Новеллы

ГОРЬКИЙ СВЕТ Новеллы Андора Эндре Геллери

Андор Эндре Геллери (1906—1945) — один из наиболее ярких и оригинальных прозаиков в венгерской литературе первой половины XX века. Литературную судьбу Геллери можно назвать счастливой. В 1924 году в одном из периодических изданий была впервые опубликована небольшая новелла восемнадцатилетнего автора. Публикация эта привлекла к новому имени пристальное внимание. Спустя четыре года молодой автор начал публиковаться в журнале «Нюгат» («Запад»), вокруг которого в то время группировались наиболее талантливые венгерские писатели. «Нюгат» в большой степени определял культурную жизнь страны, факт публикации в этом журнале был свидетельством признания, знаком принадлежности к Литературе. В 1930 году увидел свет первый и единственный роман писателя «Большая прачечная», в 1933—1935 годах вышло подряд три сборника его новелл. Все они были тепло встречены не только прогрессивной печатью, критикой, но и крупнейшими писателями-современниками. Геллери неоднократно получал литературные премии — награды чрезвычайно значимые и почетные. Сборники его новелл переиздавались в Венгрии, продолжают переиздаваться и по сей день. Популярность его прозы объясняется тем, что в ней есть некий «вневременной заряд», который обеспечивает произведению во все времена и живое читательское внимание, и способность влиять на творчество писателей последующих поколений.

Геллери жил и творил в межвоенные годы. То был мрачный период венгерской истории: поражение революции 1919 года, разгул контрреволюции, диктатура Хорти, экономический кризис, постепенная фашизация страны. В обстановке гонения на все разумное и прогрессивное, расцвета националистической пропаганды возникшая тогда идея «искусства для искусства» приобретала определенный положительный смысл, становилась формой оппозиции, протеста против официальной идеологии. Сторонниками этой идеи стали многие талантливые венгерские писатели, не нашедшие в себе сил для прямой борьбы. Первые полусказочные новеллы Геллери, казалось бы, тоже свидетельствовали об уходе от реальности. Однако Геллери неожиданно для всех открыто заявил, что «хотел бы писать для того, чтобы своим творчеством влиять на судьбы бедных люден». Эта установка и в самом деле определила главное направление его творчества и тем самым раз и навсегда вывела его из круга поборников «чистого искусства». Как ни странно, именно «сказочник» Геллери оказался в числе тех немногих писателей, которые нашли в себе силы обратиться к суровой реальности.

Литературную биографию писателя можно назвать счастливой, но жизнь его была недолгой и трудной. Геллери родился в семье, чрезвычайно далекой от литературы. Отец его был слесарем, мать вместе со своими родителями арендовала небольшую лавку при кирпичном заводе. Бедность, забота о куске хлеба сопутствовали писателю на протяжении всей жизни. К двадцати четырем годам он успел перепробовать около тридцати профессий, работал слесарем и заводским чертежником, красильщиком и торговым агентом, время от времени был безработным и, наконец, в 1933 году нашел более или менее спокойное место служащего.

Герои новелл Геллери — люди, которых он наблюдал в течение всей жизни, с которыми делил судьбу, работая и нищенствуя бок о бок. Отсюда своеобразие формы его повествования. Большая часть новелл — рассказ от первого лица. Образ повествователя двойственен: с одной стороны, он — как бы комментатор «извне», с другой — одно из действующих лиц, непосредственный свидетель и участник описываемых событий. Это описание «изнутри» не просто художественный прием, Геллери и в самом деле часто кладет в основу повествования эпизоды собственной биографии, естественно, видоизменяя и переосмысливая их. Реальные факты, жизненные впечатления гиперболизируются, переводятся в сферу условности. Это один из основных принципов творчества Геллери, где все реально и ирреально, правдиво и условно одновременно.

Размышляя о своем месте в современной ему венгерской литературе, Геллери писал: «Все признанные новеллисты стремились превзойти Боккаччо или «Тысячу и одну ночь». Конца-краю не было замысловатым историям. У меня же — картинки, взятые из жизни…» Его новелла стала «новым словом» в венгерской литературе, новым ярким и самобытным вариантом развитого и популярного жанра.

