Рей видел во сне нежные руки Конрада, скользившие по его груди, бокам, животу. Мягкие губы, запечатлевавшие поцелуи на плечах и постепенно спускавшиеся вниз. Больше всего он хотел, проснувшись, обнаружить, что это реальность проникла в сон и дразнит его, но чем ближе становилась явь, тем отчётливее приходило осознание того, что касания Конрада — просто сон. И тем больше хотелось остаться в нём.
— Кони… — прошептал Рей. Он открыл глаза и замер, глядя в серебристый потолок, испещрённый небольшими светильниками, у себя над головой. Реальность затопила сознание, и стало трудно дышать. Рука сама шарила по кровати в тщетной попытке отыскать того, кого давно уже не было рядом. Другая сжалась в кулак. Рей зажмурился, прогоняя резь в глазах.
— Чёрт, чёрт, чёрт… — пробормотал он.
Поднялся и, не глядя нашарив халат, накинул его на плечи. В душ идти не хотелось. Вот уже вторую неделю он позволял себе игнорировать правила гигиены, и вопрос, поставленный Конрадом, казалось бы, совсем недавно — не хочет ли он удалить шрам — отошёл далеко на задний план. Впервые в жизни Рею было абсолютно всё равно. Он перестал подравнивать щетину, позволив лицу зарастать бородой. Всё, что раньше доставляло ему радость, теперь утратило вкус.
— Чёрт, чёрт, чёрт… — пробормотал он, снова пробираясь на ощупь к двери, чтобы попасть на кухню. Конрад уехал, и Рей с тоской думал о том, что ему предстоит завтракать в тишине.
Еда в последнее время тоже не доставляла радости. Прислуги в этой квартире не было, один только Жак, которого Рей звать не хотел — тот напоминал ему слишком многое из того, что причиняло боль. Рей включил чайник и, не дожидаясь, пока тот закипит, сыпанул в большую кружку ложку белкового коктейля — ничего больше он делать не хотел. В последние дни Рей перестал пить даже свой обычный сок — вкуса он не чувствовал всё равно.
Рей залил порошок кипятком, упал на стул у окна и, закрыв глаза, принялся мелкими глотками заливать в себя безвкусную дрянь. Взял со стола брошенные накануне часы и, глянув на них, равнодушно подумал, что впереди бессмысленная беготня по беговым дорожкам. Потом ещё добрых шесть часов копания в документах. Чтобы потом… что?
«Ничего», — ответил он сам себе.
Сразу же после того, как он застал Конрада со списками покупателей, раньше, чем звеневшее вслед «Я не знаю, кто ты, Рей» утихло за спиной, Рей бросился на поиски Майкла, но квартира того была пуста.
Если в первые секунды, выбираясь из дома и заводя мотор, он был уверен, что свернет проклятому ублюдку шею, то, оказавшись в его доме — таком же безжизненном, каким теперь должен был стать и его собственный — Рей почувствовал себя брошенным. Майкл ничего не стал объяснять. Естественно, он не сказал, куда улетел. Скайп тоже не отвечал, и никто из персонала не знал о нём ничего.
«Охренеть», — думал Рей, уже совсем в другом настрое возвращаясь домой. «Он сделал меня», — крутилось в голове. Иногда ещё мелькало: «За что?» — но Рею слишком легко удавалось ответить себе на этот вопрос, чтобы он задерживался на нём дольше двух секунд.
С Конрадом разговора тоже не вышло — чего и следовало ожидать. Рей хотел дать ему немного времени, чтобы тот пришёл в себя, но дни тянулись за днями, а Конрад оставался от него так же бесконечно далёк. Он все дни проводил у себя в студии, и поначалу Рей не пытался туда входить. Ждал. Конрад всегда остывал на третий или четвёртый день.
В этот раз не остыл, и Рею пришлось прийти к нему самому.
Он постучался, но, не получив ответа, осторожно приоткрыл дверь.
Пол в мастерской был усыпан осколками глины, которые захрустели под ногами, как только Рей вошёл в просторный, залитый солнечным светом, зал.
Среди других обломков Рей увидел кусочек собственной руки, и его пробрала дрожь от странного понимания, что это он расколот на части. Что Конрад сделает его ещё раз - и ещё раз разобьёт, если не сможет добраться до живого. А сделать этого он пока ещё не мог. Пока — потому что стоило восстановиться хрупкой иллюзии доверия, разбившейся на части как глиняный торс, и Конрад получил бы над ним полную власть. Убить, расколоть, предать. Рей позволил бы ему всё. Как и несколько дней назад, как и месяц назад, как и весь этот год — Рей без него не мог.
Самого Конрада Рей разглядел не сразу. Тот сидел на полу среди деревянных постаментов, покрытых чёрным лаком, широко расставив ноги, сцепив руки в замок и глядя перед собой. Глаза его казались пустыми и незрячими, и сам он был бледен, как будто лицо его выточили из белой глины.
