Начало новой истории

Ход синий: Глава 16: Обещания арий

Ещё несколько раз Госпожа директор отправила Эктори сообщение с приказом явиться. И ария, через пару дней после бала решила, что всё-таки следует исполнить требования, она упросила Хафэра сопроводить её.

Стоило им вдвоём переступить порог, как Госпожа директор, приготовившаяся к долгому разговору, в котором наконец сможет поставить разошедшуюся девчонку на место, гневно выпалила:

— Я звала только Эктори!

Ответил ей Хафэр:

— Леди Эктори является гражданской Империи, а значит находится под моей защитой.

Госпожа директор хотела было что-то сказать, но Хафэр ей этого сделать не дал:

— Пожалуйста, имейте щедрость дать мне договорить. Согласно решению правящего совета миров, всякий, нарушивший какие либо противоправные действия по отношению кого-либо, отвечает по законам государства, гражданство которого имеет.

— К чему эти речи? — раздражённо спросила Госпожа директор, начиная осознавать, что в этой партии роли меняются местами.

— Дайте мне договорить, — потребовал Хафэр, тоном и мимикой показывая, что терпение его начинает понемногу исчерпываться. — Империя провела расследование инцидента, имевшего место быть между госпожой Эктори и вашей дочерью. Мы пришли к заключению, что все действия со стороны нашей гражданки были обоснованы правомерны и даже имели щадящий характер. Эктори полностью оправдана, как правящим советом Империи, так и лично мной — Императором.

Госпожа директор, отведя взгляд, недовольно скрипнула зубами, уже поняв, к чему клонит мальчишка, она хотела было возразить, поставить его на место, но как назло, все словно заглушил кашель, который она тут же подавила, не показав своей слабости продолжавшему говорить Императору.

— Однако, что касается действий леди Эмони… Мы требуем рассмотрения её деяний судом вашего государства, ведь целью они имели нанесение физического, морального и материального вреда Эктори. Если на вашей стороне окажется достаточно квалифицированный защитник, вы отделаетесь наказанием в виде компенсации причинённого ущерба. Но это лишь в том случае, если Империя не станет воспринимать ущерб её гражданки, как оскорбление государства в целом. Эктори — есть представитель Империи, и для нас нет разницы, к какому роду она принадлежит, её интересы — наши интересы. Действия вашей дочери при таком рассмотрении уже выглядят как попытка развязать войну. Вы готовы вступить в военный конфликт с Империей?

Госпожа директор хотела было что-то ответить, но Хафэр продолжил говорить:

— Империя готова закрыть глаза на действия вашей дочери. Мы не выдвинем вам обвинения, но наша благосклонность имеет цену.

Госпожа директор слегка улыбнулась, проговорив:

— Детки, я же о вас забочусь. Я понимаю как вам, оставшимся одним в этих жестоких мирах. А ещё понимаю, что в воспитании собственной дочери допустила несколько ошибок… Вы для меня почти как родные, так к чему весь этот шантаж? Если вам что-то нужно, просто скажите. Я чувствую ответственность за вас, потому и пытаюсь хоть как-то воспитать, объяснить, что следует делать, а что приведёт к неприятным последствиям.

Последние слова Госпожа директор произнесла с такой искренней заботой, что Эктори, относившаяся раньше к ней с подозрением, поверила в искренность если не всех, то хотя бы большинства слов. Но Хафэр лишь брезгливо поморщился:

— У Вас бы получилось меня одурачить, если бы мне целиком и полностью затёрли воспоминания, но я прекрасно всё знаю. Так что спешу предупредить: даже если вас простят, это не отменит обещания. Обещания арий вообще ничего не может отменить, даже сами те, кто их дают. Эти слова, сказанные лишь единожды будут исполнены, даже если сам сказавший уже отправится в Иные миры. Просто оставьте нас в покое, забудьте о нашем существовании, проживите отведённое Вам время без постоянных терзаний о том, чего уже не изменить.