Мир Геллери — мир ремесленников, подмастерьев, чиновников, нищих. Место действия чаще всего — городская окраина. В центре многих его рассказов — «маленький человек», влачащий жалкое безрадостное существование, бесконечно одинокий в «большом мире».

«Маленькие люди» Геллери стоят как бы на разных ступенях социальной лестницы. Нижняя ступень — нищие, безработные бродяги. В новеллах такого рода наиболее важной и сквозной становится тема дома, домашнего очага, тепла. Печка, огонь — «хрустальная» мечта старой Панны («Зеркало старой Панны»), нищего Петерсена («Домик на пустыре»), страх замерзнуть — главный стимул, побуждающий героя рассказа «Сделка» завещать свой труп Институту биологии, и т. д. Мечта о надежном куске хлеба, тепле, уюте, как правило, остается мечтой, разбивающейся о суровую и безысходную реальность. Рассказ «Домик на пустыре» — это как бы «новая робинзонада», «робинзонада» наизнанку. Нищий Петерсен, подобно герою знаменитого романа Дефо, собственными руками устраивает себе дом, «из ничего». Пустырь — его необитаемый остров. Однако встреча с «большим миром» несет с собой не спасение, а крах всех чаяний и надежд. Независимость оказывается иллюзией, у каждого необитаемого острова есть хозяин. Действительность в лице владельца земельного участка и полицейского исправника врывается в жизнь Петерсена, руша хрупкую надежду «маленького человека» на счастье. «Домик на пустыре» — один из примеров переосмысления писателем традиционных литературных мотивов и сюжетов, их «приложение» к современной действительности.

Следующий разряд персонажей, следующая ступень лестницы — ремесленники, подмастерья, люди, имеющие постоянный заработок. В этой группе новелл центральной становится тема работы. В отдельных, более редких, случаях работа — радость, возможность найти применение своей силе, счастливая усталость, за которой следует вожделенная кружка пива, заслуженный отдых. В этом плане характерен, например, рассказ «У возчиков» — о рабочем братстве; герои его щедры, готовы поддержать друг друга. Однако гораздо чаще работа, которую вынуждено выполнять большинство персонажей Геллери, — это рабский, изнурительный труд, отупляющий, убивающий духовно, а иногда и физически (рассказ «Жизнь»). Работающие оказываются немногим счастливее безработных.

В рассказе «Жизнь» тема изнурительного, адского труда получает символическое воплощение, развертывается в двух планах. С одной стороны, сюжет самым тесным образом связан с реальностью: здесь, как и во многих других рассказах, отражены непосредственные жизненные впечатления автора. С другой стороны, Геллери использует в рассказе один из своих излюбленных приемов — материализацию метафоры. «Адский труд» влечет за собой образ ада, место действия — прачечная, становится аналогом «иного мира». Это подчеркивается и тем, в частности, что расположена она под землей, в глубине, в подвале, близко и одновременно бесконечно далеко от залитой солнцем улицы. В клубах пара движутся не люди, а некие призраки, белые «ангелы» со свечами в руках и т. д. Оба плана неразрывно связаны между собой, реальность постоянно переходит в символ, символика сочетается с беспощадным реализмом. «Жизнь» — один из ранних рассказов Геллери, здесь еще заметны «швы», моменты перехода из одного плана в другой. В более поздних произведениях символика и реальность слиты в органическом единстве.

Наконец, «высшая» ступень социальной лестницы у Геллери — чиновники, внешне гораздо более благополучные, нежели представители двух предыдущих групп. Однако и в этом случае основной их характеристикой нередко становится абсолютная примитивность, бездуховность (см., например, рассказ «Два центнера»). Кроме того, благополучие преходяще, границы между разрядами условны. Вчерашний преуспевающий чиновник сегодня становится безработным и начинает по-иному видеть мир. Герой рассказа «Пятьдесят», оказавшись в таком положении, возвращается к себе домой с черного хода. Деталь эта, безусловно, символична. Его дом — уже не его дом, круг замыкается, герой оказывается в одном ряду с бездомными бродягами Геллери.

