Начало новой истории

Ход зеленый: Глава 83: Ведьма или Жрица?

Примерно через ход здоровье короля Лирга подкосила странная болезнь. Он постепенно лишался сил и словно гнил изнутри. Министры, большинство из которых к тому моменту уже стали бывшими, потребовали чтобы Эктори в назначенное время явилась в здание центрального суда, её собирались приговорить к казни, но перед этим было необходимо соблюсти некоторые обязательные формальности.

Эктори пришла. Она даже не думала отказываться, ведь всё шло согласно её плану, который теперь похоже совпадал с планом проказницы Судьбы. Ария вновь переоделась в простое жреческое одеяние, в котором самым дорогим были брошь с печатью богини, да пояс, с неизменно крепившейся на нём сумочкой, той самой, что ей несколько ходов назад дали в Империи, как дополнение к бальному платью. Многие другие жрецы постепенно тоже обзавелись подобными, только созданными без Имперской магии, а потому вмещавшими только самое необходимое: камешки для розжига огня, да какой-нибудь талисман.

Рядом с Эктори шёл королевский сын, тоже одетый в тёмно-зелёную рясу, а следом — толпа рабочих, крестьян и нищих, которых сначала не пускали в здание суда, потом в зал, но они, навалившись на стражников прошли с боем, сгрудились бурлящей массой у входа, не давая ни выйти собравшимся, ни войти новым зрителям.

Бывший министр законодательных дел — один из тех, кто всё это затеял, — брезгливо поморщился — Жрица заручилась поддержкой тех, на кого ему даже смотреть было мерзко, ни то, что находиться с ними в одном помещении или тем более уж касаться. Он презирал последователей новой богини, ведь они были ему не ровня, он брал себе в союзники лишь тех, у кого были деньги — представителей высшего общества, и был убеждён, что как бы ни были преданы своим идеалам те, кто выступал на стороне Жрицы, победа будет за ним, ведь единственное, что действительно есть у союзников беловолосой женщины — их собственные жизни, которые тоже можно купить. Он воспринимал религию, как средство управления, не верил в спасение заблудших и относился к Жрице, исключительно как к конкуренту в борьбе за степень влияния на государство. И в этом она тоже преуспела, количество поддерживавших её среди знати было куда меньше, чем у него, но в том числе была королевская семья, и что самое неприятное: влияние Жрицы на королевского наследника оказалось куда больше — девушке удалось почти полностью подчинить себе ум мальчишки, он делал всё в первую очередь чтобы получить одобрение Жрицы. Но с точки зрения министра, Монор, хоть и достиг бы возраста самостоятельности через ход, оставался не разумным, избалованным юнцом, ещё и помешанным на исполнении воли новой богини — мальчишке можно было позволить погрузиться в религию, а во всех прочих государственных делах задвинуть куда подальше и получить целиком и полностью послушную куклу. Жрица, готовя марионетку себе, сослужила и ему службу.

Министр, уже в предвкушении того, как расправится и со спятившим правителем и с женщиной, запудрившей ему мозги, обратился к Жрице:

— Вам ведь известно, в чём Вас обвиняют, давайте же перейдём к сути, минуя прелюдии.

— Нет, — звучно, немного требовательно ответила Эктори, за время проповедей на большую публику она научилась звучать и грубо и ласково, принуждающе и упрашивающе, поняла как интонацией добиться нужно впечатления: — я не имею ни малейшего понятия о том, что Вы хотите мне предъявить, будьте добры, объясните.

Министр окинул взглядом босоту да рабочих, теснимых стражниками ко входу, готовых во что бы то ни стало поддержать либимую ими Жрицу, уточнил:

— Что Вы понимаете под магией?

— Искусство управления силами миров, — выпалила Эктори книжное определение.

— А кто такая ведьма?

— Та, которая ведает искусство управления силами миров.

— Вы, ведьма?

— Я несу в мир волю богини — исполняю желание Ар.

— Вы ведьма? — надавил министр, надеясь получить признание в ведьмовстве от Жрицы, которая просто обязана была растеряться, занервничать и проговориться, и тем самым обречь себя на скорейшей смертный приговор.

