Начало новой истории

Ход зеленый: Глава 85: Казнь жрицы

Жрицу сопроводили в темницу, стражники старались обходиться с ней как можно более учтиво, ведь они тоже испытывали к народной любимице тёплые чувства, все они смотрели на неё с сочувствием, один, поджав губы попытался оправдаться:

— Нам не приказано что-либо Вам говорить, только арестовать. Простите нас.

Эктори понимающе кивнула и не стала ничего расспрашивать, причина ареста была ей прекрасно ясна, а будучи хранителем она имела возможность сконцентрировать внимание на одном участке своей планеты, и выяснить всё интересующее: король три дня назад был найден в своей постели с перерезанным горлом, все улики показывают на Жрицу.

Несколько дней ей не давали ни еды ни воды, а солдат, которые пытались пронести заключённой хотя бы смоченную в воде тряпку, не говоря уже о нормальных пище или питье, нещадно пороли выставленные в караул личные стражи одного из бывших министров.

После пришёл «мастер развязывать языки», с собой он притащил множество инструментов, весьма безобидных за стенами мрачного сырого подземелья.

Эктори с интересом наблюдала, как направленный пытать её господин, тщательно раскладывал свой арсенал, а потом расхаживал перед ней, прикованной к деревянному стулу, примеряясь с чего бы начать, злобно похохатывая и постоянно предлагая ей сознаться во всём содеянном, надеясь запугать.

В какой-то момент Эктори стало действительно страшно, ведь часть страданий ей придётся вытерпеть по-настоящему — она не смогла бы создать достаточно правдоподобную иллюзию, ведь в жизни не видела пыток — брат, порой добывавший таким способом информацию, всячески ограждал её от подобного зрелища, не пуская в подземелья.

К её счастью мучитель оказался не сильно изобретательным — он ни стал ни срезать с неё кожу, ну вырезать на теле картины, ни загонять в мягкую плоть различные предметы, ни пытаться подрезать управляющие нити, ни стягивать ноги, и вбивать между них клинья, ломая каркас, ни скармливать заживо плотоядным тварям, ни растягивать, ни жечь, ни даже выдёргивать ногти, волосы, зубы или глаза. Эктори с одной стороны была рада, а с другой несколько разочарована, она, начитавшись книжек представила себе различные ужасы, которые ей придётся изображать обманываю восприятие мучителя, а по итогу её просто избили, да попытались сломать пальцы на правой руке, которые преспокойно выгнулись в обратную сторону, не причинив арии особого дискомфорта, левую мастер пыток не тронул и вообще постарался удалиться как только представилась такая возможность, крича что-то про расплавленный металл в жилах посланницы богини. Эктори откровенно позабавил этот суеверный ужас в глазах прежде столь самоуверенного мастера пыток.

Ближе к вечеру того же дня, к ней в камеру пожаловал один из бывших министров, шёл он медленно с трудом перенося вес с ноги на ногу. Забрав у стражников ключи, он жестом прогнал их прочь, велел сопровождавшему его воину открыть дверь.

Громадное пузо бывшего министра не дало ему протиснуться в узкую дверь камеры и он, гневно брызжа слюной, велел вытащить Жрицу наружу.

Эктори расхохоталась, наблюдая за развернувшейся перед ней картиной, а когда наёмник министра подошёл расковать её, чтобы вынести из камеры, умудрилась извернуться, оторвать острыми зубами палец, но не успела ария выплюнуть добычу как каблук кованного сапога ударил в живот, припечатав к спинке стула, которая захрустела от удара. Справившись с цепями, державшими руки Жрицы, наёмник схватил её за ослепительно белые волосы, приложил лицом о пол. Всё ещё скованные ноги её неестественно выгнулись, шарниры, приняв несвойственное им положение — скрипнули.

Из камеры слуга министра вытащил Жрицу за волосы, поднял перед своим господином. Аристократ тяжело пыхтя, заглянул в лицо Эктори, которая насмешливо улыбалась, демонстрируя ровные, ослепительно белые зубы. Министр попытался залепить наглой вестнице богини пощёчину, но обжигающая боль остановила его, опустив глаза, он увидел как Жрица вонзила нож ему в живот.

Наёмник недоумённо ощупал свободной рукой пояс, к которому было пристёгнуто его оружие, и понял, что девушка, казавшаяся столь бесхитростной и наивной умудрилась в то время, пока он возил её лицо по полу, незаметно выхватить его нож. Наёмник отшвырнул Эктори прочь, наклонившись к ней, встряхнул, чтобы привести в чувства, но Жрица по-прежнему висела бесчувственной куклой.

