22 Большой скачок

Поздно вечером накануне 6 марта 1957 года, президент Ганы Кваме Нкрума стоял на трибуне, охватывая взглядом толпу сограждан[63]. Последние восемьдесят лет страна была колонией (территорией, которой правила зарубежная держава). Когда часы пробили полночь, Нкрума провозгласил, что отныне Гана свободна навсегда. В этот момент впервые в истории страна черного континента получила независимость. В столице Аккра, на площадке для игры в поло, где проходили официальные празднования, опустился британский Юнион Джек, атрибут бывшего правителя Ганы, и взвился новый флаг – красно-желто-зеленый. «Дети Ганы встанут и продолжат твое дело», – пели толпы. Гана была первопроходцем. Несколько лет спустя британский премьер-министр Гарольд Макмиллан сказал, что «на континенте дуют ветры перемен». Действительно в 1960-е годы десятки колоний в Африке и Азии обрели независимость.

Нкрума создал единую, независимую страну из разрозненных провинций и народностей. Арка, сооруженная в Аккре, с выгравированными на ней словами: «Свобода и справедливость с 1957 года», ознаменовала начало новой эпохи. Нкрума знал, что эти слова значили гораздо больше, чем яркий флаг и новый государственный гимн. Свобода и справедливость будут существовать только тогда, когда у людей будет жилье и еда, когда они будут здоровы и будут уметь читать и писать. До независимости Гана зарабатывала много денег на продаже своего какао. Часть доходов уходила на строительство автомобильных и железных дорог. Несмотря на это, Гана была бедной страной, как и многие молодые нации. Почти четверть детей умирала, не достигнув пяти лет, и средний доход населения был крошечным, по сравнению с европейским. Нкрума пообещал, что Гана станет раем в течение десяти лет.

Одним из участников празднования независимости был экономический советник Нкрума Артур Льюис (1915–1991 гг.), который вырос в бедном захолустье Британской империи, на острове Сент-Люсия в Карибском море. Будучи подростком, он хотел стать инженером, но вскоре понял, что сахарные плантации с белыми управляющими никогда не наймут черного инженера. По окончании Лондонского университета в 1930-е годы журнал The Economist отказал ему в работе из-за того, что люди не захотят разговаривать с темнокожим корреспондентом. Позже последовали его победы: в 1938 году он стал первым человеком африканского происхождения, которого назначили на должность лектора в Лондонской школе экономики. В 1979 году он получил Нобелевскую премию по экономике, что до него не удалось ни одному африканцу.

Льюис увидел, что в отличие от богатых стран, экономика бедных полна контрастов между «современным» и «традиционным», между роскошными магазинами и нищими уличными торговцами. Современная часть материально-производственной сферы состоит из капиталистических предприятий и заводов, которые нанимают рабочих, чтобы изготавливать товары на продажу для извлечения прибыли. Традиционная – из семейных бизнесов, которые делят свою выручку между родственниками и друзьями, вместо того чтобы максимизировать доход. Такую экономику Льюис называл двойственной – с «развитыми маленькими участками, окруженными экономической темнотой». Это характерно для бедных стран. В традиционной экономике действует масса рабочих, многие из которых вносят незначительный вклад в производство. Есть женщины, которые подрабатывают тем, что помогают вести домашнее хозяйство, молодые люди, предлагающие отнести чемоданы туристов, и мальчики-посыльные, бездельничающие за дверями кабинетов. Льюис говорил, что на самом деле традиционный сектор содержит «неограниченный» запас рабочих рук. Вероятно, можно сократить их количество в два раза, не повредив производству. Здесь находится корень экономического прогресса. Современный сектор может нанять много трудящихся за низкую зарплату и затем получать высокую прибыль. Она будет возвращаться в оборудование и заводы. Так современная часть экономики расширяется, а традиционная сужается, темнота отступает.