— В чём меня обвиняют? — Эктори задала вопрос более требовательно, переходя в наступление, избегая ответа на то, ведьма ли она, ведь она полностью подходила под данное ей определение, и прекрасно понимала это, а значит солгать не могла.

— Вас обвиняют в ведьмовстве, использовании тёмной магии, служении тёмным силам и нашему врагу — Новой империи, выведывании государственных секретов, и покушении на жизнь короля, а может быть в скором времени — убийстве. Это именно с Вашим появлением ментальное здоровья его высочества пошатнулось, а за ним в весьма скором времени последовало и физическое. Всем прекрасно известно, что ваши способности выходят за рамки разумного, выходят за пределы логики. Что мешает Вам одной рукой лечить, а другой калечить? Вы околдовали Его высочество, а теперь, когда его наследник уже может войти на трон, решили избавиться от него.

Толпа, сопровождавшая Эктори раздалась недовольным гомоном, попыталась прорваться, готовая вырвать Жрицу из лап продажного закона силой, но она жестом приказала не вмешиваться, собралась было заговорить, последовательно опровергая каждый аргумент противника, но тут вмешался Монор, которому она позволила высказаться, хотя в любом случае мало бы кто после этого убедился в том, что мальчик действует по собственной воле, а не является её безвольной куклой:

— Я не желаю занимать престол, моя цель в несении воли богини, и Наставнице это прекрасно известно. Потому она ни при каких обстоятельствах не стала бы пытаться посадить меня править против моей же воли.

Кто-то из собравшихся в зале господ выкрикнул:

— А есть ли у тебя воля, или ты лишь тень желаний Жрицы?

Монор хотел было ответить на слова, нацеленный оскорбить не только его, но увидел спокойное лицо Наставницы, сосредоточенный взгляд её холодно-зелёных глаз, вспомнил, что они пришли сюда совсем с другой целью, укорил себя за импульсивность, ведь это именно его необдуманное желание защитить честь Эктори, которая на само деле с лёгкостью могла бы постоять за себя и сама, стало причиной разраставшегося недовольного гомона.

Тут наконец заговорила Эктори, и голос звонкий её заставил всех замолчать:

— Позвольте же ответить на ваши обвинения, пока мы вовсе не ушли от темы. Нет магии ни тёмной, ни светлой, магией есть искусство, а искусство не принадлежит ни к той ни к иной стороне, оно просто существует и вопрос только в том, кто его творит. И тёмных сил тоже нет. Боги ни добрые, ни злые, они делают лишь то, что им интересно, а Ар интересно нести свет и помогать достижению всеобщего блага. Да и я ей не служу, я вообще никогда и никому ни служила, я исполняю её желание, являюсь посланницей её воли. Что касается Новой Амперии? Так отрицать того, что я при любых обстоятельствах останусь на её стороне, это всё равно что говорить, что закон, под которым стоит ваша подпись, составили не Вы. Я была той, кто стоял у истоков Новой Амперии. Но нет, я ничего тайно не выведовала для неё, все мои действия были открыты. Я не покушалась на жизнь короля, вообще ни на чью жизнь я не покушалась, повторюсь, все действия были законны по меркам того государства, гражданкой которого я являюсь, — она в очередной раз увидела в глазах министра желание возразить, перевернуть сказанное ей против неё же и вновь ответила на невысказанный слова: — нет, у меня нет гражданства Новой Амперии. Насколько я помню, я дала ответы на все Ваши вопросы, так что позвольте задать свой. Если это суд, то где судья?

— Судья народ Вам, — ответил бывший министр.

— Народ меня не судит и уж тем более не осуждает.

Министр понемногу свирепел, его выводила из себя манера жрицы говорить совершенно спокойно и уверенно, лишь слегка меняя тон и тембр, с некоторым снисхождением, словно бы он был несчастным бедняком, потерявшим путь последователем богини. Он видел и слышал как Жрица точно ток же говорила с жаждущими её совета, со спорившими с ней и стремившимися познать несомые ею идеи. Так, словно бы для неё просящий милостыни нищий и владеющий громадный состоянием влиятельный министр были на одном уровне. Он попытался вновь надавить на Жрицу, по голосу которой было понятно, что она не привыкла сомневаться в произносимых ею словах и не тратила долго времени на их подбор, однако умудрялась звучать убедительно и гармонично, но может быть всё же найдётся вопрос, который сможет пошатнуть её уверенность:

— Когда самочувствие Его Высочества ухудшилось, ни один лекарь не смог ни назвать болезнь, ни уж тем более, предложить способа излечения, однако Вы велели обеспокоенным придворным усиленно трудиться, разделяю обязанности Его Высочества, чтобы тем самым показать, что они действительно переданы своему правителю. Всё так было?

