Далия
Первый официальный день моего возвращения в город прошел спокойно, скорее всего, потому что я вообще не выходила из дома. Пока мама и моя сестра Лилиана работали в цветочном магазине, я только и делала, что смотрела в потолок.
Странно, что раньше я не успевала пообедать или сходить в туалет, а теперь практически не выхожу из своей комнаты без крайней необходимости. Мой чемодан, набитый дорогими модными нарядами, лежит нетронутым на полу, что само по себе является тревожным знаком.
Если тревожность и склонность к перфекционизму у меня были всегда, еще со школы, то депрессия стала для меня новой борьбой, которую я вела в одиночестве в течение нескольких месяцев, прежде чем обратилась за помощью.
Мой психотерапевт, доктор Мартин, — замечательная женщина, которая берет небольшое состояние за каждый сеанс. Хотя деньги для меня больше не проблема, я сомневалась, стоит ли брать на себя эмоциональные обязательства, но ее очень рекомендовал мой агент, так что я рискнула восемь недель назад и ни о чем не жалею.
Я не знаю, где бы я была без доктора Мартин. У нее бесконечное терпение, самый спокойный голос, и каждый сеанс она заканчивает ямайской пословицей, которую я не понимаю до тех пор, пока позже снова не прочитаю.
Сегодня она почти не говорит в течение первой половины нашего онлайн-сеанса, позволяя мне рассказывать о своих ошибках и недостатках.
Она сцепила руки, отчего золотые браслеты Cartier зазвенели на ее смуглой коже.
— Что заставляло тебя так долго оставаться с Оливером?
Ее бесконечное терпение подвергается испытанию, пока я сижу и думаю. Мне уже задавали этот вопрос, но тогда мои взгляды на жизнь были омрачены горечью, ненавистью к себе и густым облаком депрессии.
— Долгое время все было хорошо, — поэтому потеря была гораздо болезненнее.
Ее крошечный кивок придает мне мужества.
Мне требуется еще шестьдесят секунд, чтобы выдавить из себя шесть слов.
— Он заставлял меня чувствовать себя особенной.
Он никогда не заслуживал тебя. Оливер обнял меня, когда я разрыдалась, убираясь в комнате Джулиана в общежитии, за что я так и не получила даже простого благодарственного сообщения.
Ты мне нравишься… гораздо больше, чем просто друг, сказал мне Оливер перед каникулами в выпускном классе, после того как мы целый год сохраняли платонические отношения.
До этого было легко относить его к числу друзей после того, как Джулиан причинил мне боль, но его голубые глаза, светлые волосы и легкая улыбка привлекли меня.
Ты очень талантлива и заслуживаешь, чтобы тебя ценили. Он вдохновил меня разместить мой первый пост на странице аккаунта «Дизайны от Далии» в социальных сетях. Это было зернистое изображение моей первой квартиры, которое до сих пор закреплено в верхней части страницы из-за всего, что оно олицетворяет.
Я была уязвима и искала поддержки в самых неподходящих местах, включая семью Оливера, которая погрузилась в мой бизнес, когда начала помогать в продюсировании нашего телешоу.
— Так было всегда? — спрашивает доктор Мартин.
— До помолвки мы семь лет состояли в обычных отношениях. Было много хороших моментов вперемешку с плохими. Он создавал впечатление, что является черной овечкой в своей семье, которую никто не понимает, и только потом я поняла, что на самом деле он был волком.
Если доктор Мартин и удивлена, то никак этого не показывает.
— Он внушал мне, что мы можем справится с чем угодно вместе, но когда мы наконец подверглись испытанию, то не справились.
Я не справилась. Вместо того чтобы ценить себя настолько, чтобы уйти, я осталась, потому что по глупости не хотела бросать отношения, в которые было вложено так много времени. Но это уже не имело значения, потому что постепенно Оливер отдалился, оставив меня наедине с моим горем, что у меня никогда не будет собственного ребенка.
Я ковыряю кутикулу.
— После брачного договора и медицинского теста все пошло наперекосяк, хотя я пыталась быть храброй и скрывала свою боль перед камерами, потому что люблю свою работу и людей, с которыми работаю, и меньше всего мне хотелось бросать все это из-за него.
