Краткая история экономики. 77 главных идей о богатстве и бедности от Платона до Пикетти

5 Дар природы

Однажды в 1760 году в Версальском дворце Франсуа Кенэ (1694–1774 гг.) пришел в отчаяние. Его друг и идейный соратник маркиз де Мирабо только что опубликовал книгу, вызвавшую раздражение многих людей. Она называлась «Теория налогов» и поначалу казалась довольно скучной. Однако из-за нее Мирабо попал в тюрьму. Кенэ был врачом мадам де Помпадур, любимой фаворитки короля Людовика XV. За несколько лет до этого, в возрасте 60 лет, он стал (как раз с помощью Мирабо) ведущей фигурой в группе мыслителей, которые каждый вторник собирались во дворце Мирабо для обсуждения своих идей. Участники собрания были первой экономической «школой». Кенэ был хорошо известной личностью при королевском дворе. Он уважительно и аргументированно критиковал французскую хозяйственную систему. Мирабо же, напротив, был вспыльчивым человеком. В своей книге он во всеуслышание объявил о предложении Кенэ избавить от налогов земледельцев Франции и вместо этого взимать налоги с аристократов. Король был в ярости, и он заключил Мирабо в тюрьму. Мадам де Помпадур пыталась утешить встревоженного доктора, сообщив ему, что она старается успокоить короля, и что скоро гроза минует и все забудется. В ответ Кенэ мрачно заметил, что всегда в присутствии короля думал только об одном: «Этот человек может отрубить мне голову».

Как обнаружил Мирабо, налоги – это деликатная тема. Правителям приходится взимать налоги со своих подданных. Каким еще другим способом можно получить средства, чтобы платить придворным, а также солдатам, защищающим королевство? В те времена Франция тратила много денег на ведение войн и еще больше – на содержание короля, на великолепные замки аристократов, банкеты и драгоценности. В связи с этим возникал вопрос: кого именно облагать налогом? В каком количестве их облагать? Правителю необходимо, чтобы влиятельные аристократы были на его стороне, поэтому облагать налогами их – дело непростое. Если налоги на крестьян окажутся слишком большими, вплоть до непосильных, то они могут перестать работать или, что еще хуже, могут восстать. Жан-Батист Кольбер, министр финансов прежнего короля Людовика XIV веком раньше, несомненно, имел в виду сложный динамичный компромисс, говоря: «Искусство сбора налогов состоит в том, чтобы ощипать гуся, получив возможно больше перьев и возможно меньше гогота».

По сравнению с Великобританией сельское хозяйство Франции было отсталым и непроизводительным. Крестьяне, работающие на земле, влачили жалкое существование. Жизнь за городом в сельской местности была сопряжена с монотонной тяжелой работой, с бедностью и голодом. Кенэ винил в этом высокие налоги, которыми облагались производители на земле и которые уходили на обеспечение потребностей придворной жизни королевского двора и аристократов. Двор, аристократы, а также богатое духовенство, напротив, вообще были освобождены от налогового бремени и не платили налоги.

Кенэ говорил, что земледелие играет особую роль в хозяйственной системе общества. Природа, возделанная человеком на полях, укрощенная им в реках и в охотничьих угодьях, является главным источником богатства нации. Вот почему идеи круга мыслителей Кенэ – первых, кто называл себя «экономистами» – стали известны как физиократия, что означает «власть природы». Физиократы утверждали, что богатство состоит, например, в выращивании пшеницы и свиней, в этом и заключается дар земли. Земледельцы используют свой урожай или доходы от его продажи, чтобы прокормиться. Кроме того, иногда они производят излишек, который можно продать другим людям. Кенэ полагал, что излишек является жизненной силой хозяйственной системы. Он назвал его чистым продуктом: это то, что остается от годичного сельскохозяйственного производства (совокупный общественный продукт) после того, как фермеры взяли себе необходимое. Кенэ говорил, что чистый продукт может быть произведен лишь людьми, работающими бок о бок с природой, к примеру, рыбаками и пастухами. Рыбак ловит рыбу в реке, а пастух пасет овец на пастбищах.

Физиократы полагали, что чистый продукт возникает напрямую из экономической системы согласно законам природы, которые неизменны и даны Богом. Они считали, что для правителя было бы неразумно вмешиваться в них, но это как раз и сделала французская монархия. Она обескровила крестьян и искалечила сельское хозяйство страны. Что еще хуже, государство осыпало привилегиями ремесленников и купцов, живущих в городах, в то время как крестьян нещадно эксплуатировало. Франция имела пеструю и сложную мозаику законов, разработанных для того, чтобы строить промышленность, в основном путем защиты производителей от конкуренции как внутри страны, так и за ее пределами. Большая часть этой политики соответствовала предложениям меркантилистов, с которыми мы познакомились в предыдущей главе.

