Для продолжения обучения Конрад выбрал Школу изящных искусств. Это было приемлемо, хотя Рей и ощущал неудовольствие от того, что оказывается теперь привязан к одной стране.
— Колледж не тюрьма, — пожал плечами Конрад, заметив выражение его лица, — никто не помешает мне сбежать на несколько дней к тебе, — однако, едва сказав это, он помрачнел. — Но в Шотландии у меня была стипендия. Как ты понимаешь, здесь я сам оплачивать колледж не смогу.
Рей понимал. Конрад по-прежнему не был уверен, что то, что происходит между ними, продлится ещё несколько лет.
Спорить он не стал, потому что и сам не поверил бы в подобном вопросе себе. Было решено сделать трастовый фонд с расчетом на пять лет, который Рей не смог бы закрыть.
— Мне осталось учиться только три года, — заметил Конрад осторожно.
— Я хочу, чтобы ты был уверен в завтрашнем дне, — решительно сказал Рей.
Ему и вправду не хотелось привязывать Конрада к себе. Он никогда особо не любил зависимостей и никогда не просил подарки назад.
Создание фонда было внесено в финансовый план на следующий год, и Рей испытывал большое желание внести в него ещё кое-что: открытие выставки. Конраду пока что не стоило об этом знать, зато пришлось посвятить в свои планы Майкла, чтобы объяснить ему, почему меняется запланированная сумма вложений на следующий год.
Майкл покрутил пальцем у виска в ответ, но спорить не стал. Как показалось Рею, он уже начал привыкать к новому положению вещей.
— Ты на треть замедлишь выполнение собственного плана, — только и заметил он.
— Иногда планы надо менять.
На новый год была запланирована поездка в Альпы, естественно с катанием на лыжах, но центральное место в программе занимал курс прыжков с парашютом.
Он сам никогда этого не делал, хотя и очень хотел. И был безмерно счастлив, когда Конрад зеленея и бледнея, но ничем более не выдавая свой страх, отпрыгал программу вместе с ним.
— Охренеть, — после первого прыжка только и сказал тот. Он прижимался к Рею всем телом, как будто боялся отпустить.
— Да, — подтвердил Рей, которому первый опыт тоже дал небывалый подъём сил.
Потом они трахались на снегу, снимая стресс, катались по земле, кусая друг друга, и наутро вместе валялись в постели с температурой. Бульон на двоих приносил Жак.
Документы в Школу нужно было подавать в апреле, а до тех пор совместными усилиями были подобраны репетиторы — по французскому и по изучению техники скульптуры. Последний занимался с Конрадом на дому почти каждый день. В течение последующих двух месяцев три уже начатых скульптуры пришлось спрятать под белыми покрывалами, чтобы полностью переключиться на этюды. Но Конрад выглядел счастливым. Оставшись наедине с Реем, он только и говорил о новых приёмах работы с глиной и о запланированном переходе к гипсу, и о месье Бастьене с его волшебными руками. Последнее не очень радовало Реймонда, но он терпел.
Не слишком радовало его и ещё одно новое увлечение Конрада — вернее, целый их набор.
Через несколько дней после разговора о похищении Юрген передал Рею, что Конрад хочет заниматься тай-бо.
— Что? — Рей поперхнулся фрешем из авокадо в первый момент после того, как услышал его слова.
— Мы с ним как-то заводили об этом разговор, — обтекаемо сказал тот, — в шутку! — тут же уточнил Юрген. — Я просто сказал, что если он хочет быть как Джеки Чан, ему нужно тренироваться с тобой. И… вот… — Юрген развёл руками.
Рей думал, потягивая густой, перемешанный с мякотью сок. То, что у Конрада появляются новые увлечения и он находит себе место в его доме, не могло не радовать. Это было всяко лучше, чем тот образ жизни, который он вёл в самом начале, когда только попал сюда. К тому же подобный поворот сулил появление и новых тем для разговора — помимо всемогущего месье Бастьена. Рею нравилось, когда Конрад находился рядом с ним, нравилось слушать его, улыбаться и не думать ни о чём. Он чувствовал себя так, как будто вернулся домой. И в то же время нельзя было не признать, что они слишком разные. Для Конрада верхом распущенности на вечеринке было добавить водку в пунш, для Рея — смешать с абсентом кокс. И то, что Конрад так легко втягивался в новую жизнь, должно было радовать… Но Рей никак не мог выкинуть из головы его слова «тогда я сам их убью». Средств к этому Конрад имел немного — но только пока. Он был одним из двух человек, от которых охрана Рея не смогла бы защитить, и теперь страхи Рея принимали другой разворот.
