33 Знаю я, знаешь ты

На роскошном банкете в Стокгольме после получения Нобелевской премии американский экономист Джордж Акерлоф (1940 г.) объяснял свою позицию гостям, среди которых были король и королева Швеции. Он говорил: «Приведите на рынок унылую старую клячу. Засуньте ей в глотку живого электрического угря. Она тут же станет резвой». Продавцы кляч, истощенных, старых лошадей, прибегали к разным уловкам, чтобы заставить животных выглядеть здоровыми и бодрыми. Однако это могло иметь плохие последствия: «С одной стороны рынка – обманщики. С другой – те, кто не хочет быть обманутыми. Рынки рушатся».

Акерлоф стал знаменит в 1970 году благодаря статье «Рынок лимонов», которая рассматривала современную версию дилеммы лошади и покупателя: как купить подержанный автомобиль. Машина, которую вы собираетесь купить у местного дилера, может быть хорошей. Однако она может быть и барахлом («лимоном», по выражению торговцев подержанными машинами), который отлично смотрится у гаража, но точно сломается, если вы проедете на ней несколько километров. Вы никогда не поймете этого, пока не купите ее. Дилер знает, является ли машина «лимоном», но всегда будет говорить вам, что она в отличном состоянии. Продавцы и покупатели готовы торговать хорошими автомобилями по высокой цене, плохими – по низкой. Проблема лишь в том, что покупатели не знают, какие машины хорошие, а какие плохие. Предположим, что половина – хорошие и половина – плохие. Тогда имеется 50 %-ая вероятность, что автомобиль, который вы решили купить, – «лимон». Вы не будете готовы заплатить за него высокую цену. Вы будете согласны на среднюю стоимость (между высокой и низкой). Однако владельцы хороших машин не захотят продавать их за среднюю цену, ту, которая значительно ниже высокой, которой стоят их автомобили. Так они перестают выставлять машины на продажу. Владельцы «лимонов», с другой стороны, хотят продавать. Тот факт, что кто-то продает машину, говорит о том, что это подозрительно. Таким образом, плохие автомобили вытесняют хорошие. Это провал рынка, потому что имеется большое количество людей, готовых заплатить высокую цену за хорошую машину.

Идея Акерлофа заключается в том, что в экономике некоторые люди знают больше других. Возможно, это звучит до смешного очевидно. Однако, когда он писал свою статью, этого не понимали.

Стандартная модель экономики показывала, что рынки функционируют эффективно. Они приводят к результату, когда удовлетворяются нужды людей, и они располагают доступными ресурсами. Мы рассмотрели, как это происходит в главе 25. Однако это зависит от больших предположений. Рынки должны быть конкурентными, и они не могут страдать от экстерналий, например, как расходы рыбного хозяйства, вызванные заводом – загрязнителем водоема. Экономисты знали, что на практике рынки часто терпят неудачу. Акерлоф видел, что игнорировалось еще одно предположение о стандартной модели. Чтобы рынок хорошо функционировал, людям нужно знать все: сколько стоят автомобили, какого они качества, хорошо ли работает сотрудник, насколько надежен заемщик. Если мы собираемся вместе начать бизнес, вы захотите знать, компетентен ли я, в свою очередь, я захочу выяснить то же самое о вас. Предположение о необходимости полной информации редко ставили под сомнение. Когда Акерлоф попытался опубликовать свою статью, журнал за журналом отклоняли ее. Один редактор сказал, что идея ученого была банальной. Другой считал, если бы это было правдой, экономика должна была измениться. В итоге статья Акерлофа была напечатана, и экономика действительно изменилась. Это помогло положить начало новому разделу информационной экономики.