Торговцы, купцы и ремесленники защищали свои привилегии через систему «цехов». Это были организации, берущие свое начало в Средние века. Зачастую они представляли собой могущественную силу. Если взглянуть на Париж за несколько десятилетий до начала физиократического движения, то можно увидеть, как далеко могли пойти цехи в защите своих членов. В июне 1696 года начались беспорядки среди городских производителей пуговиц (пуговичников). Они нападали на швейные мастерские в поисках подпольно произведенных пуговиц, что угрожало их господству в торговле пуговицами с шелковыми застежками. Проблема была в том, что некоторые предприимчивые портные начали делать такие застежки для пуговиц из шерсти. Цех производителей пуговиц выразил свое недовольство и подал жалобу, власти ввели запрет на шерстяные застежки для пуговиц. Владельцы парижских лавок проигнорировали приказ властей, и тогда уполномоченные смотрители цеха начали преследовать бунтующих портных. Они даже пытались арестовать всякого появлявшегося на улице в одежде с шерстяными застежками для пуговиц. Сегодня сложно представить, что союз производителей имеет такую силу и оказывает такое влияние на рынок сбыта и спрос потребителей. Привилегии, которыми обладали изготовители пуговиц, помогали им зарабатывать деньги. Физиократы считали, что прибыли производителей получаются только благодаря пожалованным им привилегиям, а не потому, что они создавали какой бы то ни было реальный товарный излишек.

Кенэ говорил, что отрасли индустрии, производящие готовые изделия (не сырье), на самом деле совершенно не способны создавать излишек общественного продукта. Производители пуговиц зарабатывают прибыль от продажи пуговиц лишь благодаря труду и шелку, которые расходуются при их изготовлении. Все, что делают эти производители – преобразуют то, что уже создала природа. Поэтому Кенэ называл индустриальное производство и переработку «бесплодной» деятельностью. Еще хуже то, что вследствие поощрения французским государством индустрии, ресурсы изымались у производительных предприятий (крестьянских хозяйств) и направлялись в многочисленные «бесплодные» отрасли народного хозяйства. Еще более критично он относился к банкирам, купцам и торговцам, которые, по его мнению, были паразитами на экономическом теле общества. Они сновали вокруг ценностей, создаваемых другими людьми, в надежде заполучить прибыль, при этом не внося в ее создание никакого собственного вклада.

Будучи врачом, Кенэ видел экономику как гигантский организм, производящий драгоценный излишек общественного продукта. Этот излишек действовал как система жизненно важного кровоснабжения. Для объяснения своих представлений Кенэ создал первую экономическую «модель» – упрощенную картину хозяйственной системы. Эту картину он нарисовал в своей гениальной «Экономической таблице» (Tableau Économique). Для того чтобы представить кругооборот ресурсов в хозяйственной системе, он начертил ряд зигзагообразных линий. Крестьяне производили излишек и уплачивали его в форме ренты аристократам, которые владели землей и которые затем покупали шелковые застежки для пуговиц, серебряные подсвечники и канделябры у ремесленников. Ремесленники, в свою очередь, покупали продовольствие у крестьян, тем самым завершая цикл кругооборота. Экономическая система в итоге представлялась как схема циклических потоков, кругооборот излишка между крестьянами, землевладельцами и ремесленниками. Когда излишек увеличивается, расширяется поток распределяемых ресурсов между ними, и экономика растет. Если же излишек сокращается, экономика сужается. Это как раз и происходило, по мнению физиократов, во Франции.

Зигзаги доктора Кенэ производили впечатление на людей, озадачивали их и ставили в тупик. Мирабо, осознав, что означают эти зигзаги, провозгласил Кенэ самым мудрым человеком в Европе. Кенэ, по его мнению, был умен как Сократ. «Таблица», несомненно, оказала большое влияние на науку: позднейшие экономисты, включая Адама Смита, воздавали ей должное, давали высокие оценки.

