Далия
Не знаю, как долго Джулиан обнимает меня, пока я все перевариваю, но я благодарна ему за поддержку.
Постепенно печаль, которую я испытывала ранее, исчезает, и остается то, чего я не ожидала.
Облегчение.
Приятно поговорить с кем-то обо всем, даже если этот кто-то — Джулиан. И, возможно, так и должно было быть.
Он не слишком эмоционален и тревожен, как моя мама, которая, скорее всего, расплакалась бы вместе со мной, и не похож на Лили, которая в подробностях описала бы, как она планирует убить Оливера. Ни один из них не смог бы по-настоящему понять меня и то, что мне нужно.
Я не хочу плакать или мстить. Я хочу этого.
В какой-то момент Джулиан несет меня к одной из кабинок в задней части бара. Проведя последние двадцать минут, используя его рубашку как салфетку, а его грудь — как мою личную грушу для битья, я эмоционально и физически истощена.
Джулиан убирает мои волосы с лица.
— Разве эти тесты не являются кучей вероятностей? Они никак не могут быть на сто процентов точными.
— Да, но риск… Я не могу сознательно привести в этот мир ребенка, который может провести большую часть своей короткой жизни в муках, — мой голос звучит слишком слабо и неуверенно.
— Я понимаю.
Несколько минут мы молчим, пока Джулиан не нарушает тишину.
— Оливер и его семья, очевидно, все еще застряли в 1700-х годах, но ты же знаешь, что сейчас есть множество способов завести ребенка.
Мои плечи опускаются.
— Я знаю.
Оливер повторял то же самое бесчисленное количество раз, но в конце концов его слова изменились, как только стали ясны условия получения наследства. Он перестал стараться ради нас, при этом запугивая меня, чтобы я поверила, что проблема во мне.
Наши отношения разрушились вместе с моим психическим здоровьем.
— Тогда в чем дело? — спрашивает Джулиан.
Я кручу одно из своих колец.
— Он заставил меня почувствовать себя…
Он прижимает мое тело к своему.
— Какой?
— Дефектной, — я поперхнулась.
— Он сказал это специально? — от того, как голос Джулиана быстро переходит в нечто темное и угрожающее, у меня волосы на руках встают дыбом.
Я не отвечаю — не из страха за безопасность Оливера, а потому, что мне не нужна жалость Джулиана.
— Я убью его, — от выражения лица Джулиана у меня по спине пробежала дрожь.
— Когда мы перешли от желания убивать друг друга к желанию убивать ради друг друга? — поддразниваю я в отчаянной попытке сменить тему.
— С тех пор как я узнал, как сильно он тебя обидел.
Я смахиваю с ресниц слезы.
— Возможно, это самое милое, что ты мне говорил.
— Не привыкай к этому.
— Я бы не посмела.
— Он никогда не заслуживал тебя.
Мое следующее признание вырывается из меня само собой.
— Я не переживаю из-за него или его брака.
— Нет?
— Нет. Может показаться, что это не так, но я чувствую облегчение. Я знаю, что все это к лучшему, хотя мне хотелось бы, чтобы мое расставание и моя жизнь не были так широко известны.
— Тогда почему ты плачешь?
— В основном из-за себя. И из-за шоу, которое мне обещали.
— Что случилось?
— Компания отказалась от контракта сегодня днем после того, как появились новости.
У него отвисла челюсть.
— Если они не поддерживают тебя в таких ситуациях, лучше с ними не работать.
Я фыркнула.
— А что, если другой возможности не представится?
— Представится.
— Ты так уверенно говоришь об этом.
Его глаза сужаются.
— Я удивлен, что ты так не говоришь.
Я опускаю взгляд.
Он поднимает мой подбородок.
— Ты можешь рассказать мне все, что угодно. Я не обижусь на тебя и не подумаю о тебе плохо.
Мои плечи опускаются.
— Я позволила Оливеру контролировать мою самооценку. Я сомневалась во всем, что заставляло меня чувствовать себя собой, потому что думала, что это часть взросления. Что любовь — это компромисс.