Рей разрешил тай-бо, но уже через месяц услышал о новом желании — заняться стрельбой.
— Так, — решительно сказал он, — категорическое «нет»
И продолжил разговор уже не с тренером, а с миссис Розенберг.
Эту женщину он знал достаточно хорошо. Она работала на Тодосе и была в достаточной мере посвящена в его дела, хотя и знала далеко не всё.
— У жертв насилия иногда встречается потребность ощутить свою защищённость от мира, — сказала та, — конечно, из тех, кто берёт в руки пистолет, к реальному акту мести переходит не более десяти процентов. Это просто этап выздоровления, — помедлив, она добавила: — Вы выбрали правильный путь. Ему нужны новые впечатления, нужно ощущение власти над миром и над собой. Но если хотите переключить его энергию в более мирное русло — попробуйте найти альтернативу в этом ключе.
Однако по мере того, как приближалось время ехать за документами в Эдинбург, Конрад становился всё отстранённей и мрачней.
Рей долгое время откладывал назревающий разговор, но в конце концов Конрад завёл его сам.
— Осталось две недели, — сказал он, — потом нужно будет принести в Школу все справки о том, что я окончил второй курс. Хотя это, кстати, и не совсем так… Возможно, удастся уговорить их дать мне возможность сдать экзамены задним числом.
Рей кивнул. «Я поеду с тобой», — хотел было сказать он. Хотя решение вернуться в Шотландию и далось ему нелегко, он всё-таки не хотел отпускать Конрада одного. К тому же его терзало желание провести с Конрадом те несостоявшиеся несколько дней в Лондоне, которые он обещал ещё прошлой весной.
Чем больше думал Рей о том месяце, тем больше сомнений было в его голове. Сейчас он сам себя хотел убедить в том, что если бы не проблемы с полицией — полетел бы сам и не допустил всего того, что произошло потом. Однако Рей не исключал, что это обыкновенный самообман.
Однако не успел Рей озвучить и пары слов, как Конрад произнёс сам:
— Можно, я заеду домой?
Рей умолк на полуслове, испуганно глядя на него, и Конраду тут же стало стыдно за то, что он только что сказал. Он отвёл взгляд.
— Ты так хочешь вернуться туда? — спросил Рей.
Конрад поймал его ладонь.
— Рей… там моя семья. Я хотел бы видеться с ними иногда.
Рей молчал. Ему стало ещё страшнее, чем всегда. Страшнее от мысли о том, что Конрад может и не вернуться назад.
— Отцу на тебя… — он замолк, почувствовав, как задрожала рука Конрада в его руке. Сделал глубокий вдох и обнял его, — езжай. Но я поеду с тобой.
Конрад вскинулся, вглядываясь ему в глаза.
— Я показал тебя брату, — напомнил он, — ты тоже мог бы познакомить меня с отцом.
Конрад закусил губу, но кивнул.
Вопрос с документами разрешить оказалось не легко. Фактически Конраду засчитали только первый и второй курс, хотя и третий он успел заслушать почти до конца. Несколько дней они - каждый своими средствами - пытались найти подход к деканату, чтобы закрыть и третий курс, но из этого так и не вышло ничего. Потому когда к концу первой недели они выезжали из Эдинбурга в Глазго, Конрад был мрачен и погружён в себя, а Рей не мог отделаться от мысли, что это он виноват во всём. Для путешествия был выбран экспресс, потому что лететь на самолёте на такое расстояние не имело смысла, а ехать с водителем Рей не хотел. Конрад впал в задумчивость, оказавшись на том же вокзале, где год назад провёл свои последние дни на свободе. Он прижимался к плечу Рея и держал его за руку, будто боялся потерять в толпе. Постоянно оглядывался на охрану, стоявшую поодаль — благодаря их присутствию на людном вокзале их двоих окружало пустое кольцо.
Только когда они погрузились в поезд, Конрад повеселел.
— А знаешь, — сказал он, глядя сквозь окно, как отъезжает ночной перрон, — я хотел показать это «ему».
Рей, как всегда, не знал, как реагировать на это «ему», и потому промолчал, ожидая продолжения.
