В конце 2000-х годов в Сан-Антонио штата Техас женщина выводила большие слова на стене своего дома: «Помогите! Забирают дом!» Банк собирался забрать за долги ее недвижимость, потому что женщина больше не могла выплачивать заем, который она взяла на покупку. В Лондоне банкиры выходили из сверкающих офисов инвестиционного банка Lehman Brothers с коробками в руках, в которых были вещи с их столов. Их банк только что разорился, это был самый крупный крах компании за всю историю. В Афинах в 2010 году тысячи людей штурмовали парламент Греции, разгневанные урезанием зарплат и пенсий. Когда кто-то из протестующих поджег банк, погибло три человека. Эти события, происходившие за тысячи километров друг от друга, были связаны с нарушением в мировой финансовой системе, которое после 2007 года перевернуло всю глобальную экономику. Ситуации давали мрачные имена: глобальный финансовый кризис, «кредитное сжатие», кредитный кризис, глобальный спад. Сегодня мы до сих пор восстанавливаемся после этого и спорим, как все исправить.
Кризис был настоящим шоком – особенно для экономистов. Во время 1990-х годов они приветствовали Великую умеренность, эпоху стабильного экономического роста с низким уровнем инфляции. Теперь казалось, будто они тогда все сглазили. Однако иногда экономисты отступают от стандартного мышления и оказываются впереди своего времени. Американец Хайман Мински (1919–1996 гг.) был одним из них. И хотя он уже умер, когда разразился кризис, его заново «открыли». Многие люди считали, что его идеи объясняют произошедшее лучше, чем традиционная экономика. Подержанные экземпляры его книги стали продавать за сотни фунтов. Кризис также получил и другое название: момент Мински.
В 1980-е годы экономика свободного рынка снова вошла в моду. Ученые считали, когда экономику предоставляют самой себе, она достаточно устойчива, резкие взлеты и падения отсутствуют. Мински, с другой стороны, думал, что капитализм упирается в кризисы. Это делало его мышление немного радикальным. Такое отношение могло быть связано с его воспитанием: родители Мински были социалистами, русско-еврейскими иммигрантами, которые познакомились на вечеринке в честь празднования столетней годовщины со дня рождения Карла Маркса. Однако Мински больше черпал вдохновение не в Марксе, а в Кейнсе, считавшем, что в капиталистических экономиках происходят спады. Даже для кейнсианцев Мински был слишком нетрадиционен. Он указывал на аспекты теории Кейнса, которые, по его мнению, традиционное толкование экономики упустило. Одно из них гласило, что инвестиции осуществляются в условиях глубокой неопределенности. Строя завод сегодня, вы не знаете, сколько денег вы заработаете через пять лет, когда он откроется. Набор вероятностей относительно результатов является одним из способов рассмотрения положения. Есть 50 %-я вероятность, что ваш рынок расширится, и 50 %-я – что он сузится. При глубокой неопределенности все иначе, поскольку вы не знаете прогнозируемость возможных исходов или даже какими они могут быть. Таким образом, инвестиции скорее зависят от оптимистичного настроя людей (Кейнс называл их стадными инстинктами), чем от благоприятного математического расчета вероятности прибыли в будущем. Когда животные инстинкты людей притупляются, инвестиции не осуществляются, и экономика слабеет.
Кейнс считал, что именно деньги позволяют принимать экономические решения с течением времени, особенно когда будущее так неопределенно. Удивительная черта большей части стандартной экономической теории: она мало говорит о финансах и банках. Все потому, что основная теория рынков связана с покупкой и продажей реальных вещей.
Вы продаете мне картофель, чтобы купить себе шарф. Важно, сколько картофеля вам нужно продать, чтобы приобрести шарф. Здесь деньги сглаживают обмен картофеля на шарфы, но сами по себе они не меняют ситуацию. Для Мински все было наоборот.
Деньги, банки, которые помогают создать их, выдавая ссуды, питают экономику и в итоге приводят ее к кризису.