Жестокая действительность страшна, помимо всего прочего, тем, что она извращает человеческую сущность. Геллери отмечает не только солидарность, как в рассказе «У возчиков», но и разобщенность, озлобленность людей труда. «Маленькие люди» нередко отличаются бессмысленной жестокостью. (Так, в рассказе «В порту» грузчики зверски, хотя и не намеренно, убивают ни в чем не повинного человека.) Некоторые персонажи Геллери одержимы маниакальной скупостью: герой рассказа «Лунная улица» записывает в блокнот все потенциальные траты, от которых ему удалось удержаться усилием воли; патологическая скупость, скупость-болезнь — центральная тема рассказа «Хлеб с жиром и яблоки». Однако Геллери постоянно подчеркивает: пороки — не вина, а беда «маленьких людей».

Писатель, как правило, не анализирует описываемого, не рассуждает, не делает выводов. Факты должны говорить сами за себя. «Я всегда писал по приказу момента и настроения…» — утверждал он.

Этот принцип, однако, не исключает постановки сложных философских и социальных проблем: они вырастают из самого сюжета. В ряде новелл Геллери показывает, к примеру, одну из самых страшных особенностей современного общества — отчуждение, ту почву, в которой вскоре смогли прорасти ядовитые семена фашистской идеологии. В этом отношении наиболее характерен рассказ «Каменщики», где использован широко известный в Венгрии, в частности по балладе о каменщике Келемене, фольклорный мотив замуровывания при строительстве. Нелепая, абсурдная жизнь диктует свои законы. Кража кусочка сала становится причиной нелепого и в общем случайного убийства. Но уж коль скоро оно совершено — надо заметать следы. Каменщики замуровывают труп в стену — и все, работа идет своим чередом, человек бесследно исчезает, единственное воспоминание о нем — отвращение убийцы к салу. Те же законы абсурдной логики заставляют героев убить новорожденного младенца («Погребение»), заняться изготовлением фальшивых денег («Фальшивые деньги»). В призрачном, безумном мире и преступление есть следствие, прямой результат бесчеловечных условий.

Может сложиться впечатление, что все творчество Геллери окрашено в мрачные, безысходные тона. Однако это совсем не так. Скорее наоборот, «жестокие» рассказы представляют собой «интонационное исключение» из контекста его прозы в целом. В том и состоит специфика видения мира Геллери, что, несмотря на всю объективную жестокость реальности, как бы «поверх» нее, в новеллах постоянно звучит оптимистическая, жизнеутверждающая нота. Среди рассказов, повествующих о жизни «маленького человека», много колоритных жанровых зарисовок, окрашенных мягким юмором («Кухаркина милость», «Мясники состязаются» и т. п.). Есть здесь и лирические воспоминания о юности, и новеллы-притчи — жанровая палитра Геллери весьма разнообразна.

Ничуть не идеализируя своих героев, показывая их такими, какими сложились они под бременем бесчеловечной жизни, он в большинстве случаев умеет разглядеть в них некую «искру божью», неистребимое зерно человечности, живую и отзывчивую душу, скрытую подчас за внешней грубоватостью и примитивностью.

В прозе Геллери весьма ощутимо влияние русской классики. Сугубо городская тематика его произведений и то, что главный герой его — «маленький человек», явно сближает венгерского писателя с творчеством писателей «натуральной школы» — важнейшего направления в русской литературе XIX века. Своеобразие Геллери, однако, состоит в том, что в самых суровых, реалистических своих зарисовках он парадоксальным образом остается сказочником. Все его резко различные, на первый взгляд, новеллы объединены общей интонацией. Мир Геллери — сказочный, аномальный, ирреальный, призрачный в самом своем реализме. Один из замечательных писателей — современников Геллери, Деже Костолани, так писал о нем: «Каждая работа этого молодого писателя — волшебный реализм». Эта формулировка — очень точное определение основной особенности поэтики Геллери. Ключом к пониманию этой особенности может служить новелла «Нашлась работа», в которой метафорически осмысляется роль писателя в обществе, эта новелла — как бы размышление о собственном творческом пути. Смысловое ядро новеллы — прощание с первым, юношеским периодом творчества. Фантазии, сказки, сочиненные автором в этот период, сами толкают его к реальной жизни, к труду, тем самым, в собственно творческом плане — к реализму: «Да, это мы, твои творения, посылаем тебя на работу, потому что в нас — лишь Мечта, Дуновение ветра, Сон да Рассвет. В нас никогда не строят домов, не слышно запаха рабочего пота, перепалок с хозяином. Наши герои беззаботны, как пташки, они славят господа, чмокают друг друга в щечки, порхают туда-сюда на облаках, играя с ангелами. Но когда ты начнешь наконец что-то делать своими руками, на наши страницы, отирая со лба пот, шагнет рабочий, и наша мелодия зазвучит в унисон с выдохом натруженной груди». Автор послушно уходит от сказок в большой мир, реальную жизнь. Однако то занятие, которое он избирает себе в итоге, оказывается не так уж далеко от изначального. Другими словами: от сказок через познание реальности снова к сказкам — вот путь, который проделывает автор. Интонация сказки, правда страшной сказки, сохраняется при описании самых чудовищных ситуаций действительности. Таковы, например, рассказы «Масленица» и «Б». В изображение невероятной нищеты, голодной смерти неожиданно включается «игровой», карнавальный, полуфантастический элемент, трупы повесившихся людей невозможно отличить от масленичных чучел и т. п. При этом рассказ «Б» — едва ли не единственный, кончающийся неожиданным открытым обличением, «прорывом» полусказочной ткани повествования: «Место действия: Центральная Европа. А точнее — большой город, название которого начинается с буквы Б…»