Больше Хафэр говорить ничего не стал, утащив за собой Эктори, всё это время молча сидевшую и ловившую каждое слово, он вышел прочь.

Эктори уже собралась по сложившемуся у них обычаю вновь вместе пойти в библиотеку, но Хафэр отказался:

— Я должен наконец исполнить одно обещание. Свидимся немного позже, ещё до окончания сезонных выходных.

Эмони пришлось вернуться в Академию раньше: её соседку опасно было оставлять одну, а брать с собой, в поместье — ещё опаснее.

Дочь директора предложила со своего кресла меховую шубу, которую её соседка, несмотря на жару, всегда надевал поверх ещё нескольких слоёв тёплой одежды из плотных тканей.

Сев за стол, Эмони открыла планшет, узнать, что творится в высших кругах, и тут же ей пришло сообщение: «Явись ко мне, радость моя» — фраза, заготовленная её матерью для всех провинившихся учеников учеников.

Эмони, тут же поднявшись, вышла и, воспользовавшись терминалом у двери в комнату, переместилась в кабинет директора. Огляделась, убеждаясь, что никого нет, сказала:

— Маменька, если желаете поговорить с доченькой, это и дома можно сделать.

— Взрослая деваха, а всё шутишь, — сказала госпожа директор и, указав на свой планшет, добавила. — Что скажешь доченька?

Эмони взяла планшет, пробежала глазами по тексту, остановилась на картинке, где Тиллери встала так, что хоть сейчас можно было писать портрет независимого главы великого дома, а глаза её, даже с плоского изображения, пристально разглядывали этэ. Внизу была заметка о прошедшем вечере, который посетила не только будущая глава теперь самой влиятельной семьи в многомирье, как всегда шокировавшая всех своим смелым нарядом, но и юный Император в компании необыкновенной беловолосой спутницы. Потом шли описания, кто во что был одет, и насколько это соответствует современной моде, что Император и его спутница, как положено представителям старой аристократии, какими являются все Имперцы, предпочли плотные тяжёлые ткани, струящимся и лёгким, пришедшим с новой модой. Дальнейшие рассуждения автора о том, что Империя пытается навязать пережитки прошлого, а леди Тиллери, словно простолюдинка, рядится в мужские платья, вытащенные из шкафов позапрошлых поколений, Эмони пропустила.

— Что я думаю? — переспросила она, откладывая планшет. — Пала Империя, мир якобы изменился, он якобы уже совсем не такой, как раньше, а на самом-то деле никто не поменялся: Господа из «приличного» общества всё также перемывают косточки друг другу, Очкастая всё так же строит из себя сильную бабцу, Мелкий Император всё так же таскает за собой эту… а она, как всегда, привлекает внимание, — ядовито заметила Эмони.

— Да, но почему не ты? Почему тебя там не было? Почему тебя не было с ним?

— Он меня не позвал, — недовольно отозвалась Эмони.

— Почему? Неужели так сложно соблазнить одного мелкого пацана и вертеть им, как вздумается? За ним будущее, новая история. Почему же она не в твоих руках?

Раздражённо закатив глаза, Эмони попыталась объяснить:

— Он ещё ребёнок, ему неинтересны женщины, ему нужны битвы, в которых он может показать, какой он замечательный.

— Он ещё не искушён! Он не знает, какими бывают женщины, — сказала госпожа директор, скинув аккуратную туфельку. — Твой папаша был стариком, видавшим многое, но я сделала так, что он выбрал меня, а потом переписал все владения не на первую жену, которая даровала ему сына, а на меня. Мальчика, правда, жалко, он смазливенький был… Так чего же тебе стоит втянуть язык в задницу и прихватить остатки Империи? Тем более что ему интересны подвиги, а значит при должной работе, он сам тебе всё отдаст.

— Я его не люблю! — воскликнула Эмони, немного подавшись вперёд. — Я его ненавижу! Ненавижу всех их!