— А сегодня я рад, что со мной именно ты, Рей. Ты самое лучшее, что происходило со мной за всю мою жизнь.
Конрад на мгновение повернулся к нему и быстро поцеловал, а затем снова отвернулся к окну, но теперь устроился у Рея на плече — будто напрашивался на то, чтобы тот обнял его. И Рей не заставил себя ждать.
В Глазго дела обстояли хуже. Рей взял машину в прокат и, преодолевая сопротивление правого руля, довёз Конрада до дома. За это время, правда, он проклял свой вестибулярный аппарат так, что в конце концов велел старшему по охране — Фабиану Басти — сесть за руль, когда они поедут назад.
Конрад первым вышел из машины, подождал, пока Рей последует за ним, и направился к маленькому домику, скрытому едва начавшим зеленеть палисадником, с намерением позвонить в дверь. Сделать этого он не успел. Дверь открылась ему навстречу, и на пороге показался небритый мужчина средних лет в джинсах и поношенном пуловере неопределённого цвета.
— Конрад? — подозрительно спросил он.
Конрад замедлил шаг и крепче сжал руку Рея.
Рей как никогда понимал его. Во взгляде Кейра-старшего читалась безжалостность турникета в метро.
— Что с твоими волосами? И кто с тобой?
Пальцы Конрада сжались ещё сильней.
— Это Рей, — он решил отвечать только на те вопросы, которых нельзя было избежать, — помнишь, я писал, что встретил человека, с которым провёл прошедший год?
Линдси показалась за спиной у Кейра, она осторожно выглядывала из дверного проёма, но Конраду удалось бросить лишь короткий взгляд на неё. Сестра повзрослела и округлилась, теперь её скорее можно было назвать девушкой, чем девочкой, и наверняка в школе на неё уже заглядывалось множество парней.
— Кони… — улыбка расцвела на её губах и тут же потухла под пристальным взглядом отца.
«Он не поймёт», — понял Конрад. Нужно было уезжать — и прямо сейчас, но ему очень уж хотелось повидаться с сестрой.
— Конрад… — вполголоса произнёс Рей у самого его уха, явно намереваясь предложить то же самое.
Конрад решительно повернулся к нему и уже двумя руками сжал его ладонь.
— Рей, прости меня… тебе лучше оставить меня с семьёй на пару дней.
Рей молчал. Только губы его дёрнулись.
— Рей… — просительно произнёс Конрад и сдавил его ладонь ещё сильней.
Рей посмотрел на часы.
— Хорошо, — сказал он, — я буду ждать тебя послезавтра на вокзале. Поезд в двенадцать ноль пять.
Рей помешкал.
— Конрад, — ещё тише сказал он, — если ты не придёшь — значит, нет. Я не буду удерживать тебя рядом с собой, если ты решишь вернуться к семье.
Ему мучительно хотелось поцеловать Конрада напоследок, но Рей заставил себя сдержаться — не при отце.
Конрад дёрнулся от последних слов, в глазах его полыхнул огонь. Он хотел ответить, но тоже не посмел.
— До послезавтра, — тихо сказал он и, развернувшись, побрёл домой.
Обычно Рей любил бывать в новых городах — но Глазго определённо не относился к таким. Всё здесь напоминало ему о годах, проведенных рядом с отцом. Бродя по улицам весь остаток вечера, он старательно избегал респектабельных кварталов, где мог встретить кого-то из знакомых, но уныние и давящее чувство чуждости, ограниченности этим миром — и в то же время непринадлежности к нему, давило на него.
В конце концов Рей подал знак медленно ползущей следом машине охраны и, забравшись в неё, приказал:
— В отель. Всё равно в какой.
Рею достался Marriott, едва добравшись до номера, он завалился спать.
Проснувшись и не обнаружив Конрада в собственной кровати, он почувствовал себя ещё более тоскливо, чем вчера.
Потянувшись к телефону, набрал Майкла и, выслушав долгий зевок, ответил:
— Майкл, это дерьмо.
Он принялся рассказывать, что именно считает дерьмом. Узкие улочки Глазго и содержимое мини-бара. Бюрократию Эдинбургского колледжа и колючие простыни… Он замолк, когда обнаружил, что Майкл на другом конце линии журчит то ли водой в кране, то ли чем-то ещё.
— Тебе надо отдохнуть, — зевнув, сказал тот, — приезжай ко мне, я не видел тебя сто лет.