— Напрасно, — сказал Рей, поднимая с пола кусок самого себя, — скульптура была очень хороша, ты мог бы выручить за неё миллион-другой, даже если не хотел видеть натурщика рядом с собой.
— Это не та, — голос Конрада в тишине студии казался стеклянным и неживым. Он легко кивнул в сторону - на постамент, всё ещё укрытый полотном.
Рей подошёл к нему и с облегчением вздохнул — вторая серьёзная работа Конрада всё ещё была цела. По сравнению с прошлым разом, когда Рей видел её, она стала даже немного более живой.
Он снова опустил взгляд на пол и подтолкнул носком туфли разбитый нос. Неприятное чувство, как будто на полу валяется его собственный труп, снова посетило его.
— Тогда это…
— Это другой ты, — пояснил Конрад, упруго поднимаясь на ноги. Глаза его наконец обрели выражение — в них отразилась холодная злость. — Я бы вылепил тебя в образе Двуликого Януса - но ты превзошел его, у тебя три лица. Хотя постой, есть проблема — я видел только одно. Впрочем, маска чужого тебе пойдёт. И кто там был ещё… кажется, Эйнштейн? Нет, старина Берти для тебя слишком хорош.
— Ты злишься, — после долгой паузы констатировал Рей.
— Ну что ты, моё сердце полно любовью, прощением и теплом.
Конрад остановился в нескольких шагах от него. Рей видел, как под тонкой тканью безрукавки, в которой Конрад лепил, когда было прохладно, напрягся каждый мускул. Как проступили бугры на руках. Казалось, ещё мгновение — и тот бросится на него.
— Кони, — мягко сказал Рей, — нам нужно обсудить всё, что произошло.
Конрад в деланном удивлении распахнул глаза.
— В смысле… Ты решил что-то мне рассказать? Теперь? Не поздновато, Рей?
— Поздновато, — согласился Рей. На мгновение он стиснул зубы, набираясь сил, чтобы продолжить. — Но мне было страшно, Конрад. Я боялся тебя потерять.
— Когда именно? — Конрад склонил голову вбок. — Когда снимал на камеру, когда я раздвигаю ноги перед тобой? Или когда я рвался тебе отсосать, а ты отталкивал меня и смеялся надо мной? Любопытно, о чём ты думал при этом? О том, что шлюха удалась на славу, да? И я тебя не разочаровал. Стоило выпустить меня из клетки, как я снова раздвинул ножки и облизал тебя с ног до головы. Это был тест, Рей? Какой ещё чёртов эксперимент ты ставил надо мной? В чём суть урока, который ты мне преподал? В том, что я грязная дрянь?
Рей молчал. Ничего лучше, чем подойти к Конраду и обнять его, он придумать не мог, но поза последнего отчётливо говорила, что тот не позволит сейчас прикоснуться к себе.
— Я тебя люблю, — только и произнёс Рей.
Губы Конрада дёрнулись в отвращении.
— Ты не человек, — сказал он, — ты не можешь любить.
Это самое «Ты не человек» звенело у Рея в ушах каждый вечер, когда он засыпал.
«Может быть, и так, — думал он. — Может быть, я не человек. Но я всё равно люблю тебя - и только тебя. Никого никогда не любил, но тебя — люблю».
А тогда он молча ушёл, проклиная собственную трусость. Остаток дня прятался в кабинете, прикрываясь работой, всем своим существом ощущая присутствие Конрада этажом ниже и не в силах думать ни о ком, кроме него.
«Я тебя люблю», — крутилось в голове, но ничего не могло изменить.
Вечером Конрад пришёл к нему сам. За окнами уже смеркалось. Над городом собирались тучи, и потихоньку начинался дождь. Осень давала о себе знать холодным ветром и промозглой погодой, мелкими капельками, сбегавшими по стеклу, и ручейками, разливавшимися по подоконнику.
Конрад был одет — на нём был чёрный строгий костюм, не из тех, что Рей особенно любил, скорее предназначенный для того, чтобы подчеркнуть отчуждение, поселившееся между ними, чем для того, чтобы порадовать его.
— Распорядиться принести чаю? — спросил Рей, чтобы разрушить повисшую в комнате тишину.
— Бренди ты мне не нальёшь?
— Почему, налью.
Рей встал из-за стола, подошёл к книжному шкафу со спрятанным между полок барным отделением и, достав оттуда бутылку бурой жидкости и два низких стакана, разлил напиток в них.
Взял оба в руки и поднёс Конраду один из них. Тот стоял у окна, глядя сквозь стекло на дождь. Рей остановился у него за плечом и сделал глоток.
— Если хочешь, будем пить всю ночь. Говорят, истина на дне бокала — может быть, просветление догонит и нас. И ты сможешь меня понять.
— Я смогу тебя понять, — повторил Конрад - и тени чувств не промелькнуло в его голосе, — а ты кого-нибудь понимал в своей жизни, Рей? Ты когда-нибудь пытался представить, что чувствует человек рядом с тобой?