Директор приподнялась с кресла, но тут же опустилась, глубоко вдохнув, откинулась на спинку кресла, проговорила немного охрипшим голосом:

— Какая же ты у меня дура! Я столько ходила, стелилась перед императрицей, чтобы получить это место. Я называла эту наивную бабцу подругой, нахваливала её. А ты всё портишь из-за своей идиотской ненависти. Ох, дура! Любит она, не любит… Да какая разница⁈

— Маменька, ты не понимаешь.

— Хватит!

— Но я люблю другого, я верю, что он ещё жив. Я буду…

— Я сказала, хватит! — воскликнула директор закашлявшись.

Эмони подскочила с места, растерянно огляделась по сторонам, не зная, что делать, но мать жестом велела ей сесть обратно.

Директор продолжила:

— Чего ты добилась с этим мальчишкой?

— Я не успела…

— Ты слишком навязчивая, с ними нужно потихоньку, но не жевать сопли. С кем из женщин и он, и его братец Корэр проводили больше всего времени?

— С этой мелкой, мерзкой, глупой, надменной… — начала Эмони с ненавистью.

— С сестрой, — перебила её мать. — А почему?

— Причём это? Они только и делали, что скакали из мира в мир и игрались с чужими судьбами. Ввязывались в войны и истребляли тварей, словно варвары, — брезгливо сморщив носик, процедила Эмони.

— Они дети, большие, имеющие силу и власть, но дети, и останутся такими надолго: все мужчины дети, а бессмертные — особенно. Им нужна компания в приключениях, чтобы их поддержали и пошли следом, чтобы на поверженных врагов смотрели с восхищением. А что предлагала ты?

— Но у меня ведь есть то, чего нет ни у одной из имперских женщин, ты сама учила. У меня есть тело, не то, в котором можно скакать по горам, а пышное и сочное — то, что любят герои.

— Ты ведёшь себя как шлюха! Да, тела Имперцев более холодные и грубые, они созданы для битв, но если мягкая задница это твоё единственное достоинство, то проваливай из моего дома!

Эмони опешила, её пухлые губки раскрылись от удивления, тонкие бровки непонимающе изогнулись:

— Ма, — с трудом смогла проговорить она, — что это значит?

— Ты не ослышалась. Научись восхвалять малые достижения мужчин, сопровождать их в подвигах, сделай до конца хода Корэра своим, сострой из себя лучшего друга для Ар, она тоже будет полезна в будущем, или проваливай жить за счёт своего тела, раз уж это твоё единственное достоинство.

Эмони, ели сдерживая подступавшую обиду, вышла, тихо притворив за собой дверь. Не хлопнула, как в позапрошлый раз, когда мать её отчитала за то, что довела какую-то аристократочку до истерики, она тогда ещё налетела на Ар, или как она себя называла… Не пнула уже закрытую дверь, как в прошлый раз, когда матушка в очередной раз рассказывала, что надо подлизаться к сильным мира сего: «Ну, притравила она тебя, и что? Не померла же. Сама виновата, это ты первая начала». Слова, сказанные тогда матушкой, сильно взбесили её, разожгли ещё большую ненависть ко всем живым и мёртвым.

Эмони собиралась уже уйти, но что-то заставило её остаться, прислушаться, заглянуть в кабинет через оставшуюся щёлочку.

Госпожа директор с трудом поднялась с кресла, пошатываясь, пошла к диванчику в углу, но, не дойдя всего пару шагов, опустилась на пол, скрючилась, закашляла.

Эмони, забыв все обиды, не раздумывая, бросилась к матери, помогла встать, дойти до дивана, протянула платок — вытереть ярко-малиновую кровь. А потом замерла, не зная, что делать: она впала в ступор, понимая, что надо что-то сделать, кого-то позвать на помощь, но не могла пошевелиться.