Льюис помог разработать раздел экономики, занимающийся развивающимися странами. Развитие подразумевает прогресс и улучшение: младенец начинает ходить, учится говорить и вырастает в социально развитого взрослого. В XIX веке Великобритания выросла из сельскохозяйственной страны в энергичную промышленную державу. Сегодня страны Африки и Азии пытаются сделать то же самое. Другой основатель экономики развивающихся стран – британский специалист Пауль Розенштейн-Родан (1902–1985 гг.), родившийся в Польше. Во время Второй мировой войны вдали от фронта, в тихом лондонском сквере, в элегантной усадьбе, он собрал группу коллег, чтобы обдумать экономические перспективы новых государств. Ученые считали, что стремительное развитие Африки и Азии необходимо для создания лучшего мира после войны.

Все великие мыслители, в частности Адам Смит и Давид Рикардо, восхищались прогрессом экономики. Стоит ли говорить отдельно об экономике развивающихся стран? Разве не все материально-производственные сферы развиваются? В каком-то смысле, да. Но Гана и другие страны, вновь обретшие независимость, такие как Индия и Египет, появились в совершенно новом мире, отличающемся от Манчестера XIX века, в котором впервые проложили британскую железную дорогу. К 1950-м годам Европа и США ушли далеко вперед от остальных стран. Они поняли, как вырабатывать дешевое электричество и производить множество товаров на огромных производствах: от радио до сахара-рафинада. Странам третьего мира не придется вновь изобретать все это. «Что другие государства достигли за 300 или больше лет, бывшая колония должна осуществить за поколение», – сказал Нкрума.

Розенштейн-Родан и Льюис считали, что новые страны были далеки от реализации своего экономического потенциала. Они называли их «недоразвитыми» или «развивающимися». Главное, мыслители верили, что разумная политика поможет этим государствам разбогатеть. Экономисты по вопросам прогресса и лидеры развивающихся стран думали, что создание промышленности обязательно. Нкрума сказал, что его люди будут счастливы, когда из-за дыма заводов они не смогут увидеть другой берег реки Вольта. Таким образом, задача состояла в преобразовании развивающихся стран, состоящих из небольших ферм и редких деревень, в индустриальные, потоком выпускающие автомобили и химикаты.

До 1940-х годов большинство экономистов считали, что рынков будет достаточно: перспектива прибыли будет стимулировать бизнесменов строить заводы и телефонные сети. Но новые специалисты по вопросам развития считали, что рынки совсем не так функционируют в бедных странах.

Льюис показал, как развивающимся экономикам нужно взять большое количество трудовых ресурсов из сельской местности и использовать их на заводах. Однако Розенштейн-Родан сказал, что это не произойдет автоматически.

Прибыль фабрики зависит от наличия других производств. Чтобы зарабатывать деньги, новому консервному заводу нужно продавать сардины. Кто будет их покупать? Люди в традиционном секторе экономики зарабатывают слишком мало, и у них нет денег на сардины в консервах. Рабочие завода будут тратить некоторую часть своей зарплаты на них (но не всю, ведь они также хотят купить обувь). Если в это же время откроется обувная фабрика, тогда ее трудящиеся смогут покупать сардины, а сотрудники консервного завода – обувь. Каждый производитель создает рынок для продуктов другого. Тогда, чтобы произошла индустриализация, нужно взять рабочих с земли и одновременно поместить их в разные многочисленные отрасли промышленности. Вместе заводы будут прибыльными, но не сами по себе. Итак, если бы вы были бизнесменом, подумывающим об учреждении консервного завода, вы бы отказались от своей идеи из-за отсутствия других индустрий в стране. Порты, металлургические заводы и судостроительные верфи зависят друг от друга и их необходимо строить вместе. Развивающимся странам нужно было пройти путь от неимения ничего до владения всем. Розенштейн-Родан настаивал, что этот большой скачок может точно рассчитать только государство, ему следует сделать массовые инвестиции во многие области экономики. Гана предприняла такую попытку. Государство строило электростанции, больницы, школы и современный порт. Тут и там вырастали заводы и промышленные предприятия. Самым крупным проектом стало строительство дамбы на реке Вольта. Для его осуществления пришлось переселить восемьдесят тысяч людей. Дамба стала крупнейшим искусственным озером в мире. Богатые страны предоставляли пособия, предлагали деньги на строительство объектов. У государства была большая надежда, что благополучие уже близко.

