Мотылёк над хищной орхидеей

Глава 2. Ненастье

25 сентября

Единственным местом, куда теперь выходил Конрад, стали занятия с Марко Грава. Рей не запрещал ему каких-либо иных прогулок, просто Конрад не знал, куда ещё можно пойти. Все красоты европейских городов, не виденные им до сих пор, теперь казались просто скоплениями почерневших камней. К галереям и выставкам он тоже потерял интерес, хотя и продолжал лепить. Лепка осталась последним, что вызывало у Конрада интерес.

В отличие от Бастьена, Марко не мучал его эскизами, а сразу предложил испробовать новую технику в работе с камнем. Занятия проходили в общей студии, так что Конрад не чувствовал на себе пристального внимания мастера, хотя оборотной стороной подобной практики стало то, что и брать работу на дом он не мог. То и дело Конрад задерживался допоздна, вытачивая очередную деталь. Заканчивать едва начатое изображение Рея он не хотел, и потому занимался всякой мелкой ерундой: слепил и перенёс в камень ветку кипариса, которая нависала над окном, а затем выточил целый каменный цветок. По иронии судьбы именно теперь, когда он получил полную свободу в творчестве, у него не было никаких идей относительно того, что он мог бы сотворить. Впрочем, в глубине души Конрад и сам понимал, что к большим проектам пока не готов.

В первые моменты не поверивший в то, что запечатлела плёнка, уже через некоторое время Конрад обнаружил себя выжженным и пустым. И в этих выжженных равнинах его души продолжала клокотать злость. Долгие месяцы не находившая достойного объекта, рыскавшая в обрывках памяти в тщетных попытках собрать воедино то, что произошло, теперь она наконец обрела цель. И этой целью стал Рей.

Мотивы его оставались непонятны Конраду — и в то же время были абсолютно ясны. В человеке, который стал центром его мироздания в последний год, человеческого не было ничего.

Рей был чудовищем. Таким, каких показывают в кино. И Конрад понимал теперь, что в глубине души с самого начала знал, что Рей не ставит людей ни во что. Тот факт, что с самим Конрадом он вёл себя иначе, причиняло лишь более сильную боль.

Начав работать с камнем, Конрад одним из первых своих эскизов выбрал змею — ему беспрестанно казалось, что эта кобра шипит в его душе, зазывая назад, в мощные кольца своего ядовитого тела.

Второй работой стал цветок. Прекрасная, как бабочка, орхидея, с острыми кинжалами пестиков и тычинок. Белый мотылёк сидел на её лепестке, и Конрад с трудом справлялся с желанием ударить долотом по этому глупому существу, которое должно было стать пищей для равнодушного хищника, едва успокоится и сложит крылья.

«Ненавижу тебя», — шептал он про себя. Но ни слова, ни мысли не могли поменять ничего. Рей уничтожил его — такого, каким Конрад был. Чтобы вылепить заново — своего. Такого, какого хотел он сам.

По дороге от квартиры Реймонда в Милане, расположившейся на Порта Тичинезе, в квартал Брера, где находилась студия Гравы, Конрад всегда просил остановить машину перед входом в небольшую тисовую аллею, деревья которой оставались зелёными даже зимой.

Мерседес отправлялся к другому окончанию парка, а Конрад медленно и неторопливо проходил аллею насквозь, иногда замедляя ход, чтобы присесть на одну из скамеек — часто мокрых, потому что весь сентябрь едва ли не каждый день шёл мелкий промозглый дождь. Конраду было всё равно. Он не хотел возвращаться домой. Дождь, даже самый сильный, был бы лучше четырёх стен, окруживших его со всех сторон, за одной из которых, к тому же, обитал Рей.

«Ненавижу тебя», — снова и снова шептал он, сидя на мокрой поверхности, расчерченной мелкими настырными каплями и разбегавшимися от них ручейками воды, глядя на небольшое озеро прямо перед собой.

— С вами всё хорошо, мистер Кейр? — услышал он голос, прозвучавший за спиной в один из таких дней. Конрад вздрогнул и обернулся на звук.

По другую сторону скамейки стоял мужчина в чёрном костюме, который Конрад давно привык воспринимать не как атрибут стиля, а как униформу прислуги. Такой же высокий, как и все охранники, сопровождавшие его день за днём, этот был менее широкоплеч. Светлые волосы, обрамлявшие совсем ещё молодое лицо, придавали ему обманчивое ощущение мягкости, которому Конрад не верил ни на грош. Все они были светловолосы — те, кого, набирал Йонас, но Конрад не сомневался, что в случае необходимости рука их будет тверда, как сталь.