Мински говорил, что по мере своего развития капитализм становится нестабильным. Сначала банки осторожны с теми, кого они кредитуют. Когда вы решаете открыть бизнес в надежде на прибыль, вы делаете ставку на будущее. Вы оплачиваете ставку, получая заем в банке. Банк пытается выяснить, платежеспособны ли вы. Наверняка ли вы заработаете достаточно, чтобы выплатить заем? Погашали ли вы ссуды в прошлом? Он делает то же самое, когда одалживает вам деньги на покупку дома или автомобиля. Если вы берете ссуду, каждый месяц вы выплачиваете банку процент, а также часть от изначально взятой суммы. Размер невыплаченного займа становится меньше, и в итоге вы полностью его погашаете.
Мински говорит, что осторожный капитализм уступил место рискованному: больше людей хотят одолжить средства, и банки хотят дать им взаймы, потому что это принесет прибыль.
Банки начинают соперничать друг с другом за заемщиков и изобретают новые виды кредитов для выдачи будущим должникам с меньшей платежеспособностью. Они выдают ссуды, по которым заемщикам нужно ежемесячно платить только проценты. Когда подходит время погашения изначальной суммы, банк продлевает его срок. За годы, предшествующие финансовому кризису, банки стали выдавать займы на жилье на данных условиях. Мински называл это спекулятивным кредитованием: ссуды – гарантия, что цена на недвижимость не упадет, а процентные ставки не повысятся, поэтому заемщики не окажутся в беде из-за своих кредитов. Рискованный капитализм затем превращается в безрассудный. Экономика несется вперед, и еще больше людей хотят взять заем. Банки начинают выдавать ссуды людям с очень низкой платежеспособностью – заемщикам с минимальными доходами и с плохой кредитной историей. Это займы, по которым им не надо платить даже проценты. Каждый месяц банк добавляет процент к изначальному займу, и его размер растет. Банки и заемщики рассчитывают на то, что цены на недвижимость продолжат быстро повышаться и станут больше, чем размер займов. После нескольких лет, когда заемщики продадут свои дома, они достаточно заработают на их стоимости, чтобы погасить кредиты.
Теперь животные инстинкты кредиторов и заемщиков обострились. Банки выдают ссуды, надеясь, что цена на недвижимость продолжит расти, но, одалживая столько денег, они помогают повышать цены. За десять лет, ведущих к кризису, цены на американские дома увеличились больше, чем в два раза. Кредиторы и заемщики создавали самозаполняющуюся восходящую спираль, которую экономисты иногда называют пузырем. Мински именовал безрассудную систему кредитования как Понци-финансирование в честь итальянского мошенника Чарльза Понци[79], чьи обманные схемы срабатывали, создавая фикции, которые притягивали все больше и больше доверчивых инвесторов.
Проблема пузырей в том, что они лопаются.
Затем настает момент Мински, когда кредиторы начинают бояться неуплаченных долгов и просят погасить их займы.
Они перестают одалживать средства рискованным заемщикам, и цены на дома прекращают быстро расти. Это подрывает систему Понци-финансирования, которая зависит от быстрых повышений. Люди начинают продавать дома, цены падают. Заемщики понимают, что не могут вносить платежи, а банки становятся владельцами их недвижимости. Строительные компании сворачивают строительство новых домов, инвестирование экономики прекращается, и страна вступает в полосу рецессии. Это как раз то, что произошло после 2007 года.
Мински сказал, что инновации на финансовых рынках могут привести к спекулятивному и Понци-финансированию. Секуляризация была важным моментом в преддверии экономического кризиса. Ценная бумага – это финансовый актив, например, акция компании, которую можно купить и продать. Когда фирма продает вам акцию, она дает вам право на ежегодную выплату (дивиденд). Когда вы продаете акцию человеку, он получает эти выплаты. За годы до финансового кризиса займы на жилье использовались для создания ценных бумаг, которые можно купить и продать. Они были финансовым коктейлем из разных займов. Кто бы ни купил ценную бумагу, он получал выплаты в счет погашения займа от владельцев домов. Однако многие ссуды были субстандартными кредитами, то есть средствами, выданными людям с высоким риском их невыплаты.