Оборвав объёмные рукава жреческой мантии, в которых можно было бы за прятать не только маленький ножичек но и что-нибудь гораздо более опасное, взглянул на господина, ожидая дальнейших указаний.

Бывший министр отшвырнул нож прочь — лезвие вошло не слишком глубоко, — навис над обмякшей Жрицей.

Эктори с трудом сдержалась от того чтобы не поморщиться: в нос ей ударил тошнотворный запах потного грязного тела, казалось аристократ предпочитал вылить на себя флакон благовоний вместо того, чтобы просто сходить вымыться.

Когда лицо жирдяя склонилось над ней Эктори хотела попытаться извернуться, схватить урода за горло, но не смогла пересилить нахлынувшего на неё отвращения, к этой жирной туше, появилось желание просто испепелить этого урода, но необходимо было подождать.

Министр наступил Эктори на руку, приказал наёмнику:

— Сломай ей пальцы, пока она никому глотку не перерезала.

— Может отрезать?

— Можешь резать, но перебитые ей по-моему больше мешать будут.

Эктори мысленно улыбнулась, уже представляя, как эффектно сломанные пальцы встанут на место, но радость её продлилась недолго, на пальцы правой руки опустился камень, сменная и плюща каркас, выбивая шарниры из пазов, перерезая нити натяжения вывороченными краями.

Эктори взвыла, нестерпимая боль заволакивала разум, выбивала из осознания реальности происходящего. С трудом пересилив себя, заставив остаться в сознании, подскочила на подгибающихся, отказывающихся держать её тело ногах, сомкнув зубы на ухе, рванула.

Наёмник швырнул её в камеру, начавшими дрожать руками повернул ключ, выхватив свой меч, приставил к горлу министра, процедил сквозь зубы:

— Я не подписывался на байду с этой одичалой бабой, выкладывай обещанные деньги и останешься жив.

Министр заверещал подобно скотине, гонимой на убой, попытался пригрозить:

— Убьёшь меня и останешься совсем без денег! Успокойся и отработай условленный срок.

Эктори собрала оторванные палец и ухо, повисла на тюремной решётке, прохрипела:

— Убьёшь его, и я твои кусочки на место приращу. Поспеши, пока есть время, открывай дверь.

Министр спешно затараторил:

— Выдам я тебе деньги и иди на все девять сторон, не слушай эту ведьму!

Эктори захохотала, зашептала «молитву», министр в испуге заверещав побежал прочь, велев наёмнику заткнуть Жрицу. Ария попыталась подмигнуть воину, но тут же осознала, что её правый глаз опух и оплыл, так что ни осталось возможности хотя бы приоткрыть его.

Наёмник на мгновение замер перед хохочущей Жрицей и это спасло ему жизнь: министр, убежавший вперёд с грохотом упал на пол, закашлялся, захлёбываясь собственной кровью. Эктори прижалась к решётке, крикнула:

— Ар покарала тебя, несчастный! — попятилась назад, сползла по стене и наконец позволила себе отключиться.

Монор, узнав о смерти отца намеревался отправиться разыскать Жрицу, но осознав, что он не имеет ни малейшего понятия, где она, решил дождаться её в покоях, ведь знал, что это место она посетит в первую очередь.

Но стоило королевскому наследнику только выйти из комнаты, как стражники потребовали вернуться, и убедительно попросили не выходить, пока всё не разрешится, тем более, что в покоях его были и ванна, и туалет, и книги, и место для приёма пищи.

Монор попытался протестовать, кричал что он принц и имеет полное право находиться там, где ему заблагорассудится, что никто не смеет задерживать его в его же собственном замке, на что получил очень простой ответ:

— А если и Вас убьют, кто править будет?

— Да с чего вы взяли, что меня решат убивать⁈ Я скромный жрец милостивый богини.

Больше Монору ничего не сказали и из комнат выпускать не стали.

Юный жрец в отчаянии обратился к богине, это была не одна из тех молитв, которым научила его Жрица, а простая просьба указать способ спасти наставницу, ведь кто как ни она своей деятельностью заслуживала спасения.

Через несколько дней Монор заметил суматоху у главных ворот замка, в собиравшейся толпе он увидел знакомый силуэт, узнал наставницу, по её ослепительно белым волосам.

Жрицу буквально тащило на себе двое стражников, она и не пыталась сопротивляться. Недовольная толпа, вооружившись разнообразно домашней утварью, бросалась на пленивших их любимицу, тщетно пытаясь отбить Жрицу.

Мысли Монора судорожно заметались, богиня давала ему возможность спасти Эктори, нужно было действовать и действовать быстро!

