они желали, а мести! — резко проговорил Энда. — Сговорились, просчитали — и ударили, когда мы с сестрами не ждали!

— Если бы драконьи отпрыски не обрели человеческую ипостась, мама не допустила бы их к себе, — с горечью призналась Ивон. — Но перед ребятней невозможно устоять. А мы не подумали, что драконы не пожалеют собственных детей, отправив их к праматери с подлыми намерениями.

— Мама никогда не рассказывала, что тогда произошло на самом деле, — едва слышно проговорила Ойра. — Но эти самые дети похитили Огненный камень, дающий ей силу. Вынесли его из пещеры и подставили под солнечные лучи. И он распался на сотни осколков, осевших в душах предателей.

— А мама превратилась в драконью старуху, — снова всхлипнула Ивон. — Мы пытались возвратить ей Огонь, объединив наши умения и наши души. Но без ее подпитки это оказалось невозможно.

— Наших сил больше не хватает на настоящие чудеса, — вздохнула Ойра. — Лишь в триединстве заключено теперь наше могущество. Боги могут управлять тысячами судеб, но, когда дело касается близких, становятся так же уязвимы, как и простые люди.

— Драконы добились того, чего хотели с самого начала, — стали подобием богов! — озлобленно подытожил Энда. — Каждому из них досталось по Божественной искре, давшей удивительные умения, но и напитавшей их ненавистью к людям. Огонь не терпит подлости, выжигая черную душу дотла.

— И что?.. — словно находясь в какой-то прострации, спросил Одже. — Неужели ничего нельзя сделать, чтобы вернуть прародительнице силу и освободить драконов от ненависти?

Энда удивленно приподнял брови. Потом хмыкнул.

— Зришь в корень, мальчик, — заметил он. Одже поморщился: мог бы и не напоминать о том, как он выглядит в свои почти девятнадцать. Впрочем, какая ему теперь была разница? — Призвать Искры под силу что мне, что любой из моих сестер. Но нужен достаточно крепкий сосуд, чтобы собрать их воедино.

— Чистая душа, — прошелестела Ойра, и Одже неожиданно стало холодно. — Та, что не захочет использовать Огненную силу в своих целях.

— Иначе сосуд сгорит заживо, — неприятно жестко предупредила Ивон. — Так что хорошо подумай, прежде чем предлагать себя для этой цели, если не хочешь сгинуть огромным факелом.

Одже повел плечами. Так или иначе он не собирался возвращаться. А что может быть лучше, чем закончить жизнь хотя бы попыткой сделать доброе дело?

— Не знаю, насколько подходит моя душа... — начал было он, но Энда оборвал его своим замечанием:

— Больше, чем у иных героев! — заявил он. И Одже решился.

— А что будет, если получится? — сам не зная зачем, спросил он. Энда нахмурился, однако ответил:

— Исполню твое желание: на это-то я еще способен!

Но Одже замотал головой. Разве о себе он говорил? Вдруг захотелось представить мир без драконьей ненависти и божественной слабости. Станет ли он лучше? Быть может, драконы наконец помирятся с людьми и смогут сосуществовать рядом? И боги перестанут им препятствовать и займутся действительно нужными делами? Остановят войны, потушат эпидемии, возродят свои добрые имена и напомнят о своей матери?

Лишь бы Беата в этом новом мире нашла свое счастье!

— Я хочу попытаться! — твердо проговорил Одже. — Обещаю, что не предам вашего доверия!

— Даже если я скажу, что это не твое предназначение? — вдруг как-то скучно поинтересовался Энда. — Что тебе на роду написано прожить до девяноста трех лет и скончаться во сне без страха и мучений?

— Вот и посмотрим, насколько верны ваши предсказания, — легко улыбнулся Одже. — Не хочу еще и следующие три четверти века презирать себя за трусость. И за неблагодарность гостеприимным богам.

— Хорошо сказано! — мягко поддержала его Ивон. — Мы с сестрой постараемся избавить тебя от боли, и твой разум останется светлым и незамутненным, способным принимать решения.

— Тебя будет наполнять тепло, и в какой-то момент ты ощутишь в себе огромную силу, — продолжила объяснение Ойра. — Если справишься с собой, если не захочешь оставить ее себе навсегда, значит, и душа твоя выдержит испытание Огнем. Однако при первом же твоем сомнении...

— Я спалю сам себя, — кивнул Одже. Ойра согласно вздохнула.

— У тебя все еще есть возможность отказаться, — напомнил Энда. — Вернешься домой — и даже не вспомнишь о нашей встрече.

— Этого я и боюсь больше всего, — признался Одже. — Второй раз заявиться в покои Создателей мне наглости точно не хватит.

Энда еще с минуту осматривал его, будто искал повод отправить-таки восвояси. Потом закутал себя вместе с сестрами в драконьи крылья, и Божественная Триада сомкнула глаза, призывая потерянную когда-то силу...