Рей молчал. Ему не хотелось отдыхать. Хотелось просто, чтобы Конрад по волшебству оказался рядом с ним.
Он сел на кровати и, уронив голову на подтянутые колени, пробормотал:
— Я не могу без него. Майкл, я правда сошёл с ума. Это хуже, чем наркота.
Майкл долго молчал.
— Я тебя понимаю, — сказал он наконец, — но помочь ничем не могу.
В трубке раздались гудки, и Рей как нельзя остро ощутил, что остался абсолютно один.
Оставшиеся сутки он провёл в номере, больше не пытаясь выбраться на улицы города, по которым тихим странником шествовал дождь. Тротуары намокли, и, подходя к окну, Рей видел, как скачут маленькие капельки по стеклу и сползают дорожками вниз.
Он работал, но работа шла не очень хорошо. Потому на третий день Рей приказал отвезти его на вокзал, едва только часы показали семь, и оставшиеся пять часов провёл в кафе на перроне, глядя, как проносятся вдалеке поезда.
Конрад ожидаемо не появился ни в восемь, ни в девять часов.
Время уже шло к одиннадцати, но Рей продолжал успокаивать себя тем, что тот хочет провести максимум времени с семьёй.
«Я бы, наверное, тоже хотел», — думал он.
В половине двенадцатого Рей заплатил по счёту и вышел на перрон. Дождь продолжал стучать по асфальту, охрана двигалась в двух шагах позади.
Народу почти не было, зато поезд уже стоял на пути. Они должны были ехать в Лондон, чтобы провести там ещё четыре дня и, сев в самолёт, вернуться в Париж.
Конрада не было. В этом безлюдном месте Рей легко разглядел бы его издалека.
Объявили посадку, и Рей отправил одного из охранников отыскать нужный вагон.
Он ждал, стоя у входа в вокзал, ощупывая взглядом каждого выходящего из него. Конрад задерживался. Рей посмотрел на часы, показавшие двенадцать часов.
«Он не придёт, — осознание пронеслось в голове, и сердце стиснула боль. — На что ты рассчитывал, идиот? Ты выпустил птичку из клетки и думал, что она вернётся к тебе? Ты похитил его. Такое нельзя простить».
Рей закрыл глаза.
— Мистер Мерсер, — один из охранников коснулся его плеча, — нужно садиться в вагон, поезд сейчас уйдёт. Желаете сдать билеты и запросить джет?
Рей молчал. Ему в самом деле не было особого резона ехать в Лондон одному, но вряд ли раньше утра можно было ожидать самолёт. И значит, ему в любом случае предстояло провести где-то ещё одну наполненную одиночеством ночь.
— Нет, — глухо сказал он, — я иду. Самолёт пусть пришлют в Лондон, я вылечу с утра.
Вопреки собственным словам ещё почти минуту он стоял неподвижно, гипнотизируя взглядом стеклянную дверь вокзала. И только потом решительно развернулся и двинулся по перрону, отсчитывая шестой вагон.
Замер перед дверьми, как будто вход внутрь преграждал невидимый барьер.
Он не мог заставить себя ступить внутрь. И всё-таки сделав над собой усилие, Рей шагнул вперёд, когда со спины вдруг донеслось сдавленное:
— Рей!
Рей резко обернулся.
— Поезд сейчас тронется, — произнёс охранник, уже стоявший внутри.
Рей бессильно вглядывался в темноту, но разглядеть ничего не мог, и звук больше не повторялся — как будто померещился ему.
— Мистер Мерсер! — окликнул его охранник снова, увидев, как Рей бросается туда, откуда раздался звук. За спиной у Рея заскрипели колёса, раздался пронзительный гудок, послышался грохот падающего с полок багажа...
Рей пробежал несколько метров и рухнул на колени, увидев тело, распростёртое по земле.
— Скорую! — рявкнул он. — У вас минута!
Лицо Конрада, казалось, было покрыто кровью целиком. Ещё одно красное пятно на груди он зажимал рукой.
Рей положил ладонь поверх его руки, сжимая рану ещё сильней, и услышал стон.
— Рей… — выдохнул тот. Глаза его приоткрылись, и в тени ресниц блеснули зрачки.
— Тихо, — прошептал Рей, притягивая его к себе.
«Дерьмо, — повторял он, — вот это — настоящее дерьмо».