— Да, — кивнула Эктори, уже понимая, к чему клонит её противник, — касательно данного аспекта Ваши слова совпадают с действительностью.

Министр скрипнул зубами, сдерживаюсь от того чтобы вспыхнуть, наорать на Жрицу да просто приказать стражникам бросить её в темницу. Девчонка, посмотрев на Жрицу ближе министр понял, что она вовсе не была женщиной или даже девушкой, а просто мелкой девчонкой, со словно насмешливым прищуром, подтверждаю верность только-что сказанных слов, назвала все предыдущие ложью.

— Однако, — продолжил министр с трудом вернув самообладание, — с того самого дня, Его Высочество не покидал своих покоев, и не принимал никого у себя, кроме Вас да жены с сыном разумеется. Не было ли это ваше разделение обязанностей попыткой сменить власть? Поведайте, чем же Вы занимались в покоях короля?

— Я делала всё возможное, чтобы излечить его. Должна признаться, у меня есть некоторые познания в лекарском деле. Иначе какая бы была от меня польза если бы я умела только толкать речи, да просить от богини чуда, подобно капризному дитя. Богиня готова помочь только тем, кто и сам работает прилагая все имеющиеся у них знания и силы, мой долг как жрицы на собственном примере показать это всем прочим её последователям. Я работала до изнеможения и требовала того же от придворных, ведь только так наши молитвы были бы услышаны.

Министр усмехнулся:

— Не лжёт ли нам Жрица? Быть может её богиня не так уж и добра, да и молилась она вовсе не о спасении его высочества, ведь никто не понимает того языка, на котором она говорит с богами…

Монор отказался больше терпеть то, что его дорогую жрицу обвиняли в попытке убить его отца, а она воспринимала это спокойно, даже равнодушно, так, словно бы ей подобное было слышать вполне привычно, от этого он посчитал её ещё более оскорблённой:

— Жрица научила меня некоторым молитвам, я могу здесь и сейчас продемонстрировать их чудодейственное влияние, вот только нам нужен раненный. Вы, — молодой жрец указал на бывшего министра, — больше всех сомневаетесь в благих намерениях Наставницы, так давайте же на Вас и убедимся, — его рука скользнула к пристёгнутому к бедру ножу, скрытому под жреческим балахоном, Монор выставил небольшой клинок в сторону министра.

Эктори хотела было остановить слишком радивого защитника, но передумала, решив глянуть, чем же всё закончится, ведь вмешаться она ещё в любом случае успеет.

Лицо министра перекосило от гнева смешанного со страхом, он воскликнул:

— Этому учит ваша «добрая» богиня? Чего ещё можно было ожидать от веры, зародившейся у варваров, спускающихся с гор лишь для того, чтобы посеять хаос своими завоевательными походами… Я поверил бы в благостность намерений Жрицы, если бы её богиня продемонстрировала чудное исцеление его высочества, а до тех пор нет никаких доказательств невиновности, только возможность и судя по тому, что Вы признались в навыка ле́карства, ещё и знания, как лишить его высочество жизни и притом остаться якобы невиновной. Вы ведьма, хитрая и расчётливая! Только появление короля здесь и сейчас в полном здравии докажет вашу невиновность, но этого не произойдёт, ведь это именно Вы виновны в его «болезни». Сознайтесь, Вы отравили нашего правителя!

Министр, увидев как Эктори неопределённо пожала плечами, мысленно улыбнулся тому, как всё хорошо складывалось: его высочество не придёт потому, что от яда, отравлявшего его тело в течении больше чем хода, не было никакого спасения.