Госпожа директор указала на планшет, подавив кашель, проговорила: «Ведьму приведи!». Эмони трясущимися руками взяла перо, отыскала нужную подпись в списке контактов, нажала, попыталась что-то написать, но ручка выскользнула из непослушных пальцев. Директор выхватила планшет, проворчав что-то под нос, начертила пару символов пальцем, откинулась на подлокотник, глубоко вдохнула, и новый приступ кашля перехватил дыхание.

Эмони бросилась к матери, беспомощно причитая. Костлявые пальцы опустились на её плечо, она подняла взгляд и увидела женщину с блёклыми волосами, аккуратно собранными в несложную причёску, и неподходяще дружелюбной улыбкой на лице.

Женщина протянула директору стакан с отвратительной на вид жидкостью, и, как только та выпила и облегчённо вздохнула, выставила Эмони за дверь.

Эмони присела на корточки, заглянула в узкую щель. Ей показалось, что старуха заметила её, но не подала виду, заговорила очень тихо. Эмони позавидовала хорошему слуху арий или хотя бы нэсу, но, прижавшись к двери почти вплотную, всё же смогла расслышать:

— Давно это с Вами?

— Нет… Или, может быть, да, — Директор поднялась, в её глазах читался испуг. — Кажется, я начинаю забывать всякое — и важное, и не очень.

Улыбка сползла с лица пожилой женщины, она покачала головой.

— Ведьма! Ты проклятая Ведьма, заключавшая сделки с богами! Ты должна знать, что это! — в ярости воскликнула директор.

— Я не ведьма, так, простой библиотекарь. Были бы у меня глаза…

— Проси, чего хочешь, но сделай что-нибудь!

— Ну, если прямо чего хочу… Я хотела сама к тебе подойти, но Судьба, похоже, решила сейчас. Я хочу одну новенькую студенточку взять под крылышко, в библиотеку устроить, мне бы с её опекунами связаться, поговорить насчёт работы.

— Вот ты куда руки запустила, и её заполучить решила. Корэра тебе мало? — откашлявшись, директор сказала более спокойно. — Я сейчас её опекун, и она будет моей, раз уж моя недалёкая дочь Императора не забрала.

— Вот что ты говоришь о детях, как о вещах? — печально спросила та, кого назвали ведьмой. — Не нужно мне всего этого, просто девочка хорошая, надежды подаёт. А в сравнении с нынешними-то аристократами — так вообще умничка: книжки читает, шить учится. Я её ещё готовить научу, и совсем самостоятельная будет.

Директор скривилась: они — представители высших сословий, зачем им учиться крестьянскому ремеслу⁈ Но ей нет дела до какой-то девчонки, до будущего собственной семьи, если она может этого самого будущего и не увидеть. Она махнула рукой, опустилась на диван.

Ведьма вытащила из кармана очки, жестом велела задрать блузку, щупала, смотрела. От каждого, даже слабого нажатия, директор выла от боли, когда Ведьма, наконец, закончила, она спросила сквозь зубы:

— Что скажешь?

— Фигура у тебя, конечно, хорошая.

Директор хотела крикнуть, что это не то, зачем её сюда позвали, но промолчала, сжав зубы. Ведьма приблизилась к её лицу, заглянула в лиловые глаза, ответила на несказанные слова:

— Я не вижу причины, но это мне напомнило один случай.

Директор подалась вперёд, приказала:

— Говори!

— Это было давно, я тогда была ещё наёмницей, охотилась на всяких тварей. Мы с остатками нашей компашки часто шатались по трактирам и всяким питейным заведениям. Работы было немного, её, в основном, командир находил, а тогда он нас уже оставил. Приходилось иногда и не только тварей…

— Давай быстрее, я не хочу слушать про твоего восхитительного друга и как он из простой смертной тебя в Ведьму превратил! — нетерпеливо перебила директор.