Геллери отчетливо сознавал специфику собственной поэтики: «Я никогда не умел верить ни во что другое, кроме живой сказки… той сказки, которая живет», «…я всегда старался вкрапить в чудовищные краски жизни цвета сказочной радуги», — писал он в начатой незадолго до смерти романизированной автобиографии под названием «История одного самолюбия». «Ему удалось создать поистине демонический образ, фантастическую в своей реальности картину будапештской периферии — как в географическом, так и в духовном ракурсе», — так отозвался о новеллах Геллери еще один его современник, известный писатель и критик Д. Балинт.

Позиция сказочника закономерно влечет за собой один из сказочных мотивов — мотив чуда. Чудо у Геллери очень часто — минус-прием. Оно либо не происходит, несмотря на всеобщее ожидание («Деревянные башмаки», «Кудесник, помоги!»), либо оборачивается кошмаром (так, в рассказе «Эпрешкерт» чудо заключается в том, что веревка сама затягивается на шее самоубийцы). Жизнь — сказка без чудес — один из важных мотивов писателя.

В «Истории одного самолюбия» Геллери писал: «Я знаю, что жизнь — не сказка… Я знаю, что существуют болезни, внезапная смерть, тысячи бедствий. Но я не жду от этих трагедий никакого катарсиса». В словах этих заключен важнейший принцип писателя. Натуралистическое описание ужасов жизни не сможет поднять дух «бедного человека». В арсенале литературы должны быть и другие средства: улыбка, надежда, «цвета сказочной радуги». Герой рассказа «Один филлер» питается листьями и отправляет в плавание по лужам последнюю монетку; бродяга Чарли из рассказа «Владельца прошу объявиться» ночует на дереве, не забывая при этом проставить на нем номер на случай получения корреспонденции, а покидая его, вывесить объявление «Дешево сдается»… Конечно, никакое шутливое, игровое начало не может заслонить трагизм голода и бездомности. И тем не менее хорошо известно: то, над чем мы смеемся, теряет над нами власть. Описание внешности героя рассказа «Владельца прошу объявиться…», пластический образ, наконец, само его имя неизбежно наводят на мысль о Чаплине. Речь здесь идет, естественно, не о случайном совпадении, но о сознательной авторской «отсылке»: чаплинский «смех сквозь слезы» чрезвычайно близок атмосфере рассказов Геллери.

В «Истории одного самолюбия» есть такие слова: «Как давно, как страстно я мечтаю иметь домашнюю библиотеку! Чтобы утопать в книгах, чтобы по настроению отведывать то одну, то другую…» Читая Геллери, можно составить себе приблизительное представление о том, что вошло бы в эту воображаемую библиотеку. Почетное место в ней, по всей вероятности, заняла бы русская классика. «История одного самолюбия» пестрит именами Гоголя, Толстого, Достоевского, Чехова, Горького. Целый ряд событий собственной жизни Геллери воспринимает «сквозь призму» русской литературы. Попадая в среду чиновников, он ищет меж ними Акакия Акакиевича, роман «Воскресение» становится для него своего рода нравственным коррективом и т. п. Еще более значимо то, что влияние русских писателей отчетливо прослеживается в его рассказах: речь идет и о влиянии в целом, и о прямых параллелях и цитатах.