— Если тебе приходится менять себя, чтобы соответствовать чьему-то идеальному представлению о себе, это не любовь.
Я смотрю на свои сцепленные руки.
— Теперь я это понимаю.
— Что отняло у тебя так много времени понять это?
— Честно? Я забыла, кем была раньше. Но вернувшись сюда в одиночестве… это дало мне время подумать.
Мы обмениваемся знающими взглядами, после чего Джулиан предлагает мне выйти из кабинки.
— Что? — я встаю на трясущихся ногах.
— Как ты смотришь на то, чтобы выбраться отсюда?
— Куда?
— Сделать что-нибудь веселое.
Я не понимаю, куда нас ведет Джулиан, пока не вижу, как освещенное колесо обозрения замедляет ход, и посетители Праздника урожая спрыгивают с него.
— Ни за что на свете, — я упираюсь ботинками в землю.
— Почему нет?
— Мне неловко.
Он наклоняет голову.
— Из-за чего?
— Из-за всех этих опубликованных обо мне статей.
— Люди здесь почти не читают новости, не говоря уже о колонках со сплетнями.
— Но я выгляжу просто ужасно, — я показываю на свое распухшее лицо.
Он сокращает расстояние между нами и нежно проводит большим пальцем под моим правым глазом, стирая пятно туши, которое я, должно быть, не заметила в уборной в баре.
— Ты прекрасно выглядишь.
Моя голова кружится быстрее, чем чайные чашки на аттракционе вдалеке.
— Ты говоришь это только для того, чтобы я согласилась.
— Если бы я хотел, чтобы ты согласилась, я бы рассказал тебе о соревновании, которое запланировал.
Я навострила уши.
— Ты сказал «соревнование»?
Его смех действует как шокер.
— Я же говорил.
— Что у тебя там за план?
— Лучше я тебе покажу, — Джулиан кладет руку мне на спину и подталкивает в направлении входа на фестиваль. Я несколько раз пытаюсь отпихнуть его и напомнить о наших установленных правилах, но он предпочитает игнорировать меня, ведя в сторону зоны с едой.
— Пожалуйста, скажи мне, что ты не предлагаешь устроить соревнование по поеданию еды.
— Нет, но мы должны тебя накормить и напоить.
— Я выпила всего две рюмки текилы, прежде чем Генри прервал меня.
Он бросает на меня взгляд.
— Хорошо. Три. Но это все. Я клянусь. Смотри, — я иду прямо назад, читая клятву верности.
Джулиан закатывает глаза, направляя меня к палатке с барбекю. Он накладывает в наши тарелки столько еды, что ею можно накормить небольшую семью. Я едва могу съесть половину, хотя и выпиваю три стакана воды, чтобы успокоить его.
Возможно, у меня небольшой опыт в отношениях без обязательств, но я достаточно умна, чтобы понять: то, что он утешает меня подобным образом, не является привычным для таких отношений. Как и то, что я не могу принять это, не воздвигая стен.
Я не понимала, как сильно нуждаюсь в заботе, пока Джулиан не показал мне, чего мне не хватает, и я не знаю, как это осмыслить.
К счастью, Джулиан не дает мне погрузиться в свои мысли, оттаскивая от палатки с едой. Когда мой желудок полон, а голова больше не путается от слез и текилы, он ведет нас к противоположной стороне парка.
Мое внимание привлекает звон колокольчика вдалеке.
— Карнавальные игры?
Он останавливается возле палатки и поворачивается ко мне.
— Не могу придумать лучшего способа устроить дружеское соревнование.
— Существует ли такое выражение в нашем словаре?
— Думаю, нет.
— И каков твой план? — спрашиваю я.
— Кто выиграет больше всех игр, тот и станет победителем.
— А какой приз?
Он почесал щеку.
— Я не собираюсь проигрывать, так что сомневаюсь, что тебе стоит беспокоится о призе.
Я усмехаюсь.
— Игра начинается.
Мы с Джулианом выбираем ближайшую к нам палатку, которая, кстати, оказалась одной из моих любимых — подбрасывание колец. Он меняет несколько одиночных колец на два набора.