— В трактире я встретила пьяницу, с виду обычный мужик, но было в нём что-то неправильное. Я подсела и поняла: он на части разваливался, а причины не было. Силы у меня тогда были, я на него всеми способами посмотрела, но не обнаружила хоть чего-то необычного. Потом оказалось, что он и не помнил ничего, кроме того, что была у него жена, которая хотела дочь, сын, у которого был друг, очень странный друг, которого он, этот пьянчуга, напоил один раз. Вот попойку он помнил — ничего необычного, и друга описал очень красочно: высокий, лицо доброе, но уставшее, чёрные волосы, красный глаз…

— Что было с пьяницей? — в очередной раз перебила директор.

— Помер, — буднично ответила Ведьма. — Потом, когда Жница за его этэ явилась, мы поговорили, оказалось, что он просто стал не нужен Судьбе, и она так от него избавлялась. Он столкнулся с великой силой, исполнил свою роль и его время пришло. Мы тогда так и не успели изловить его этэ, и канул бедный пьяница в ничто.

— А что будет со мной?

Ведьма ответила с лёгким сочувствием:

— То же самое, наверное. Скорее всего, ты больше не нужна Судьбе.

— Ты сравнила меня с каким-то пьянчугой, отбросом общества⁈ — гневно вскричала директор. — Я!.. Да я!.. Ты ведь знаешь, кто я!

— Вот у кого твоя дочь так кричать выучилась, — спокойно отметила Ведьма.

— Ведь есть сотни девсов бездарных бесполезных тварей, что изо дня в день только едят, гадят и спят. Так почему я? Почему не нужна стала именно я? Ведь я…

— Такая вся замечательная, что лучше и быть не может, — продолжила Ведьма.

— То есть я умру? Совсем? Даже следующей жизни не будет?

— Если увижу твою судьбу — скажу точно. Как вариант — можно попробовать отсрочить. У арий есть необычные камушки — Агара̀, они их для создания зрачков используют. Можно попробовать сделать так, чтобы твоё фэтэ получало энергию от него, но где их найти, знают только сами арии, да и перевести тело на внешний источник энергии пока ни у кого не получалось, хотя в библиотеке есть теоретические труды, посвящённые этому.

— Получится изменить судьбу? — неверяще спросила директор.

— Нет, но значит в ней прописано, что будешь бороться. Ещё советую — когда совсем плохо станет, попроси, чтобы кто-нибудь лишил жизни, так будет проще.

Увидев, что Ведьма поднялась со своего места и направилась к выходу, Эмони поспешила вернуться в свою комнату через терминал.

Она взглянула в зеркало на отражение своего идеально правильного лица, нахмурив брови и сморщив прямой остренький носик, обратилась к самой себе:

— Что будешь делать? Будешь следовать указаниям матушки или попытаешься спасти её? Конечно же, она скажет, что дружба с Имперцами — решение всех проблем, ведь только они знают, где достать камушки. Но всё непросто, — она приблизилась к отражению, всмотрелась внимательнее, — не зря та Ведьма упомянула про глаза, это знак. Нет! Указание к действию.

Неожиданно ей показалось, что в зеркале не только её отражение, мельком она увидела знакомые черты, а в голове услышала женский голос: «Красивые глазки». Эмони отшатнулась от зеркала, не отводя взгляд от отражения реальности, схватила со стола первое, что попалось под руку.

Черты лица проступили отчётливее, вырисовалась изящная женская фигурка. Эмони невольно оглянулась — убедиться, не появляется ли то, что отражается в зеркале и в реальности, но она была одна.

Когда она вернула взгляд к зеркалу, рядом с её отражением стояла Ар, но не та, к которой она уже привыкла, не та, что зовёт себя Эктори. Другая, совсем не похожая на эту. Сложно было сказать, в чём было отличие, но это точно была Ар. Пусть не похожая, но такая…

Эмони вскричала: «Ненавижу!» и швырнула в зеркало то, что схватила со стола. Отражение разбилось на множество частей паутиной трещин. Голос, слишком похожий на голос Ар, вторил словно эхо: «Ненавижу…». Отражение исчезло.

Эмони с размаху швырнула большое напольное зеркало в изящной металлической раме, ударила каблуком, потом ещё раз и ещё.