— Да… — равнодушно сказал он, снова отворачиваясь к озеру. Его кристальная гладь казалась такой же холодной и равнодушной, как и всё кругом. Не было видно даже голубей, которые в любом парке заполоняли дорожки, скрашивая досуг гуляющих людей. Не было детей и стариков, которые остались дома, пережидая дождь. Только пара таких же отчаявшихся, как он сам, где-то вдалеке. Каждый старался держаться подальше от других, поглощённый собственной тоской.

Охранник переместился ближе к нему и снял солнечные очки — абсолютно неуместные здесь, но всё же украшавшие его лицо.

— Если вы беспокоитесь из-за того, что случилось в аэропорту, то не стоит. У нас всё под контролем.

Конрад непонимающе смотрел на него. Он успел уже основательно подзабыть аэропорт. Нападение стало для него лишь подтверждением собственных мыслей о том, что он живёт на краю. Работа Рея была не просто аморальна, она была опасна — для самого Рея и для любого, кто находится рядом с ним. Шрамы, украсившие оба их лица, подтверждали это лучше, чем что-либо ещё.

Кривая, незнакомая ему самому улыбка исказила губы Конрада.

— Это ваш единственный приказ? — спросил он.

Он испытующе смотрел на охранника. Конрад сам не знал, хотел бы он сбежать или нет. Однако эта мысль посещала его уже не раз. Квартира Рея, её устройство и быт — куда более демократичный, чем тот, что царил в особняках Мерсера — давили на него. Конраду мучительно требовался глоток свежего воздуха, и время от времени, когда он просыпался на рассвете и видел первые проблески дня в окне, за возможность вдохнуть полной грудью ещё раз Конрад готов был умереть.

«Странно, — то и дело думал он. — Раньше, даже когда Рей не скрывал, что я принадлежу ему, это место не казалось мне тюрьмой». От этих мыслей, неизменно сопровождавшихся и мыслями о собственной глупости, Конраду неизменно становилось ещё грустней.

Охранник какое-то время молчал.

— Если вас интересует, что я стану делать, если вы попробуете… уйти. То, во-первых — нам всем выдано распоряжение ни в коем случае не причинять вам вреда. Во-вторых… лично я вас не остановлю.

Конрад вскинулся и, прищурившись, испытующе посмотрел на него.

— Лично вы?

— Да, я, — охранник отвернулся и тоже посмотрел на пруд, — мистер Мерсер состоятельный, но очень опасный человек. Мне кажется, вам не место рядом с ним.

Конрад поднял бровь. Сам не зная почему, он ощутил нарастающую злость.

— Что вы знаете обо мне и о нём? — спросил он, резко поднимаясь со скамейки.

Охранник лишь грустно посмотрел на Конрада в ответ.

— Знаю, что вы не подходите для него, — только и сказал он.

По спине у Конрада пробежал холодок.

«Вот оно как», — подумал он. Конраду вдруг стало смешно. «Вот чего ты добился, Рей», — думал он. «Твоя же чертова охрана сходит по мне с ума».

Смех отдавал горечью, потому что Конрад никогда не претендовал на то, чтобы сводить кого бы то ни было с ума. Всех, кто интересовался им там, в прошлой жизни, в университете Эдинбурга, притягивали, скорее, его свежесть и, как хотелось верить самому Конраду — личность, которая таилась внутри него.

Теперь он необыкновенно отчётливо осознал, что его тело — это больше не он. Оно стало таким, каким Рей вылепил его. Внезапным стало понимание того, что таким он и принимает себя, уже не рассчитывая когда-либо вернуться назад.

Они с Реем почти не виделись все последующие дни.

Конрад ничего не знал о его делах — хотя, признаться честно, до коликов хотел знать.

Одна мысль о том, что Рей в это же время, пока он сам находится в студии Гравы, проворачивает очередную сделку, сводила с ума.

Сделок, однако, не было. Весь последний год делами Тодоса заведовал Майкл. Теперь же, когда тот исчез, Рей не спешил ничего менять — ни распускать центр, ни браться за следующий заказ. Он выжидал. Ясно было, что Майкл исчез ненадолго. Ясно было также и то, что партнёры не забудут о нём, даже если Рей внезапно и окончательно решит выйти из игры.

