Мотылёк над хищной орхидеей

Глава 12. Притяжение

Честер Торренс просидел в приёмной шефа отдела по борьбе с трафиком и торговлей людьми Интерпола порядка двух часов, прежде чем тот, сам же и вызвавший его на ковёр, соизволил пустить лейтенанта в кабинет. За это время Честер Торренс успел обдумать все события последних недель и все свои косяки, вплоть до одного. Взяток он не брал, с преступниками договариваться не любил — хотя и делал это, если иначе добраться до главного подозреваемого не мог. Он работал в этом отделе восемь лет — с тех пор как был переведён сюда из местного департамента полиции Швейцарии, и шесть лет из этих восьми дамокловым мечом висело над ним дело о трафике живого товара в Азию и Америку, который, как сильно подозревал Торренс, на европейском участке контролировал сын шотландского миллионера Костера Мерсера Рей Мерсер. Младший сын не ладил с отцом и ничего, кроме скромного содержания, которого едва ли хватило бы, чтобы вести студенческую жизнь в Кембридже, никогда не получал. Единственным прибыльным подарком Костера младшему сыну стал отель в Эмиратах, на котором тот должен был учиться вести дела. Всё остальное, насколько представлял себе Торренс отношения в этой семье, уже сейчас фактически получил Брюс Мерсер — старший его сын. Не имея практически ничего, Реймонд Мерсер за прошедшие без малого десять лет сколотил небольшую, но крепкую межнациональную империю по торговле недвижимостью — и это был лишь самый крупный его проект. В остальном он по большей части занимался ерундой: создал центр профилактической медицины в Греции, модельное агентство во Франции, какое-то время занимался фотографией и содержал яхт-клуб. Ни одно из его дел не приносило столько денег, столько он тратил в год. Даже прибыль от продажи недвижимости по большей части тут же уходила в оборот. Однако Рей Мерсер имел яхту, три особняка, две квартиры и пять машин. Небольшой штат прислуги и такое количество охраны, какой хватило бы, чтобы совершить переворот в маленькой Латиноамериканской стране. Хотя недавняя проверка показала, что декларации со внутренними документами сошлись, в чистоплотность этого бизнеса Торренс не верил ни на грош. А в сочетании с количеством бесследно пропадавших кругом Мерсера-младшего людей создавало один большой вопрос. Доказательств причастности к исчезновениям или связей с другими дилерами Торренс, тем не менее, до сих пор не нашёл. Мало того, люди Мерсера всегда предоставляли то разорванные контракты со стороны моделей, то просто выдержки из приказов о разрыве договоров вследствие сорванных по непонятным причинам съемок опять же самими моделями. Точно такие же прерванные договора, однако, нашлись и с теми, кто никуда не пропадал, что вполне соответствовало поведению большинства моделей — приглашения так и сыпались красивым и ухоженным мальчикам и девочкам, мало кто из них вспоминал о дисциплине в агентстве. Популярность и красивая жизнь кружили голову.

Когда дверь кабинета открылась, и оттуда послышался раздражённый голос полковника Эшвила: — Торренс! Ко мне! — он как раз обдумывал, может ли этот вызов иметь отношение к самому крупному и самому провальному его делу. Поднявшись с кресла, Торренс вошёл в кабинет и занял место для посетителей. Полковник Эшвил остался сидеть по другую сторону массивного директорского стола от него. Он делал вид, что полностью погружён в бумаги, но от Торренса не укрылось, что тот то и дело поглядывает на него. — Начать с главного или издалека? — наконец поинтересовался шеф. Вопрос, очевидно, был риторическим, потому что не успел лейтенант дать на него ответ, как лежавший сверху листок полетел к нему. — Это что?! — с холодной яростью спросил, приподнимаясь над столом, шеф. Торренс едва успел поймать листок и поднес его к глазам. — Это результат проверки жалобы… — он замешкался, вчитываясь в собственную фамилию, и замолк, — сэр, — растерянно закончил он. — Какой догадливый, — ядовито заметил полковник, — хорошо, что отдел внутренних расследований прислал копию мне, прежде чем огласить результаты предварительного расследования. Я просто хочу спросить, — шеф наконец поднялся и, обойдя стол, приблизился к нему, — кто сказал тебе, что ты можешь устраивать погром в офисе одной из крупнейших в Европе корпораций по торговле землёй? Торренс молчал, понимая, что и на этот вопрос нет смысла отвечать. — Шесть грёбаных лет, Торренс, ты делаешь мне мозг. Ты строишь из себя детектива из американских боевиков — вот только результата я не вижу, как бы ни смотрел. — Было очевидно, что он… — Молчать! — рявкнул капитан и ударил кулаком по столу. — Мне надоело, Торренс. Ты можешь подать рапорт об увольнении сам. Или я подам его за тебя. Торренс помолчал. — Вы шутите, сэр? — уточнил он. — Я тебя предупреждал, Торренс. У меня хватает проблем без тебя. — Но я же… Эшвил поднял руку, демонстративно отгораживаясь от него. — Это не угроза, Торренс. Это факт. К вечеру рапорт будет у меня на столе — или я по факту проверки внутренней службы буду вынужден уволить тебя в соответствии с превышением служебных полномочий. И тогда ты сможешь устроиться на работу разве что уборщиком в кафе. Торренс продолжал недоверчиво смотреть на него. — Я работаю здесь шесть лет… — медленно произнёс он. — Уже нет. Вон. Постояв ещё с полминуты, Торренс развернулся на каблуках и двинулся прочь. «Дерьмо», — подумал он. Что делать дальше — он не знал. Ничего, кроме как вести расследования, не умел. И при этом отлично понимал, что карьера частного детектива романтично выглядит только в американском кино. Последние мысли и стали катализатором решения пойти в бар и напиться так, чтобы звенело в ушах, чем и занялся Торренс, едва обещанная бумага легла начальнику на стол. И он не обратил никакого внимания на мужчину в коридоре, задумчиво глядевшего ему в спину.