Она бросилась на большую мягкую кровать, обхватила руками подушку.

— Ненавижу, как же я всё это ненавижу! Эта Ар, ненавижу её! Она — причина всех бед. Если бы её только не было! Это всё она, её обещание! Я убью её, я изменю судьбу!

Эмони встала, залезла в ящик стола, вытащила портрет в простой золотой рамке. Красный глаз юноши с картины пристально смотрел вдаль — она сделала этот скан реальности, когда он был слишком занят, чтобы заметить, иначе у неё бы не было и этого портрета.

Эмони, прижав картинку к груди, заговорила печально:

— А тебя я люблю. Знаешь, мне так тебя не хватает. Пусть тебе на меня всё равно, пусть у тебя свои планы. Знать бы только, где ты, и я бы пришла: хоть в миры мёртвых, хоть в сердце мироздания. Тебя бы я поддержала, тобой бы я восхищалась, и пусть тебе этого не нужно. Пусть ты и не замечал моих намёков, как когда я привела тебя в сад и сказала, что из этих цветов получился бы красивый букет, или когда я тебя в беседку под звёздным небом завела, прижалась и сказала, что здесь очень холодно. Пусть ты опять назовёшь меня дурой, как в тот раз, когда я рассказала, как ненавижу всех живых и мёртвых. Знаешь, я готова умереть, если ты…

Неожиданный стук в дверь прервал её монолог.

Эмони, встав с кровати, огляделась: в комнате был такой беспорядок, что пускать кого-то оказалось просто недопустимо. Она схватила широкополую шляпку, поправила белое полупрозрачное платьице, надев изящные босоножки, вышла.

Лирия гневно сверкнула глазами, она собиралась что-то сказать, но Эмони жестом прервала её, предложила, притворно улыбнувшись:

— Давай прогуляемся, там замечательная погода. На свежем воздухе мы и поговорим.

Лирия кивнула, её лицо исказилось от недовольства.

Эмони, чтобы выиграть время и успокоиться, пошла пешком, несмотря на все попытки Лирия заставить её воспользоваться терминалом, и, когда вышли в парадный двор, она не позволила говорить, только в саду, опустившись на скамью, кивнув, надменно спросила:

— Что у тебя стряслось?

Лирия раздражённо нахмурилась, гневно ответила:

— Не притворяйся, что не знаешь! Где эта тварь⁈

— Тварей нынче много развелось, ты про которую? — спросила Эмони, первым делом вспомнив об Эктори.

— Я же сказала, не притворяйся! Мой слуга мёртв, его сожрали заживо: высосали почти всю кровь и поглотили этэ. Существуют только одни твари, способные на это…

— Как мёртв? — непонимающе спросила Эмони. — Как это произошло?

— Он был убеждён, что обещания Имперцев действительно сбываются. Он боялся смерти, и выпросил себе выходной — повидаться с семьёй. Я разрешила, ведь иногда нужно позволять слугам малое и они будут преданы в большом. А на следующий день в поместье доставили его истерзанное тело.

— Откуда тогда ты знаешь, что его этэ сожрал упырь?

— Не думаешь же ты, что Книга Судеб есть только у Империи? Одной её страницы хватит, чтобы узнать ответы на многие вопросы. Так ответь, где эта тварь? Куда ты запрятала вампирскую принцессу?

Эмони, поняв, что насмешливая Судьба исполняет обещание Эктори чуть ли не её руками, попыталась отвести от себя подозрения:

— С чего ты взяла, что это была она? Может, просто кто-то из Древних сильно изголодался?

— Древние не так опрометчивы. И ещё есть свидетели, они видели красноволосую девчонку. Ты и дальше будешь отрицать, что это была она?

— А с чего ты вообще взяла, что она жива? Может, её вместе с мамашей убили ещё в Третьей войне? — вновь попыталась отвести подозрения Эмони.