У доктора Кенэ было лекарство против болезней, которыми страдала Франция. Прежде всего надо было увеличить излишек общественного продукта, производимый в хозяйственной системе. Мирабо нажил себе немало неприятностей в попытках объяснить, как это можно сделать практически. Зигзаги доктора Кенэ обнажили проблему с налогообложением крестьян. Из-за более высоких налогов у земледельцев оставалось меньше семян для посева в следующем году, а также меньше денежных средств на улучшение своих орудий труда. Если бы налогом облагались только владеющие землей аристократы, у крестьян оставалось бы больше ресурсов для возделывания земли и улучшения культуры земледелия. Это помогло бы увеличить общую величину излишка в экономике в целом. В конечном итоге выиграла бы даже аристократическая знать, потому что экономика стала бы более развитой и крупной по объему. Этот аргумент услышан не был, и невезучий Мирабо оказался за решеткой.

Помимо того, что крестьяне жили под гнетом высоких налогов, им было запрещено экспортировать зерновые и приходилось следовать правилам продажи зерновых своим соотечественникам внутри страны. Ограничения снижали запрашиваемую ими цену, еще больше сокращая излишек произведенного общественного продукта. Кенэ пытался убедить государство освободить земледелие и связанные с ним виды деятельности от всех подавляющих мер контроля, а также устранить привилегии, выгодные для купцов и торговцев. Он отстаивал экономическую политику laissez-faire, что буквально означает «позвольте делать». Мы по сей день используем это французское выражение для описания экономической политики невмешательства правительства. Физиократы имели некоторое влияние на экономическую политику. Например, под их влиянием в 1760-е годы французское правительство упростило для крестьян процесс продажи зерновых. Позднее школа экономической мысли Кенэ пришла в упадок, а он сам оставил практические вопросы экономической науки ради восхищения абстракциями геометрии.

Кенэ стремился найти закономерности для описания поведения хозяйственной системы и отобразить их в моделях, в этом он был совершенно современным исследователем. Сегодня то, чем он занимался, стало методом экономической науки. До него хозяйственную систему рассматривали сквозь призму традиции и религии или же, когда последнюю не учитывали, как это было у меркантилистов, сквозь туманную завесу конфликтующих идей. Едва ли такой подход определял четкий набор принципов. Утверждая, что зачастую экономику лучше оставить такой, какая она есть, – потому что тогда она лучше функционирует, – Кенэ предвосхитил мнение многих современных экономистов. Убеждение состоит в том, что нередко правительству лучше всего не вторгаться в экономику, например, взимая большое количество обременительных налогов. Мысли Кенэ были революционными и в том, что источник экономической ценности он четко и решительно видел не в деньгах самих по себе, а в реальных продуктах: пшенице, свиньях и рыбе. Однако, ограничивая источник ценности сферой земледелия, физиократы как бы застряли в прошлом. Они писали свои труды как раз перед экономической революцией, которая преобразила Европу. Революцией, после которой производители стали создавать ценности, изготавливая существующие товары дешевле и изобретая новые. Вскоре дар природы стал приносить плоды на заводах и фабриках, а не только на полях и в реках.

В конце физиократической эпохи Кенэ стал и критиком, и защитником экономической системы Франции. Он имел достаточную смелость, чтобы высказываться в пользу взимания налогов с французских аристократических кругов. Ведь отсутствие необходимости платить налоги было их привилегией, которой они дорожили, и важным символом их статуса в обществе. Кроме того, Кенэ был столь же решительным в своей критике королей Франции за то, что они душат свою же собственную экономику. К концу жизни беспокойство Кенэ относительно раздражения короля поутихло. После того, как Мирабо выходом своей книги навлек на себя неудовольствие августейших особ, мадам де Помпадур помогла освободить его из тюрьмы. Кенэ дожил до глубокой старости, на несколько месяцев пережив короля. Хотя Кенэ рисковал огорчить богатых и влиятельных людей своими заявлениями, он в принципе был лоялен к ним. Он проводил дни, бродя по коридорам дворца в ожидании аудиенций с королем и мадам де Помпадур. По большому счету, он был частью «старого монархического режима» Европы с его королями и королевами. Он верил в разделение общества на классы аристократов и крестьян. И хотя он убеждал короля изменить подход к управлению экономической системой, все равно он хотел, чтобы всем руководил всемогущий монарх. Даже таким ярким и смелым экономистам, как Кенэ, часто приходилось мыслить в рамках того, что задавалось и транслировалось самыми могущественными людьми в современных им обществах.

После смерти Кенэ аристократы Франции захлебнулись в потоках крови, вызванной могучей революцией 1789 года. Революция разрушила старый режим королей, герцогов и крестьян. Экономисты отвергли веру Кенэ в абсолютную власть монархов. Однако он расчистил для них дорогу к современным формам экономического знания и экономической науки.