И день, когда о нём вспомнили, настал.

В двадцатых числах сентября Реймонд получил сообщение от контактного лица. С ним хотел встретиться человек из Латинской Америки.

К этому времени расследование по делу о нападении в аэропорту временно зашло в тупик. Круг подозреваемых был определён, но дальше дело пока не шло — те итальянцы, на которых вышли люди Йонаса, никоим образом не пересекались интересами с делами Рея. Они просто не могли быть ни конкурентами, ни желающими расширить свой бизнес за счет сфер влияния Мерсера — наркотой Рей не занимался. Йонас был согласен со своим шефом в том, что нужно копать дальше — и копал, но его потуги пока не приносили плодов.

Предложение о встрече изначально не сулило особых бед, и в то же время Рей понимал, что не может отказать — латиносы особенно тяжело переносили отказ. Впрочем, как и любой его клиент.

Встреча была назначена на Тодосе. Погода здесь кардинально отличалась от зарядивших в Милане дождей — светило солнце, и кедры шумели неопадающей листвой.

Едва приземлился самолёт, как Рей увидел мексиканца, ожидавшего его на посадочной площадке. Рею не понравилось, что тот прибыл раньше его, но поделать ничего было уже нельзя.

— Вы опаздываете! — крикнул Диего, стараясь перекричать гул затихающих моторов. Он будто бы специально коверкал слова, демонстрируя своё нежелание разговаривать на английском языке. Испанский Рей знал не очень хорошо, потому выделываться не стал.

— У меня было много дел, — коротко бросил он всё на том же английском и протянул руку для рукопожатия.

Мексиканец был не старше, а может, и несколько моложе его. До сих пор Рей не видел его в лицо, но теперь понял, что это тот самый человек, который чуть больше года назад внёс одну из двух крупнейших ставок на аукционе, где продавали Конрада.

Легко можно было догадаться и о том, какой его интересует товар.

Пожав друг другу руки, оба направились к корпусам, где их уже ожидал накрытый стол. Не обращая внимания на лёгкие закуски, Диего наполнил бокал вином. Рей отметил, как блеснул тяжёлый перстень на его пальце, когда мексиканец подносил бокал к губам.

Рей сделал то же и, откинувшись на спинку стула, принялся разглядывать его. Смуглая, как у всех уроженцев этого региона, кожа, была всё же немного светлей, чем можно было ожидать. «Метис», — подумал Рей про себя. Чёрные и густые, лоснящиеся волосы стянуты в маленький хвостик. Одна бровь чуть выше другой — как будто всё происходящее вызывало у мексиканца неудержимый смех. Маленькая серёжка в правом ухе и крестик в вырезе рубашки довершали картину — Диего создавал впечатление человека, которому наплевать на всё.

В этой поездке его сопровождали пятеро крепких парней, и хотя угрозы здесь они представлять не могли, Рей отметил и количество оружия, которым они были увешаны, и неповторимый мексиканский стиль, которым дышало каждое лицо. Эти ребята тоже явно не знали о европейских ценностях ничего.

— Меня интересует один мальчик, — сказал Диего, снова заставляя Рея обратить внимание на себя, — я уже предлагал хорошую цену, но кто-то её перебил.

Диего пристально посмотрел на Рея, как будто что-то знал, но тот лишь спокойно кивнул.

— Он рекламировал старинную греческую амфору, кажется так.

— Как вы верно заметили, амфора уже ушла с молотка.

Улыбка заиграла на губах Диего, и он приподнял руку, будто пытался погрозить Рею пальцем.

— Ах, мистер Мерсер, нехорошо так вести дела. Я же знаю, кому она ушла. Это знают уже все.

— Правда?

— Да.

— Возможно, товар был испорчен. А мы не можем позволить себе продавать подпорченный товар.

— Ну, лично я взял бы и небольшой брак, — губы Диего расступились в широкой улыбке, и он продемонстрировал тридцать два белоснежных зуба, — я готов обговорить цену, мистер Мерсер. Но эта ваза мне очень нужна.

Рей погрузил взгляд в бокал белого вина и покрутил его в руках.

— Здесь всё неоднозначно, мистер Коррес. Как я сказал, товар в процессе подготовки потерял в цене. Но в то же время я вложил свои личные силы, и теперь цена снова возросла.

— Я готов это обсудить, — Диего остановил на лице Реймонда пристальный взгляд.