— Хватит! — вскричала Лирия, схватив Эмони за ворот платья. — Найди мне эту тварь, живую или мёртвую! Она убила моего слугу, и я этого так просто не оставлю!

— Терпение, я со всем разберусь, — проговорила Эмони, стараясь изобразить спокойствие.

— Сделай это как можно скорее! — гневно бросила Лирия и удалилась.

«Как можно скорее» — повторила Эмони, ухмыльнувшись.

Вернувшись в комнату, она схватила планшет, набрала Тиллери. Её цветная голограмма до уровня груди тут же появилась перед Эмони.

— Ладно, не буду хвастаться тебе новым костюмом, вижу, ты спешишь. Что-то случилось? — приветливо улыбнувшись, спросила Тиллери.

— Проси, чего хочешь… — начала Эмони.

— Хорошо, я хочу мировое господство, — усмехнувшись, ответила Тиллери.

— Из того, что я могу дать, — тут же поправилась Эмони, не до конца ещё поняв, шутит ли её собеседница или говорит серьёзно.

— Тогда пока, — помахав ручкой, Тиллери потянулась к кнопке завершения вызова.

— Стой, очкастая! — воскликнула Эмони, опасаясь, что на этом и закончится их разговор. — Мне нужно, чтобы ты избавилась от семьи Адиева. Ты ведь знаешь Лирию — одногруппница твоей сестрёнки. Я хочу, чтобы их лишили всего, втоптали в грязь, обратили в ничто.

Тиллери немного подумала, спросила более заинтересованно:

— Причина?

— Эта дура слишком сильно цепляется за свой статус. Потерять положение для неё страшнейший из кошмаров. Она оскорбила меня, я хочу отомстить.

— Чужими руками, как всегда, — улыбнувшись, отметила Тиллери. — Ладно, я прошу немногого: всё, что принадлежит их семье, будет моим. Все территории, предприятия, слуги и прочее имущество.

— Забирай. Мне оно и не нужно. Сколько времени на это уйдёт?

— Немного, по Имперскому времени где-то ход.

— А быстрее нельзя? — недовольно спросила Эмони.

— Чтобы Империя пала в один день понадобилось почти тринадцаток ходов подготовки, они, конечно, в сто раз менее влиятельны, чем Империя, но и я не Э… А впрочем, не будем о нём, как-то не хочется проверять мастерство Императора во владении мечом.

Тиллери завершила звонок, вновь взялась за альбом для зарисовок, обратилась к сидевшему в кресле напротив неё:

— А вы с ней хорошо бы сошлись: «Убейте их, они мне не нравятся». Так ты сказал? — расхохоталась.

Хафэр поморщился, спросил в нетерпении:

— Ты закончила?

— Ох, — всплеснула руками, — терпение, мой юный Император.

Тиллери вернулась к карандашному наброску.

— Ты самый странный художник из всех, что я встречал. Обычно за вами бегают, просят, чтобы нарисовали, а тут ты, — тихо заговорил Хафэр.

— И за мной бегают, — ответила Тиллери, не отрываясь от работы, — просто Ваши портреты получатся весьма необычными. Ох, сколько я денег за них получу: у вас, пожалуй, самые красивые этэ из всех, что я видела. Это будут шедевры!

— С чего ты взяла?

— Я видела этэ Ар, а у родственников они обычно похожи.

— Теперь ясно, почему ты просишь столь малую плату с меня, — не очень довольно прокомментировал Хафэр.

— Да, в этот раз она заплатила за тебя.

— Тогда чего я здесь сижу? — спросил Хафэр, немного повысив тон.

— Не надо всех этих показных эмоций, расслабься, я художник меня не обмануть твоей игрой.

Выражение лица Хафэра стало спокойным, немного отрешённым и застыло, словно каменная маска. Он сказал негромко:

— Я пойду.

Тиллери вытащила из кармана сумочку Илен-и, протянула Хафэру. Он взял, выхватив Вихрь, рассёк реальность, шагнул в разрез.