У экономистов есть техническое название проблемы «лимонов» – неблагоприятный отбор. Оказалось, он встречается повсюду. Возьмем, к примеру, медицинское страхование. Когда вы покупаете медицинскую страховку, вы платите компании ежемесячную сумму (премию), и она обещает оплачивать ваши медицинские счета, если вы заболеете. На страховом рынке покупатели знают больше продавцов. Медицинская страховая компания захочет взимать низкую премию со здоровых людей и высокую с больных, потому что им, вероятно, чаще будут нужны необходимые услуги. Однако компании сложно определить, кто болен, а кто нет. Поэтому так же, как и покупатели подержанных машин, фирмы смещаются в середину и взимают средний уровень платы за страховку с каждого. Как и владельцы хороших машин, здоровые люди в таком случае не хотят участвовать в рынке. Для них премия слишком высока, учитывая их низкий риск заболеть. Только люди со слабым здоровьем захотят приобрести страховку. Следовательно, больные вытесняют здоровых. Страховой компании в итоге приходится повышать свои премии до небес, чтобы покрыть возросшие расходы на оплату медицинских счетов многих нездоровых людей. В результате только самые больные люди будут готовы купить предлагаемую дорогую страховку.

Неблагоприятный отбор встречается, когда важные характеристики неизвестны покупателям или продавцам, например, когда человек не знает, хорошая ли перед ним машина, или когда продавец страховки мало знает о здоровье потенциального клиента. Деятельность рынков также подрывается, когда неизвестны действия людей.

Экономисты называют это моральным риском. После того, как человек застраховал свой мобильный телефон, он может начать вести себя беспечно, зная, что получит новый сотовый, если оставит старый в автобусе. Страховые компании знают это, но не могут проверить. Как следствие, они не хотят полностью страховать человека. Они могут попросить его покрыть часть убытка. И снова это несостоятельность рынка, потому что человек хочет полное страховое покрытие, и фирма желает продать страховку, однако недостаток информации мешает торговле.

Покупатели и продавцы находят способы преодоления некоторых затруднений. Людям удается покупать и продавать приличные подержанные машины, например. Покупатели пытаются узнать об истории автомобилей, которые они намереваются приобрести, а продавцы хороших машин предлагают гарантии.

Другой пионер информационной экономики Майкл Спенс (1943 г.)[72] исследовал, как люди обходят недостаток информации, сигнализируя друг другу. Например, фирмы хотят нанять самых продуктивных людей, но их способности сложно выявить. Один из методов сигнализации о своих способностях – приобретение образовательной квалификации.

Образование может влиять на то, как люди справляются со своей работой, квалификация помогает нанимателям провести черту между продуктивными и непродуктивными людьми. Однако иногда для преодоления недостатка информации не существует легкого решения.

Если у банка нет никакой возможности сказать, выдает ли он займы ответственным владельцам предприятий или мошенникам, он может совсем перестать предлагать такую услугу. Как предупреждал Акерлоф, когда информация скудна, рынки могут полностью остановиться. Они перестают поставлять полезные вещи, в которых нуждаются люди и бизнесы.

В 1960-е годы в Массачусетском технологическом институте Акерлоф подружился с сокурсником, будущим первопроходцем информационной экономики, который делил с ним сцену в Стокгольме. Джозеф Стиглиц (1943 г.) прибыл из Гэри штата Индиана, индустриального городка, основанного в начале XX века United States Steel Corporation, гигантской компанией, созданной в 1901 году группой американских бизнесменов, включая Эндрю Карнеги. Бедность, дискриминация и безработица, которые Стиглиц наблюдал в Гэри, повлияли на его мышление как экономиста. «Увидев обратную сторону рыночной экономики, сложно будет восхищаться ее чудесами», – говорил он. Традиционная экономика в том смысле, что она главным образом защищала свободные рынки, была попросту неправильной.

Для Стиглица информационная экономика занимается самыми важными вопросами, например, как бедные страны богатеют. В 1990-е годы он смог применить свои теории в реальном мире. Он стал советником президента Билла Клинтона и позже присоединился к Всемирному банку в Вашингтоне, который выдает займы и консультирует развивающиеся страны по вопросам экономической политики.

Стиглиц не был обычным государственным служащим. Он часто ходил с галстуком набекрень и не беспокоился о том, что это может оскорбить влиятельных людей.