— Но я, боюсь, не готов.

— Мне очень нужен этот товар.

— А я просто не хочу его продавать.

Рей встал.

— Мне жаль, что вы впустую потратили время, мистер Коррес. Если бы ваш представитель заранее предупредил меня, о чём пойдёт речь, я бы передал свои извинения через него.

— Ничего, — голос Диего прозвенел в комнате за мгновение до того, как он остался в ней один, — я должен был заглянуть вам в глаза и сказать, чего хочу, прежде чем пойду другим путём.

Рей замер и, обернувшись через плечо, прищурился, теперь уже так же пристально глядя на него.

— Не угрожайте мне. Я этого не люблю.

Едва добравшись до номера и всё ещё тяжело дыша, Рей набрал номер Йонаса.

— Диего Коррес, — бросил он, — проверь его.

Поездка в Неаполь прошла без особых приключений, но уже спустя несколько дней после неё Рей позвал Конрада к себе. Лицо Мерсера было непроницаемым, так что Конрад не мог понять, что тот чувствует и о чём собирается говорить. Конрад, едва войдя в кабинет, остановил на нём взгляд и невольно подумал, что Рей исхудал. Он выглядел непривычно бледным, хотя всегда хорошо загорал, а под глазами его залегли чёрные круги.

Ни тени жалости Конрад не испытал. Напротив, клокотавшая в нём злость стала только сильней. «Это всё, чем ты можешь расплатиться со мной?» — думал он и чувствовал, как неудовлетворённость болезненно тянет в груди.

А Рей долго смотрел на него. Он пытался напиться Конрадом, как умирающий от жажды тщетно пытается напиться солёной морской водой. Конрад казался прозрачным, как призрак, истончившимся и почти невидимым в тусклом свете осеннего солнца, едва пробивавшегося сквозь пелену облаков.

Хотелось броситься к нему, обнять и расцеловать, но сделав мельчайший шаг вперёд Рей тут же чувствовал невидимую стену, разделившую комнату пополам.

— Йонас кое-что узнал, — сказал Рей.

— Я слушаю, — Конрад замер напротив него.

— Покушение в аэропорту скорее всего организовал племянник главы мексиканского наркокартеля, Диего Коррес. Сам он руководит одним из отделений картеля. Этот человек… — Рей прокашлялся, — этот человек, — продолжил он, — хотел купить тебя. Я думаю, его ставка была одной из двух самых больших.

Губы Конрада дрогнули.

— Из двух? — спокойно переспросил он. — А чья ещё?

— Хусейн бин Заид. Хочешь спрятаться от меня у него?

— Не угрожай мне, Рей, — Конрад стиснул кулаки за спиной, — если бы не ты, меня не хотел бы купить вообще никто.

Рей дёрнулся, но промолчал.

— Мне, наверное, нечем хвалиться, Конрад, — после долгой паузы сказал он, — я действительно не сделал для тебя ничего, чтобы твоя жизнь стала лучше, чем была. Но я уже столько раз пожалел о том, что сделал, что мне кажется, ты мог бы проявить милосердие ко мне.

— Ну почему же ничего, — Конрад плавно, как ласка, приблизился к нему и заглянул в глаза, — ты подарил мне столько красивых вещей… Скажи, Рей, сколько мальчиков тебе пришлось продать, чтобы у нас с тобой было это всё?

— Конрад! — рявкнул Рей. Не сдержавшись, схватил Конрада за плечи и встряхнул.

— Я никогда не пойму этого, Рей, — выплюнул Конрад ему в лицо.

— Ты тоже не святой!

— Нет. Но есть разумная мера вреда, который стоит того, чтобы его причинять. Можно ударить, когда хотят ударить тебя. Но нельзя продать человека в рабство просто потому, что захотел подарить любовнику серебряный браслет!

Рей с трудом удержался, чтобы не ударить его, а Конрад развернулся и решительно двинулся прочь.

Рей остался в одиночестве, бессильно сжимая кулаки. Никогда ещё он не чувствовал себя таким беспомощным, как сейчас. Никому он не простил бы таких слов. Ни от кого не стал бы терпеть столь многого. Но Конрад давно перестал быть частью мира, окружавшего его, и стал частью его самого. И теперь Рей мог лишь бессильно смотреть, как тот уходит. Он знал немало способов убедить людей в своей правоте. Но не знал ни единого способа убедить себя самого.