Учитывая, как быстро повышалась стоимость домов, ценные бумаги казались очень вкусными коктейлями, к тому же крайне сложными. Чтобы точно понять, что содержали некоторые ценные бумаги, вам пришлось бы прочесть миллиард страниц документов! Итак, инвесторы, покупающие их, на самом деле не знали их ингредиентов – и не предвидели, какую ужасную головную боль они им принесут. Во времена осторожного капитализма банки не выдавали займы, не узнав как можно больше о своих заемщиках, чтобы быть уверенными, что те смогут погасить кредиты. В одно время менеджеры банков знали своих заемщиков лично и давали взаймы только тем людям, которых они считали надежными. Когда ссуды «упаковывают» в ценные бумаги и потом продают, возникает вопрос: к чему такие хлопоты? Покупателям ценные бумаги кажутся надежным инвестированием. В результате прекратились потоки информации по финансовым рынкам, а как вы увидели в главе 33, без этого рынки перестают исправно функционировать.
Из-за секуляризации платежи по кредиту женщины из Сан-Антонио необязательно получал филиал ее техасского банка в ее городе. Они могли оказаться в инвестиционном банке Лондона, приобретшим некоторые ценные бумаги, в которые ушел ее кредит. Банк ничего не знал об этой женщине, просто когда она перестала вносить платежи, он потерпел убытки. Банк Lehman Brothers приобрел так много ценных бумаг, что рухнул, когда миллионы домовладельцев перестали погашать кредиты. Банки перестали кредитовать друг друга из-за боязни, что другие банки могут обанкротиться. Они также прекратили выдавать займы людям с идеальной возможностью погасить кредиты. Вся система финансов – направление денег от вкладчиков людям, которые используют деньги на покупку домов или основание бизнеса – остановилась.
В ответ на кризис США, Китай и европейские страны приступили к осуществлению политики, ознаменовавшей возвращение идей интеллектуального предшественника Мински Джона Мейнарда Кейнса. Как и рекомендовал Кейнс, они увеличили расходы для оживления экономики, и, казалось, их усилия помогли. Во время рецессий дефициты государства (разрыв между расходами и доходами) обычно возникают, когда люди и бизнесы зарабатывают меньше, и сумма собранных налогов сокращается. Правительства занимают средства, чтобы устранить разрыв, так их долг также увеличивается. После нескольких лет проведения кейнсианской политики государства в Европе стали беспокоиться о растущем дефиците и долгах. Они дали политике обратный ход и обратились к мерам строгой экономии: урезанию расходов на общественные услуги и социальные выплаты. Кейнсианцы утверждали, что серьезные меры были приняты слишком рано. Они говорили, что дефицит необходимо сокращать, когда экономика снова начнет расти. Тогда высокий уровень занятости и прибыльные фирмы увеличат налоговые поступления. До этого жесткие меры лишь еще больше замедлят экономику.
В Греции политика строгой экономии была условием получения помощи от Евросоюза, когда государство обнаружило, что оно не может выплачивать свои долги. Когда правительство Греции сократило расходы на общественные услуги, например, медицинские, протестующие заполнили улицы. Экономисты даже стали задумываться, переживет ли европейская валюта, евро, эти волнения. В Греции более четверти населения осталась без работы. Многие стали нищими, неспособными позволить себе еду и медицинские препараты; люди заболевали и впадали в депрессию. Греция была страной, на которой кризис сказался сильнее всего, однако страдания продолжались по всему миру, когда люди теряли свои дома и работу. К 2009 году еще 30 миллионов людей оказались без источника дохода.
Теория Мински указывает, что финансовый кризис и последовавшая рецессия не были полностью результатом жадности заемщиков или банкиров. Более глубокая причина была связана с последствиями основанного на финансах капитализма.
Десятилетия экономического роста после Второй мировой войны посеяли семена кризиса. Капитализм стал более беспечен по мере того, как центры банковского дела, Уолл-стрит в Нью-Йорке и Сити в Лондоне, помогали стимулировать рост экономики затейливыми финансовыми продуктами, особенно с 1980-х годов, когда государства устранили ограничения на действия банков. Возможно, в таком случае, следует говорить об эпохе Мински, а не о моменте. Чтобы развиться из осторожной формы в безрассудную, капитализму понадобились десятилетия.