— Удачи, — он передает мне кольца.
Я закатываю глаза и бросаю первое кольцо. Оно ударяется о край стеклянной бутылки и падает на землю.
Далее он бросает свое кольцо настолько отработано, что оно идеально скользит по горлышку бутылки.
У меня отвисает челюсть.
— Как тебе это удалось с первой попытки?
— Нико обожает эту игру.
Мои глаза сужаются.
— В какие из этих игр ты уже сыграл?
— Во все.
— Обманщик, — я пихаю его в плечо.
— Не будь обиженной неудачницей.
— Я еще не проиграла.
— Ударение на «еще».
На этот раз я бросаю следующее кольцо с большей силой. В отличие от предыдущего, оно попадает в горлышко бутылки, но не скатывается по нему.
Близко.
Следующие два кольца Джулиан бросает спиной, словно выпендриваясь, и попадает.
Я поворачиваюсь к нему лицом и хмурюсь.
— Что ты хочешь, если выиграешь?
— Когда выиграю, дам тебе знать.
Мудак.
Мы с Джулианом бегаем между палатками. К счастью, он выбирает игры, в которых нужна только одна рабочая рука, хотя мое облегчение длится недолго: он надирает мне задницу в бросании колец, в макательной машине, в сбивании бутылок и в бросании мечей в кольцо.
К его удивлению, я выиграла игру в ски-бол, дартс с шариками, стрельбу по мишеням и Кукурузную дыру.
Выпив немного яблочного сидра и закусив парой хот-догов, мы выходим в финал с равным счетом.
— Нервничаешь? — спрашиваю я.
— Нет.
— Ты очень самоуверен.
— Потому что я уже знаю, что выиграл, — он ведет меня к последней игре.
Кто-то ударяет молотком по платформе, и колокольчик на вершине автомата «Силач» звонит, как смертный колокол. Эта игра была любимой у Джулиана, поэтому я обычно не играла в нее только потому, что знала, что никогда не смогу попасть в колокол так, как он.
— У меня только одна свободная рука.
— Что случилось с твоей уверенностью? В остальных восьми играх с этим проблем не было.
У меня дергается глаз.
— Хочешь быть первой? — он предлагает мне молоток.
— Сначала ты, — я указываю рукой в сторону автомата. Несмотря на то, что знаю, что проиграла, я отнесусь к этому по-спортивному и хотя бы попробую свои силы.
Он меняет хватку и ударяет молотком по металлической платформе. К всеобщему удивлению, она взлетает вверх и врезается в колокол.
— Победитель, — контролер игры предлагает Джулиану выбрать приз со стены пластиковых и мягких игрушек.
— Qué lástima75, — говорю я. — Похоже, у них закончились надувные куклы.
Он показывает мне средний палец, заставляя мимо проходящих родителей ахать.
— Простите, мэм, — он отворачивается, навострив уши.
— Мэм, — подражаю я его грубому, сиплому голосу.
— Заткнись и проигрывай уже, — он передает мне молоток.
Я подхожу к автомату, одновременно регулируя хватку, чтобы она соответствовала хвату Джулиана. Глубоко вздохнув, я разворачиваю руку и ударяю молотком по платформе. Металлический кусок поднимается к центру полосы, но так и не достигает колокола, как было у Джулиана.
— Если бы только я могла использовать обе руки, — я смотрю на колокольчик.
— Это не имеет значения.
Я закатываю глаза.
— Да, естественно.
— Это больше физика, чем сила.
— Конечно.
— Нико может это сделать, и у него нет и половины твоей силы — даже со сломанной рукой, — он протягивает работнику парка десятидолларовую купюру. — Давай я тебе покажу.
— Вот, — я передаю ему молоток, но он лишь качает головой.
— Будет проще, если я буду показывать вместе с тобой, — он подходит ко мне сзади и кладет свои руки поверх моих.
— Тебе просто нужен повод, чтобы прикоснуться ко мне, — я говорю достаточно тихо, чтобы слышал только он.