Рей молчал. Он чувствовал, что разговор идёт совсем не туда, куда бы он хотел, и подозревал, что что бы он сейчас ни сказал, злость Конрада станет только сильней.
— Я никого не стал бы так долго ждать, — позволив тому выговориться, произнёс наконец он, — я ни у кого не стал бы просить прощения, Конрад. Я ни о ком, кроме тебя, не думал бы каждое утро, каждый день, каждый вечер и ночь.
— Правда? Даже о своём самолёте ты не думал так много? — спросил Конрад, разворачиваясь к нему лицом.
Рей дёрнулся, будто его ударили по щеке, и отступил назад.
Стиснул зубы и какое-то время молча смотрел на него.
— Ты так ставишь вопрос… А если бы тебя заставили выбирать между твоей лепкой и мной?
— Я сделал выбор, Рей. Я не стал возвращаться в Эдинбург.
Рей скрипнул зубами, с неудовольствием отмечая, что Конрад сегодня в ударе — и спорить с ним смысла нет.
Тот тоже замолк, чувствуя, что ещё слово - и его понесёт. На самом деле Конрад не видел смысла говорить ни о чём. Он давно понял, что говорить с теми, кто похитил его, смысла нет.
Он осушил стакан и прошёл к шкафу, чтобы наполнить его ещё раз. Рей приник плечом к окну, издали наблюдая за ним. Потом отвернулся и стал смотреть на дождь.
— Ты не отпустишь меня? — спросил Конрад, так же останавливаясь у Рея за плечом.
Рей качнул головой.
— Это исключено.
«Ты разрушил мою жизнь, Рей», — хотел сказать Конрад, но промолчал.
— Ты помнишь, что произошло несколько дней назад? — Рей повернулся к нему. — Эти итальянцы будут охотиться за тобой. И чёрт его знает, кто ещё. Я не вынесу, Конрад, если ты попадёшь к кому-то другому. Я не вынесу, если с тобой что-то произойдёт.
Конрад молчал, равнодушно и устало глядя на него.
— Я никогда больше не буду просто собой, — глухо сказал он.
Рей не стал спорить с ним. Он тоже устал и не хотел в эти мгновения вообще ничего.
— Давай спать, Конрад. Не обязательно со мной, — торопливо добавил он, когда бровь Конрада насмешливо приподнялась, — я уверен, что со временем всё пройдёт.
Конрад закрыл глаза. Эта уверенность больше всего пугала его — он боялся, что Рей прав. Но спорить он тоже не хотел — что бы он ни говорил сейчас, слова причиняли лишь новую боль ему самому.
— Спокойной ночи, — сказал он.
— Спокойной ночи, — подтвердил Рей.
— Рей, — окликнул его Конрад уже на полпути к двери, и тот, отвернувшийся было к окну, посмотрел на него, — наши договорённости в силе? Могу я продолжить занятия с маэстро Грава?
— Да, конечно, — Рей с трудом преодолел порыв броситься к нему, обнять и начать шептать, что ничего не изменилось, в этом доме он всё так же любим и дорог ему, — моя охрана будет тебя сопровождать.
Конрад кивнул.
— Благодарю.
Он вышел за дверь, и Рей остался один.
Следующим утром Рей уже с трудом заставил себя встать. Сорвав занятия по фитнесу, он кое-как добрался до кабинета и, вызвав к себе Йонаса, распорядился продолжить расследование, которое начал Майкл. Он так же вкратце описал ему состояние дел.
— Мы с Конрадом немного повздорили, — сказал он, — так вышло, что он узнал о моей работе больше, чем я хотел бы ему рассказать. Боюсь, он может сейчас выкинуть что-нибудь.
— Пойти в полицию, ты имеешь в виду?
— Может быть. А может быть — сбежать.
— Хорошо, — Йонас кивнул, — я прослежу, чтобы ничего не произошло.
Йонас помешкал, и Рей расшифровал это молчание без слов.
— Его статус остаётся прежним, — сказал он, — Конрад — мой компаньон, но не пленник. Прежде всего нужно охранять его от воздействий извне, а не наоборот.
Йонас кивнул.
— Хорошо. Мы будем бережно относиться к нему.
Распрощавшись с Йонасом, Рей снова остался в тишине и долго сидел, вслушиваясь в неё. Казалось, в сердце зияла огромная дыра, и она разрасталась всё сильней день ото дня. А Рей даже не мог вспомнить до конца, что раньше находилось в ней.
В конце недели Конрад обратился к нему через Йонаса — спросил разрешения на несколько дней поехать в Неаполь, посмотреть галерею, с которой ему советовал познакомиться Марко Грава.
— Хорошо, — сказал Рей, — но в следующий раз, если ему потребуется уехать — пусть спросит меня сам. Иначе я могу и не отпустить.
Какова была реакция Конрада на его слова - он так и не узнал. Но наутро проснулся в квартире уже один.