Однако большой скачок – трудная задача, особенно для молодых правительств с небольшим опытом. В Гане он дал людям больницы, телефоны и чистую воду, но также привел и к многочисленным проблемам. Многие предприятия стали полным провалом. Построили фабрику по обработке манго, хотя в стране было не так много этих фруктов. Гигантский стекольный завод мог произвести столько стекла, сколько всей стране никогда не понадобится. Фирмы не способствовали прогрессу. Движение остановилось, и экономика рухнула. Большой скачок обернулся неприятностями во многих других странах Африки, Латинской Америки и Азии. Одна из причин была в возникновении связи между политикой и экономикой, которая вредила развитию. Когда государство вкладывает деньги в новые индустрии, бизнесмены стараются получить от него деньги и в дальнейшем. Некоторые из них будут прикладывать большие усилия для убеждения государственных служащих финансировать компании, предоставить им привилегии, чтобы сделать свои заводы эффективными.

Однако некоторые страны преуспели. Южная Корея – одна из них. В конце Второй мировой войны Корея разделилась на два государства: коммунистическую Северную и капиталистическую Южную, они начали воевать друг с другом в начале 1950-х годов. Миллионы людей были убиты, а выжившие жили в глубокой бедности. Многие из них потеряли свои дома и им приходилось добывать еду на холмах. В 1961 году генерал Пак Чон Хи захватил власть и сделал возможным большой скачок для Южной Кореи в стремлении превратить страну в индустриальную державу[64]. Пак организовал толчок Южной Кореи посредством чеболей – крупных бизнесов, тесно связанных с государством[65]. Правительство направляло чеболы в конкретные отрасли промышленности и выдавало им дешевые займы. Изначально их защищали от зарубежной конкуренции. Позже государство настояло, чтобы они стали конкурентоспособными и смогли экспортировать свои продукты.

Экономика Южной Кореи стала развиваться. До того как перейти к стали, автомобилям и кораблестроению, страна развила собственную текстильную и швейную промышленность. В 1950-е годы у Северной Кореи была более сильная экономика, чем у Южной, но вскоре последняя наверстала упущенное и оставила позади многие развивающиеся страны. За пару десятилетий после начала правления Пака экономика выросла в десять раз. Два из чеболей: производитель электроники Samsung и автоконцерн Hyundai, стали широко известны в Европе и США. Сегодня южные корейцы имеют уровень жизни, сопоставимый с богатыми странами. Люди называют подвиг Пака «чудом на реке Ханган». В Южной Корее государство не давало новым индустриям лениться. Когда оно вознаграждало бизнесменов дешевыми займами, оно проверяло эффективность фирм. Пак даже отзывал одолженные суммы у тех компаний, которые не смогли стать достаточно конкурентными, чтобы продавать свои товары за рубежом. Несколько других азиатских стран – Сингапур, Тайвань и Гонконг – также пережили экономическое чудо после войны. За их поразительные достижения эти страны стали называть «азиатскими тиграми».

К сожалению, в некоторых государствах вмешательство правительства в экономику обернулось чем-то более страшным, чем просто неудачным большим скачком. Лидер Заира (Демократической Республики Конго) Мобуту Сесе Секо украл миллионы долларов у своей страны, построил себе десяток дворцов и катался по реке Заир на огромной яхте с диванами в форме устриц, обитыми розовым шелком[66]. В это время его люди боролись за жизнь, дороги разрушались. Поэтому специалисты-«хозяйственники» отвернулись от идеи большого скачка. В 1980-е годы они посоветовали правительствам как богатых, так и бедных стран прекратить вмешательство в экономику. Разрабатывались новые политики свободного рынка для развития финансово слабых стран, к примеру, «приватизация», продажа частным бизнесменам компаний, которыми владеет государство. Эти предложения также вызвали разочарование, и экономисты стали понимать, что для производственного взлета не существует единого «переключателя зажигания», которым в любое время может воспользоваться государство.

В 1253 г. одна итальянская фирма начала вести рукописную запись счетов со словами «во имя Господа и прибыли».

Загрузка...