В отличие от многих писателей-современников, пробовавших силы в различных жанрах, Геллери оставался писателем одного жанра. Именно новелла наиболее полно соответствовала особенностям его таланта, специфике видения мира. Единственный роман Геллери «Большая прачечная» представляет собой, в сущности, цикл новелл, объединенных в единое целое. С другой стороны, рассказы, несмотря на всю их пестроту и несхожесть, все же создают некую единую картину, все части которой взаимосвязаны. Сам Геллери писал об этом так: «Новелла за новеллой я ткал нечто вроде романа моей жизни…» В этой связи можно говорить об определенных композиционных принципах построения сборников. Нередко новеллы, казалось бы несхожие, взаимно освещают друг друга, до известной степени трансформируя смысл и способ прочтения. Наглядный пример: новеллы «Масленица» и «Трапезы Людовика XIV». В последней речь идет о крупном чиновнике, который, выйдя в отставку, решает догнать по весу французского короля. Смысл жизни для него полностью сосредоточивается на еде. Впоследствии герой разоряется, вместе с окончанием роскошных трапез кончается жизнь. Казалось бы, перед нами безобидная зарисовка по «вечным» мотивам «обжиралы и опивалы». Однако в непосредственном соседстве с ней находится рассказ «Масленица» — повествование о страшном голоде в рабочем поселке. Шутка оказывается не столь уж безобидной.

Рассказы Геллери связаны между собой не только интонацией, общими мотивами, но и рядом сквозных образов, метафор, символов. В целом ряде рассказов, к примеру, встречается слово «пар» — как реалия (имеющая, кстати, и чисто биографическую основу: воспоминание о работе в прачечных и красильнях) и как символ изнурительного труда и одновременно видения мира сквозь дымку иллюзий.

«Цвета сказочной радуги» окрашивают не только сюжеты, но и язык новелл Геллери — яркий, образный, необычный. Слово будит ассоциации, «задает» атмосферу рассказов. Примеров тому можно было бы привести много. Вот один из них: рассказ «Свадебное путешествие в Хювёшвёлдь» начинается словами: «Дул самый обычный ветер — из простых». Определение кажется несколько неожиданным. Что такое «из простых» применительно к ветру? Ответ содержится в следующих словах: «в крестьянской одежке». Метафора разворачивается, определяя весь тон повествования: герои новеллы — простолюдины, обычны, просты их желания, наконец, прост сам сюжет, граничащий с бессюжетностью. Слово перерастает самое себя, становится «ключом» к восприятию произведения в целом.

В 1940 году увидел свет последний сборник рассказов Геллери. В нем доминировало ощущение надвигающегося кошмара, катастрофы. «Сказки» этого периода наиболее мрачны. Пример тому — новелла «Филипович и исполин», в которой на секунду возникшее у «маленького человека» ощущение равновесия рушится под воздействием совершенно нелепого и абсурдного эпизода. И особенно — «Молния и вечерний пожар» — новелла, давшая название сборнику. Молния влетает в комнату и оказывается страшным предзнаменованием. Рассказ кончается словами: «А на следующий день началась война». С другой стороны, в этом же сборнике есть и очень светлые, лирические зарисовки, воспоминания о юности («Юноша и осел» и др.), очевидно, как некий противовес мрачным предчувствиям.

В «Истории одного самолюбия» есть такие слова: «Я пережил войну… Контрреволюцию. Большее потрясение, чем смерть, меня уже не ожидает». Геллери ошибся, ему предстояло еще одно, самое тяжкое испытание. С 1940 по 1945 год он отбывал одну трудовую повинность за другой, был почти полностью лишен возможности писать. В 1945 году его отправили в концлагерь. Геллери умер тридцатидевятилетним, не дожив одного дня до окончания воины. Рассказ «Горький свет», написанный им перед отправкой в фашистские застенки, кончается словами: «Жить! — И я почувствовал, что это и есть мой истинный голос и истинное мое желание — ныне, присно и во веки веков».

Эта мысль — лейтмотив всего творчества Андора Эндре Геллери.

В. Белоусова