Его губы прижимаются к моему уху, и он шепчет:
— Только потому, что иначе ты мне не позволишь, — он фиксирует наши руки, не обращая внимания на мою легкую дрожь.
— Если мы со всей силы ударим по платформе, — он делает шаг назад и бьет молотком по ней, отчего металлическая деталь скользит чуть выше, чем у меня. — Мы все равно не попадем в колокол.
— Почему?
— Потому что нужно ударять по ней правильно.
— Хорошо, Златовласка. Докажи это.
Он повторяет то же движение, но на этот раз молоток ударяет по центру. Металлический кусок взлетает вверх и врезается в колокол, заставляя его зазвенеть.
— Видишь?
Я высунула язык.
— Выпендрежник.
Он со смехом отпускает мои руки.
— Попробуй еще раз и целься в центр.
Я повторяю движение, как он меня учил. Металлический кусок поднимается выше, чем раньше, но не задевает колокол.
Он передает рабочему еще одну десятидолларовую купюру.
— Продолжай.
Мой взгляд скользит к очереди, выстраивающейся позади нас.
— Есть и другие люди, которые хотят попробовать.
— Они могут подождать.
Я пробую еще раз, целясь в то же место, которое показал мне Джулиан. Хотя и не попадаю в колокол, я все ближе к нему.
— Еще раз, — он постукивает по центру платформы. — Вот здесь. Сосредоточься больше на попадании в цель, чем на том, насколько сильно ты по ней ударяешь.
— Хорошо, — я в точности следую инструкциям Джулиана, нанося удары в то место, которое он мне показал, под идеальным углом и с нужной силой.
Под звон колокольчика я бросаюсь в его объятия с огромной улыбкой.
— Я сделала это!
Он обхватывает меня руками, сжимает и поднимает.
— Да.
— Меня не волнует, что я проиграла соревнование.
— Нет?
— Нет! Потому что это было круто. Мне еще никогда не удавалось выиграть в этой игре.
— Я знаю, — его глаза сияют ярче, чем мигающие огни над нами.
Несколько человек вокруг нас смеются и хлопают, напоминая мне о своем присутствии.
— Теперь ты можешь опустить меня.
Он выполняет мою просьбу, превращая ее в целое испытание, пока мое тело скользит по его телу.
Щеки горят, когда я приземляюсь на ноги.
— Ты была достойным противником, — он протягивает мне игрушку единорога, которую выиграл.
— Избавь меня от фальшивого проявления спортивного мастерства и продолжай злорадствовать.
— Отлично. Мне было приятно снова надрать тебе задницу.
— Вот тот наглый Джулиан, которого я знаю и презираю, — я ухмыляюсь.
Прежде чем я успеваю остановить его, он крадет быстрый поцелуй. Это не более чем мягкое прикосновение его губ к моим, но оно заставляет мою голову кружиться, а сердце биться так, будто я пробежала марафон.
— Извините, — он отстраняется и осматривает группу случайных посетителей фестиваля, ожидающих своей очереди на игру.
— Только что… Ты… У нас же есть правила, и не просто так.
Его взгляд падает на мои губы.
— Я знаю. Этого больше не повторится.
Вот только странное выражение его лица не прибавляет мне уверенности.
Джулиан кладет руку мне на спину и направляет меня на другую сторону фестивальной площади, сводя свои прикосновения к минимуму, пока мы пробираемся через большие толпы людей.
— Итак, теперь, когда ты официально выиграл, чего ты хочешь? — спрашиваю я, когда мы подходим к входу.
— Ты узнаешь, когда придет время.
— Джулиан! — я хватаю его за руку, но он отходит в сторону, прежде чем я успеваю вцепиться в нее. — Куда ты идешь?
— Подальше, пока я не поддался искушению и не поцеловал тебя снова.
Я начинаю ненавидеть свое правило не прикасаться к нему на людях, особенно когда меня охватывает внезапное чувство пустоты, когда он исчезает в толпе.
Я так отвлеклась на его слова, что забыла получить от него ответ.
Проклятье.