Не было ещё и шести часов, когда он заказал первый стакан, а к восьми Торренс уже ничего не соображал. Потому он не удивился, когда к нему подсел крупный мужчина лет на пять постарше его и спросил: — Расстался с женой? — Нет, я не женат, — машинально ответил Торренс. — И даже девушки нет? Торренс покачал головой. — Это хорошо, — почему-то сказал мужчина и снова предположил: — работу потерял? Торренс в удивлении воззрился на него, а тот издал сухой смешок. — Есть кое-какое дело для кого-то наподобие тебя. Визитка легла перед Торренсом на стол. — Позвони, когда будешь в состоянии соображать. Мужчина встал и, выйдя из-за стола, затерялся в толпе.

Утром Торренс долго разглядывал визитку, служившую единственным доказательством того, что всё случившееся — не сон. Однако на прежней работе его явно никто не ждал, и где искать новую — он всё так же не знал. Решившись, Торренс наконец набрал номер, и ему ответил приятный баритон. Мужчина назвал адрес и сказал, что будет ждать до трёх часов. Умывшись и слегка восстановив способность мыслить, Торренс направился туда, где его ждали для собеседования. После краткого обмена любезностями мужчина взял стикер и, написав на нём сумму, перевернул белой стороной вверх. Затем щелчком отправил в путешествие по столу. Торренс поймал бумажку и прочитал сумму, которую раньше получал за пару лет. — Надеюсь, это вас устроит? — спросил тот. Торренс нахмурился. — Что нужно делать? — спросил он. Теперь фотография Рея Мерсера легла перед ним на стол. — Узнать об этом человеке всё. Начиная от цвета пелёнок, в которых он испустил первый крик, и заканчивая тем, кого он трахал в прошлый четверг. — Узнать всё и… — Пока больше ничего. Когда я получу достаточно сведений, мы обсудим второй этап.