Эктори наконец ответила, на лице её было выражение глубокой усталости, словно бы ей приходилось в тринадцатый раз пересматривать одно и то же представление, в надежде на новый сюжетные поворот:

— Вы уж определитесь: прокляла ли я его высочество или отравила?

Министр негодующе воскликнул:

— А какая разница? Важен сам факт его смерти!

— Постойте, — холодно возразила Эктори, — Вы не можете определиться с тем, в чём же всё-таки меня обвиняете и говорите, что это не важно. Но как можно вынести справедливый приговор, не определив, в чём же виновен осуждаемый? Да и откуда у вас такая уверенность в смертей правителя? Не потому ли, что Вы самолично причастны к этому?

Эктори замолчала на мгновение, достаточное чтобы министр успел осмыслить, какую оплошность совершил, и вновь заговорила, словно вытягивая слова из его же разума:

— Да, действительно неразумно было приплетать отравление, а следовало до последнего обвинять меня в ведьмовстве, ведь если же это был яд, то нет доказательств моей виновности. У ядов есть одна маленькая особенность, даже если они не оставляют следов на теле, ну или в теле несчастно убиенного, их остатки можно отыскать на вещах, если же ими пропитывались ткани или на посуде, если же они добавлялись в еду. А вещи короля никто кроме него использовать не будет. Так вот теперь, следуя Вашей уверенности в том, что наш славный правитель уже мёртв, вы обсудите меня и казните, но не думаете же Вы, что наследник его высочества и, если верить вашим убеждениям, ныне вдовствующая королева — глупцы, которые не смогут найти следов, теперь уже чисто из принципа?

— Всё это ложь, призванная опорочить меня! Вы подлая ведьма, подыскавшая яд, чтобы подставить меня! Ваша казнь — единственное спасение Лирга!

Министра законодательных дел поддержали, хоть и с меньшим энтузиазмом, чем он рассчитывал, прочие его коллеги и купцы, недовольные Жрицей, выступавшие в роли присяжных, зал заполнил громогласный рёв, исходивший из множества глоток, сливавшийся в один утвердительный приговор: «Казнить ведьму!»

Монор подался вперёд, заслоняя собой Наставницу. Он был гораздо ниже её, хоть и шире в плечах, но из-за больших любопытных глаз и непослушных вьющийся волос выглядел совсем ребёнком, хотя уже ход как достиг возраста самостоятельности. Эктори ели заметно улыбнулась: уж его-то в отличие от Скронора она не уступит насмешнице Судьбе, его она уже воспитала, подготовила на пост верховного жреца, оставалось только довести до Роргоста, а на этом пути она его не оставит, не отвернётся, не позволит незаметно уйти.

Толпа работяг волновалась, их возгласы звучали в разнобой, но в какой-то момент их шум смог заглушить требования казни.

А потом внезапно всё стихло, все ощутили значимость происходившего, многие после утверждали, что в тот момент, в зале суда присутствовала сама богиня, явившаяся защитить ту, что своими устами несла её волю. В воцарившемся пугающем беззвучие, шелест одежд и тихое шарканье расходившейся толпы показались присутствующим оглушающим грохотом.

Толпа работяг расступилась, открывая дорогу королю, явившемуся словно по требованию министра в полном здравии.

Правитель Лирга величественно подошёл к Жрице, немного улыбнувшейся то ли ему, то ли собственному успеху, к своему сыну, искренне удивлённо у произошедшему не меньше остальных, проговорил, обратившись в Эктори:

— Я рад, что ты на моей стороне, хотя порой это приносит только больше огорчений… Я убедился в твоей правоте.

Король взглянул на стражников, всё ещё преграждавших путь работягам, указал им на бывшего министра и его союзников, велел:

— Схватите их, да бросьте в темницу. Командир, пошлите кого-нибудь к палачам, пусть готовят главную площадь для казни.

Глава отряда солдат выступил вперёд, отсалютовав королю, принялся распоряжаться, но тут Эктори жестом велела ему замолчать, слегка наклонившись к королю, который был ниже её почти на голову, заговорила, достаточно громко, чтобы все присутствующие услышали её, но тщательно делая вид, что слова предназначены только правителю:

— Не велите казнить их.

Король взглянул на Жрицу так, словно бы она спятила, но ничего не сказал, решив выслушать её до конца.