Монор вспомнил замечательное обращение, позволявшее пройти между двумя арками, находящимися далеко друг от друга, не найдя, через что бы можно было выйти, решил рискнуть, зажмурившись выскочил в окно. В последний момент ему показалось, что Жрица запрокинула голову и взгляд её, какой-то странно укоризненный, устремился к нему.

Монор вылетел из двери какой-то таверны, на улицу, соседней с той, по которой двигалась процессия, нелепо перекувырнулся по выложенной камнем запылённой улица, с трудом поднялся, озираясь по сторонам, уже ожидая, что его, королевского сына вот-вот поднимут на смех, но улица была пуста — мало кто из горожан отказался бы пропустить доселе невиданное зрелище, казнь не через повешение, а сожжением.

Радуясь, что его позора никто не видел, молодой жрец помчался спасать наставницу, на ходу обтряхивая пыль с одеяний и потирая ушибленные места.

Только догнав толпу Монор понял, что самое сложное было ещё впереди, ему пришлось локтями теснить кипящую массу живых и вроде бы мыслящих созданий, обратившихся в безмозглое стадо. Некоторые, видя зелёную рясу уступали жрецу дорогу, но таких было столь мало, что Монор просто не замечал их, с каждым шагом всё больше забывая учения наставницы о милости и вежливости, ненавидя смердящих безмозглых тварей, одной из которых являлся и он сам.

Юный жрец не успел! К тому моменту, когда он наконец пробился в первые ряды, Эктори уже затащили на эшафот, начали привязывать, туго затягивая верёвки, причиняя нестерпимую боль тонкому изящному телу.

Монор с ужасом понял, что его дорогая Жрица всё это время была в сознании, а значит всё прекрасно видела и понимала, но почему-то даже не пыталась сопротивляться. Он отказывался верить в то, чтобы Эктори так просто позволила себя поймать, разрешила бросить в темницу и не стала препятствовать, когда повели на суд. Та самая Эктори, которая так запросто договаривалась с правителями других государств, давала столь много мудрых советов его отцу, теперь почему-то бездействовала. На мгновения Монор засомневался: действительно ли Жрица невиновна? Но тут же прогнал эти опасения, теша себя мыслями о том, что она наверняка чего-то ждёт, у неё точно есть какой-то план действий. На крайний случай, не оставит же богиня свою верную посланницу⁈ Виновный ведь не может столь спокойно улыбаться.

Или может губы Жрицы растянуты вовсе не в её особенной кривоватой улыбки, а перекошены и распухли от побоев? Ведь и лицо её, неидеальное уже на момент их с Монором встречи, ещё больше исказилось, запечатлев на себе следы грубого обращения: клинящий правый глаз оплыл и почти закрылся, так что она с большим трудом могла взглянуть хоть через щёлку отказывавшихся открываться век.

Не стихал гул недовольной толпы, она требовала отпустить Жрицу, твердила о невиновности девушки, несущей волю богини, убеждала хотя бы провести суд, дать возможность доказать её невиновность.

На сооруженный за несколько дней посреди главной площади помост вошёл один из аристократов, лицо которого Монор пусть не сразу, но всё-таки смог узнать. Он был на первом суде Жрицы, но скрылся никем незамеченный, когда дело приняло дурной оборот.

Знатный господин воздел руки к небу, то ли вызывая к богам, то ли демонстрируя всем собравшимся свёрток ткани для письма.

Толпа в мгновение затихла, аристократ заговорил:

— Суда не будет! Жрица повинна в убийстве и совсем не светлым богам она служит. Имеющихся доказательств достаточно, чтобы здесь и сейчас вынести приговор: казнить Жрицу!

Толпа ответила ему нестройным хором:

— Казнить зажравшуюся юрму! Отпустить Жрицу!

Аристократ, стараясь сохранить спокойствие, подошёл ближе к Эктори, рассчитывая что разъярённая толпа не решится в него что-либо кинуть, пока рядом столь любимая ими Жрица. Он выставил перед собой свёрток, продемонстрировал толпе, заорал, перекрикивая недовольные возгласы:

— Это письмо мы нашли у убийцы, здесь стоит печать её богини.

— Это не я писала, — облизнув кровь с разбитой губы, прохрипела Эктори. — Ты почерк проверь.

Аристократ самовольно усмехнулся:

— Признай, женщина, ты могла и на диктовать кому… Никто не видел, чтобы ты что-то писала.