Рей провёл кончиками пальцев по спине своего мальчика, и тот прогнулся навстречу. Первую неделю после того, как Рей спровоцировал его на маленькое представление, Конрад был очень зол. Снова не подпускал к себе никого и почти не ел. Рей распорядился снотворного больше ему не давать — как и наркотиков вообще. А фильмы BBC по утрам на некоторое время заменил на эксклюзивное видео, которое сам смотрел перед сном. С лёгкой усмешкой Рей наблюдал через стекло, как Конрад зачарованно смотрит на себя самого, прогнувшегося на экране изящной дугой — и чувствовал, как утопает в нём. А Конрад, в первое мгновение пришедший в ярость от самого факта, что камера запечатлела его позор, через некоторое время сосредоточился на картинке и обнаружил, что та затягивает его. Мастер был прав — это было красиво особенной, извращённой красотой. Он видел свои собственные волосы, отросшие и теперь достигавшие шеи, разметавшиеся по простыням. Видел, как его же пальцы — тонкие и длинные, гладят напряжённый тугой член. Видел, как выгибается спина юноши на экране — и не верил, что это он сам. Не было в этом видео ничего похожего на то, другое, которое прежний мастер показывал ему. Оно не вызывало тошноты — напротив, хотелось ещё и ещё. При этом все последующие дни к нему никто не заходил. Конрад сам уже мечтал о том, чтобы Мастер пришёл, коснулся его, заговорил — и в то же время всё сильнее ненавидел самого себя за то, что такие мысли вообще посещают его. Столько лет он избегал любых отношений, не желая чинить насилие над собой — чтобы теперь поддаться этому человеку, лицо которого по-прежнему скрывала маска, так легко. Но стоило Мастеру наконец зайти в камеру, Конрад едва не бросился навстречу ему. — Маска! — Мастер протестующе поднял руку перед собой, заметив, что Конрад готовится соскочить с кровати. Конрад замешкался. В последний раз окинул взглядом едва различимый в темноте силуэт и, зажмурившись, надел маску на лицо. — Руки, — последовал следующий приказ. Конрад послушно вытянул руки над головой. Мастер приблизился. Закрепил руки Конрада лентами над головой и провёл кончиками пальцев по бокам. Конрад тут же почувствовал, как напрягается член. — Как ты это делаешь? — выдохнул он. Мастер ничего не ответил ему. Взяв Конрада за пояс, рывком перевернул на живот, так что Конрад охнул от неожиданности, и тут же вздёрнул, заставляя встать на четвереньки. Прошёл ладонями по спине — вверх и вниз. — Скажи, Конрад, тебе любопытно? Конрад молчал, не понимая смысла вопроса. От возбуждения сознание снова слегка затуманилось, но Мастер тут же дал подсказку. Он накрыл рукой сначала одну его ягодицу, потом другую и медленно развёл. Потом наклонился и подул в раскрывшуюся щель. Конрад испустил тихое: «Ох…» — и подался навстречу ему. — Хочешь, чтобы я вошёл? Конрад закусил губу и покраснел. Анус запульсировал, отвечая за него — но в голове мгновенно вспыхнуло отвращение к самому себе. — Нет… — слабо возразил он, но, услышав свой голос, сам не поверил ему. Мастер негромко и мелодично рассмеялся, потянувшись над головой Конрада за каким-то тюбиком. — Есть люди, у которых «нет» означает «да, но потом». Хочешь, чтобы я отнёс тебя к их числу, или всё-таки будешь честен со мной? Пальцы Мастера скользнули по ложбинке, и Конрад испустил судорожный вздох. — Это ненормально, — выдавил он. — Глупый детский страх, — констатировал Рей за его спиной, — тебе понравится, — и, не дожидаясь ответа, он скользнул двумя пальцами внутрь. Конрад был не готов, и анус не успел сжаться, но тут же мышцы обхватили пальцы Рея тугим кольцом. — Не надо… — попросил он и качнулся к нему, снова ощутив внутри подозрительный зуд. Рей не стал вынимать пальцы, понимая, что уже не сможет вставить их назад. Вместо этого он несильно покрутил ими внутри. Конрад выдохнул ещё раз. Член прижался к животу, а внутри пылала жажда, какой он ещё не знал. Пальцы ни в какое сравнение не шли с тем прибором, который в него вставляли до сих пор. Они были живыми и мягкими и, казалось, изучали его — только его. Это было странное ощущение, которое он не мог объяснить. Он подался навстречу и тут же застонал, когда оглушающая волна удовольствия накрыла его с головой. — Что ты сделал со мной? — выдохнул он. — Ты что-то мне дал? Снова негромкий мелодичный смех. — Как бы я мог? — спросил Рей. — Ты же меня не подпускаешь к себе. Конрад замолк, хотя слова Мастера и не убедили его. А Рей медленно ввёл пальцы ещё чуть глубже внутрь. В Конраде было жарко и туго, но эти ощущения он хорошо знал и без того. Он чувствовал их только пальцами — и членом ещё чуть-чуть. Другое, непонятное ему самому ощущение, накрывало его с головой с каждым толчком, с каждым движением бёдер Конрада навстречу ему. Названия этому чувству Рей не мог подобрать. Оно было пронзительным и звенело как перетянутая струна, протянувшаяся между ним и мальчиком, которого он должен был обучать. Конрад двигался навстречу ему, покорный и мягкий, как пластилин. Свободной рукой Рей продолжал оглаживать его по бокам и зачарованно наблюдал, как движется гибкое тело в темноте. — Хочешь кончить? — спросил Рей, и если бы не модулятор, в его голосе прозвучал бы хрип. — Нет! — отчаянно выдохнул Конрад и сильнее насадился на него. — Нет так нет, — Рей вынул руку и замер, тяжело дыша. Он молчал, выжидая, когда сердце восстановит свой ритм. — Как ты чувствуешь себя в последние дни? Конрад, кажется, тоже не сразу сообразил, в чём заключался вопрос. — Хорошо, — растерянно сказал он. Потом резко перевернулся, как будто хотел заглянуть Рею в глаза — хотя повязка и скрывала по-прежнему его лицо, — вы держите меня взаперти. Здесь сутками темно, и мне порой кажется, что я ослеп. Я с ума схожу, не могу спать… — Тебе нужно куда-то тратить энергию, — перебил его Рей, — из-за безделья и скуки ты не можешь уснуть. — Да… — сказал Конрад, хотя описанное Реем состояние лишь на одну десятую отражало то, что происходило у него в голове. — Я распоряжусь принести тебе тренажёр, — сказал Рей. Пододвинул столик с едой, который привёз с собой, к Конраду, и сказал: — ешь. А потом развернулся и вышел прочь. Невидящим взглядом он обвёл стоявших за стеклом людей и сглотнул. — Завтра оставите нас вдвоём, — глухо сказал он, — вы слышали про тренажёр. Только после этого он снял маску и двинулся прочь. В тот вечер Рей не сразу вернулся домой — долго гулял по аллеям, пытаясь разобраться в том, что творилось у него в душе. Но даже свежий воздух ничего не изменил — вернувшись в спальню, он так и не смог уснуть. Перед глазами всё стояло изящное тело мальчика, прогибавшегося в его руках. Издав хриплый рык, Рей перевернулся на другой бок и накрыл голову подушкой — но и это не помогло.