— Богиня не приветствует лишение жизни. Мы казним их и обречём на по смертные страдания, чем окажемся не на много лучше них самих, ведь в таком случае они будут расплачиваться за содеянное в следующем воплощении, когда память о всех проступках уже затрётся, что принесёт куда большие муки. Милостивая богиня дала бы им шанс исправится сейчас, пока память ещё свежая, чтобы подарить им шанс на счастье в последующем.

— Богиня порой слишком милостива, — возразил король Лирга. — Они заслужили названные тобой страдания, и на мой взгляд им даже мало будет… Твоему всепрощению должен быть предел, дорогая. В чём-то ты безусловно мудрее нас всех вместе взятых, но когда дело доходит до наказания виновных, твоя мягкость граничит с глупостью. Я знаю, что вы жрецы привыкли не щадить в первую очередь себя, и вдвойне охотнее прощаете тех, кто вредил вам, но подумай тогда хоть о моей жизни, которую они пытались отнять. Их нужно казнить хотя бы для того, чтобы пресечь дальнейшие попытки.

Эктори ухмыльнулась только половиной рта, заговорщически подмигнула:

— Мы можем просто отослать их куда подальше, например в Роргост, — увидев на лице правителя желание возразить ей и сообщить, что Роргост принадлежит другому государству, поспешила объяснить: — Новой Амперии нужны работники в каменоломни, мы преподнесём им заключённых как дар, и последующая судьба несостоявшихся убийц станет уже не нашей проблемой. А в обмен договоримся о снижении налога за проезд по их землям, как это было всего два хода назад.

— Ладно, арестуйте их. А вы, — король взглянул на Жрицу и сына, — пойдёмте со мной.

Эктори, сев в королевскую карету с той непринуждённостью, которая выдавала в ней принадлежность к благородным, взглянула на короля, явно желавшего с ней о чём-то переговорить, заставила Монора придвинуться к ней ближе, защищаясь им, на случай если его отец решит что Жрица взяла на себя слишком много.

Король, дождавшись пока карета тронется с места, обратился к Эктори:

— В первую очередь я должен ещё раз выразить свою благодарность, если бы не воля твоей богини, указавшей на яд, да твои удивительные руки, способные простыми красками создать болезненный вид, я был бы сейчас мёртв.

Эктори довольно хмыкнула, благодарность в этот раз следовало возносить не Ар, а Сайме, впервые за долгое время решившей перестать отыгрывать непричастного наблюдателя, без змеи она сама потратила бы слишком много времени на выявление яда… Теперь, когда её всё-таки казнят, никто не поверит в её виновность, ведь осадок после сегодняшнего представления не растворится ещё долгое время.

Из мыслей Эктори вырвал вопрос короля:

— Почему бы нам не присоединить Новую Империю? Она хорошо разрослась по Шестому и Пятому направлениям, да и мирный договор с ними давно закончился. А самое главное, больше у них нет союзника, способного пожалуй в одиночку противостоять армии. Ведь так? Я знаю о том, как ты разделалась с армией Риргха, решившей вернуть Роргост. И теперь ведь ты с нами?

Монор неодобрительно взглянул на отца, вопрошающе оглядел наставницу, облегчённо выдохнул, когда услышал её ответ, ведь она не предала своего же собственного учения:

— Я не на вашей стороне, но и Ринору я не союзник. Я исполняю цели богини, а единственное, что меня волнует — благосостояние мира в целом. Сейчас я здесь и помогаю вам потому, что она решила: так будет лучше. Я откажусь помогать вам, если вы решите пойти на кого-то войной, кем бы ни был ваш враг, богиня и все её жрецы против кровопролития, мы не поддержим инициаторов войны и перейдём на сторону защищающихся.

— Даже если их защита выйдет за пределы их территорий? — понимающе хмыкнул король.

— Они пойдут с миссией освобождения от правителя-тирана.

Король рассмеялся уже не скрывая того, что слова жрицы позабавили его, проговорил:

— Нравятся мне правила твоей богини.

— Нашей, — поспешно поправил отца Монор, указав на печать богини, носимую королём на груди.

— Нашей, — поправился правитель.