Эктори хохотнула, тонкая изящная рука её, способная гнуться гораздо лучше, чем у всякого другого ариподобного создания, выскользнула из-под грубо стягивающих верёвок. Ария ободрала кожу, выдрала шарниры из пазов каркаса, заставив их отвратительно лязгнуть друг об друга, но теперь левая рука её была на свободе. Ещё шире ухмыляясь Жрица проговорила:

— Я тебе сейчас написать могу всё, что захочешь. Я ведь левой пишу… — слова «не хуже правой» Эктори произнесла настолько тихо, что их никто не услышал, а значит она в очередной раз не солгала, просто окружающие были как всегда невнимательны…

Опешивший стражник выкрутил Эктори руку, накинул ещё одну верёвку, принялся дрожащими от спешки руками стягивать узлы, крепче привязывая Жрицу к столбу.

Пока у ног Эктори сваливали сухое сено для костра, аристократ всё продолжал говорить:

— Эта женщина убила не только короля, но и одного из его бывших министров, воспользовавшись своими проклятыми чарами — несчастный так и не понял, от чего он умер…

Эктори презрительно фыркнула, перебив увлечённого «судью»:

— Если уж я по вашему столь сильная ведьма и в мгновение прикончила того урода, чей мозг похоже как и Ваш — оплыл жиром, то почему же я стала подставляться, нанимать убийцу, ставить в письме печать, явно на меня указывающую. Все Ваши обвинения обращаются в ничто, но Вы похоже этого не уразумеете, однако не пытайтесь обдурить народ. Ваши подданные не так скудоумны как Вы!

Взбешённый аристократ указал на Эктори стражнику, стоявшему ближе все остальных, велел:

— Заткни этой погани пасть.

Но стражник не двинулся с места, неспешно отстегнув ремешки шлема и швырнув его под ноги самопроизвольного судьи, тот прокатившись, остановился прямиком перед Эктори, проговорил:

— Не буду, я больше не служу вам, уродам.

Ободрённая его примером толпа ринулась на ряды закованных в металл солдат, стремясь пробиться к Жрице.

Монор, воспользовавшись воцарившейся суматохой проскользнул в передние ряды, успел уже поставить ногу на первую ступень, как дорогу ему перегородил закованный с ног до головы в металлические доспехи стражник. Королевский сын мгновенно понял — дальше ему не пройти, и пожалел что теперь наставницы, знающей как разрешить любые проблемы, не было рядом. Где-то в потаённых уголках разума промелькнуло осознание, что в скором времени так будет всегда, но юный жрец сделал вид, что не заметил этой мысли.

Аристократ всё продолжал вещать, надеясь побудить ненависть к Жрице, теперь он обратил внимание на её облик:

— Эта женщина ведьма! В её жилах течёт совсем не голубая кровь, а расплавленный металл. Её глаза цвета травы и волосы белее выгоревшей под дневной звездой ткани. Разве может кто-то, обладающий столь противоестественным телом быть вестником света?

Слова его возымели совершенно обратный эффект, толпа наоборот ещё больше убедилась, что Жрицу направили к ним светлые боги, ведь всё в её внешности говорило о чистоте и невинности даже теперь, когда исхудалое её лицо было перекошено, а волосы слипшиеся от крови и грязи свисали неаккуратными прядями.

Аристократ, поняв что теперь каждое его последующее слово будет истолковано ему же во вред, поспешил убраться прочь, в сопровождении нескольких стражников, заслонявших его от продолжавшей бушевать подобно штормовому морю толпы.

Неожиданно заговорила Жрица и весь народ в этот момент замер, никто не решался произнести ни слова, боясь перебить речь вестницы богини.

— Возлюбите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас. Ибо кто если не враг укажет вам на ошибки ваши? Друг смолчит, побоявшись обидеть, но только враг ударит по слабости. Не бойтесь ошибок своих, не отчаивайтесь в неудачах. Ибо если вам кажется что всё потеряно, не значит что боги не припасли для вас благ. Остановитесь чтобы понять, действительно ли вы потерпели поражение или волей судьбы вас остановили сейчас, чтобы дать шанс проявить себя потом. Поймите, что привело к случившемуся, где вы ошиблись. Ошиблись ли?

Аристократ обернулся, велел страже поджигать сложенное у ног Жрицы сено, чтобы не дать той продолжить речь, захватывающую умы слушателей.

Палач поднёс к лицу Эктори факел, опалив длинные ресницы, оставшиеся лишь на одном глазу. Толпа поражённо ахнув, подалась назад всего на миг, которого Монору хватило, чтобы проскользнуть к наставнице. Он попытался разорвать верёвки, вспомнил про кинжал на бедре, тут же в ужасе обнаружил, что потерял в суматохе своё единственное оружие, взвыл в отчаянии и тут вновь сориентировавшиеся стражники подхватили его, потащили прочь.