В Вашингтоне Стиглиц бросил вызов признанным экономистам и чиновникам, ухватившимся за утверждение, что свободные рынки были решением для бедных стран.

Всемирный банк и похожая вашингтонская организация «Международный валютный фонд» давили на развивающиеся страны, советуя им принять политику свободного рынка, включая открытие их экономик зарубежным денежным потокам. Они утверждали, что деньги будут вложены в новые заводы и дороги и, таким образом, будут способствовать экономическому росту. Огромные суммы денег потекли в экономики Восточной Азии, но, как мы знаем, в 1997 году эти страны разбились об экономические скалы. Иностранные кредиторы не особо задумывались о том, смогут ли люди, которым они выдавали займы, вернуть их. Они предоставляли ссуды на основе скудной информации, и в результате многие из заемщиков не смогли их выплатить. Моральный риск усугублял ситуацию, потому что заимодавцы ожидали, что их выручит государство, если возникнут проблемы. У них не было стимула быть более осторожными в выборе тех, кому они предоставляли средства.

Отлаженные финансовые рынки зависят от кредиторов, способных точно оценивать, насколько надежны заемщики, и от инвесторов, понимающих рискованность проектов, в которые они вкладывают деньги. На рынках финансов речь всегда идет об информации, здесь она важна намного больше, чем на рынках продуктов, таких как нефть или пшеница. Когда финансовые рынки недостаточно развиты, как в Восточной Азии, они плохо справляются с анализом сложной информации. Стиглиц был в ярости от рекомендаций вашингтонских чиновников. Они полностью игнорировали риски политики свободного рынка, которая позволяла деньгам втекать в страны и вытекать из них без всяких ограничений, когда кредиторы не владели достаточной информацией о тех, кому они занимали средства. Он сравнил эту политику с идеей вставить двигатель от «Феррари» в старый драндулет и завести его, не учитывая состояние шин и навыки водителя.

Информационная экономика также имеет дело со сложными экономическими задачами, с которыми сталкиваются развитые страны. Со времен Великой депрессии 1930-х годов ученые ломают голову над тем, что вызывает безработицу. Джордж Акерлоф размышлял об этом с 11 лет, когда его отец потерял работу. Он считал, что когда один человек теряет работу и перестает расходовать средства, другой также лишается места, и т. д. Цепная реакция превращается в нисходящую экономическую спираль. Сам того не зная, школьник открыл один из главных принципов экономики Кейнса. Послевоенная экономика, которая была основана на теориях Кейнса, утверждала, что зарплаты не стремятся к понижению во время рецессий и что, оставаясь высокими, они препятствуют фирмам нанимать больше рабочих. Почему они не снижаются на самом деле? Информационная экономика дает новый ответ. Наниматель не может все время наблюдать за своими рабочими и поэтому не знает, насколько упорно они работают. Чтобы поощрить хорошую работу, он повышает зарплату. Когда все компании делают то же самое, общий уровень оплаты труда увеличивается. При высоком уровне зарплат фирмы нанимают меньше рабочих, и безработица растет. Это заставляет уже нанятых сотрудников упорно работать. Такой ход размышлений о безработице стал частью нового толкования концепций Кейнса, которых придерживаются многие сегодняшние кейнсианские экономисты.

Когда Акерлоф и Стиглиц основали новый раздел информационной экономики, многие экономисты считали, что большую часть времени рынки функционируют достаточно хорошо. Они верили в невидимую руку, идею Адама Смита о том, что покупки и продажи на рынках вели к наиболее эффективному использованию ресурсов общества. Неудачи на рынках из-за информационных проблем не обязательно значат, что люди глупы или иррациональны. Абсолютно разумно для людей перестать покупать лошадей из-за подозрения, что им предлагают старых кляч. Однако неудачи показывают, что невидимая рука больше не работает. При получении Нобелевской премии Стиглиц предположил, что рука невидима, потому что ее не существует, а если и существует, то она парализована.

Загрузка...