Палач, которым пришлось оказаться одному из городских стражников, некоторое время поколебавшись, словно ища на кого можно будет спихнуть эту обязанность, с явной неохотой опустил факел на сухое сено

Пламя жадно подступало к босым ногам Жрицы, толпа застыла в ужасе и предвкушении. Теперь все надеялись на богиню, она могла бы спасти преданную ей девушку, и по разумению всех собравшихся именно так и должна была поступить, но ничего не происходило. Только Жрица доброжелательно улыбаясь, продолжала говорить в становящейся гнетущей тишине:

— Помните, любой грех можно искупить усердным трудом. Богиня, готова помочь всякому, кто обратится к ней. Теперь вы сами должны идти к её свету, но когда голос тьмы перекричит зов богини, я — её воплощение, вновь вернусь к вам.

Когда клубы синего пламени наконец поглотили высокую стройную фигуру, не терявшую стати до последнего момента, величественную даже в изорванном тряпье, она исчезла, словно бы была пожрана без остатка.

По-прежнему посреди площади стоял столб объятый пламенем, но Жрица больше не была к нему привязана.

По площади пронёсся ликующий гул голосов: богиня всё-таки проявила своё милосердие к той, кто доносил её голос, взяв посланницу её воли обратно к себе.

Стражники перестали удерживать толпу и Монор, утирая рукавом зелёной мантии предательские слёзы обиды на несправедливость Судьбы и на наставницу, столь просто оставившею его, выскочил на помост. Поднимаясь, он умудрился выхватить меч, из-за пояса одного из солдат, и теперь воздев оружие к небу, стоя спиной к всё ещё не утихавшему костру, он обратился к толпе голосом, поначалу дрожавшим от волнения, но с каждым словом становившимся всё громче и крепче:

— Вы слышали что сказала Жрица. Теперь мы сами должны идти к свету, а потому избавимся от тех, кто погружает наш мир в пучину отчаяния, от тех, кто понимает всего один язык — денег, от тех, кто способен убить своего правителя и оболгать вестницу света, жизнь положившую на их благо.

Монор указал острием клинка на уже достигшего края площади аристократа. Разъярённая толпа рабочих и крестьян, всё ещё вооружённая кто чем под руку попало, ринулась на него. Солдаты, сопровождавшие его, быстро осознали смену власти в городе и поспешно присоединились к бунтующим, тем более что их возглавлял сын короля, которому все они поклялись в верности.

Монор оказался во главе неудержимого потока, жаждущего нести добро и причинять справедливость, намеренного восстановить равновесие в обществе, насильственно сравняв капиталы.

Горожане, выкрикивая имя богини, милостивый Ар, направились в богатые кварталы города, врываюсь в дома жирующих на их средства аристократов, сметая всё: от кухонной утвари, до самих хозяев, не всегда ценные вещи оставались целыми.

От толпы отделилась скрюченная фигурка старика, укутанного в не определённого цвета лохмотья, он проковылял к городским воротам в Седьмом направлении, отправился по дороге, в сторону Роргоста.

При звуке клича «Ар», сливающегося в единый рёв, искажающий первоначальное слово, он подумал: «Пожалуй именно так и зародилось название, заставляющее содрогаться империи прошлого — варвар».

Шёл он покряхтывая от боли, потирая заплывший глаз и гордился тем, какое представление устроил: смог раззадорить толпу, хотя сам не чувствовал ничего, кроме боли и унижения, которые пришлось прогнать куда подальше, как он делал ни один раз в прошлом, когда Ар — было его собственным именем. В один из таких разов, когда ей открывали крылья, она почти откусила собственный язык, стараясь не закричать. Зубы, стиснутые так, что из дёсен потекла кровь, начали крошиться, но тогда она так и не закричала, потому что понимала, какую радость доставит её крик предателю, а ещё потому, что на неё смотрела пара глаз таких же перепуганных, как её собственные. Девчонка та была удивительно похожа на неё саму: такие же красные волосы незнакомки были уложены в такую же причёску, такое же красное платье только с чёрными рюшами и похожие округлые черты лица. Именно после того раза волосы Эктори начали постепенно белеть. Но теперь и боль и унижение были куда меньше и она отделалась почти бесследно.

Главной ошибкой аристократии было стремление сделать всё на показ в надежде убедить толпу отказаться от Жрицы и тем самым давая ей возможность разъярить присутствующих. Это глупое стремление самоутвердиться, возвыситься над вестницей воли Ар, привело их сокрушительному поражению.

За одну ночь пала столица Лирга, за один день территория Новой Империи расширилась вдвое.