И все равно ты все потеряла.
У меня нет ни шоу, ни друзей, кроме нескольких членов съемочной группы, и нет надежды, что я буду кому-то нужна после того, как меня бросили, потому что я «не была той женщиной, которую он хотел».
Оливер мог бы с тем же успехом признать, что у меня не было нужной ему матки, но я об этом не говорю.
Доктор Мартин понимающе склоняет голову.
— Человеческая природа такова, что мы избегаем всего, что причиняет нам боль.
— Было так легко с головой погрузиться в работу, но в то время, как мой бизнес процветал, часть моей души умирала.
Морщинки возле ее глаз смягчаются.
Я скажу родителям, что ты не приедешь. Снова, подчеркнул последнее слово Оливер, хмыкнул и уехал в особняк Кресвеллов, оставив меня тупо смотреть в стену несколько часов, пока я не заснула в слезах.
Еще не поздно разорвать отношения и найти кого-то более подходящего для твоего будущего, шепнула Оливеру мама, когда думала, что я все еще в туалете.
К счастью, хоть кто-то будет носить фамилию Кресвеллов, сказал отец Оливера, когда его жена передавала за обеденным столом фотографии УЗИ их беременной дочери.
После моего теста мне показалось, что наши отношения получили огнестрельное ранение в сердце, и только я пытаюсь их спасти.
Доктор Мартин заканчивает нашу сессию очередной ямайской пословицей, которую я не понимаю, и следующие десять минут трачу на ее изучение: «Rockstone a riva bottom nuh know sun hat — Защищенные люди не знают трудностей».
Второй день в городе прошел примерно так же, хотя встреча с психотерапевтом заставила меня испытать еще одно эмоциональное потрясение. Надеюсь, что увеличение дозы антидепрессантов и мое новое стремление к более приятным занятиям помогут мне улучшить настроение, хотя я все еще настроена несколько скептически, поскольку мне почти не хочется выходить из дома, не говоря уже о его декорировании.
Я ожидаю, что третий день моего возвращения в Лейк-Вистерию пройдет по той же схеме — в одиночестве, но когда в два часа дня я наконец выползаю из постели в поисках еды, то с удивлением обнаруживаю, что семья Лопесов расположилась в нашем доме для воскресной встречи наших семей.
Моя сестра стучит по телефону так, словно его экран ее лично оскорбил, а мама и Жозефина заняты на кухне нарезкой овощей. Рафа совершенно не обращает внимания на песню «Robarte un Beso», которая звучит из портативной колонки рядом с ним, когда смотрит по телевизору матч мексиканской лиги.
— ¿Madrina?20 — Нико замечает меня первым и бежит в мою сторону. Прошло несколько лет с тех пор, как я видела его в последний раз, за исключением видеозвонков, и он вырос примерно на два фута21.
— Ты вернулась! — Нико обнимает меня за ноги.
— Привет, — до сих пор я не понимала, как сильно нуждаюсь в таких пронизывающих до костей объятиях Нико.
Мой крестник смотрит на меня своими большими карими глазами.
— Я скучал по тебе.
— Я тоже по тебе скучала, — я борюсь с темнотой, грозящей снова настигнуть меня. — Как поживает мой любимый крестник?
Он хихикает.
— Я твой единственный крестник.
— Пока что.
— Нет! Ты не можешь любить кого-то другого, — он сильнее сжимает мои ноги, и я тихонько смеюсь, когда он поспешно отпускает меня.
— Я играю на барабанах, которые ты подарила мне на день рождения! Они самые лучшие! — Нико рассекает воздух невидимыми барабанными палочками.
— Да, спасибо, — Рафа бросает на меня взгляд.
— Может быть, мне придется подарить ему на Рождество электрогитару и звукоусилитель.
Глаз Рафы подергивается, а Нико вскидывает кулак вверх со словами: «Да!».
Баловать своего крестника — естественно, хотя последние мои подарки были доставлены курьером, а не вручены лично. Я знаю, что дорогая барабанная установка или гитара не компенсируют моего отсутствия, но Нико заслуживает самого лучшего, особенно после всего, через что они с Рафой прошли.
Я не очень хорошо знала бывшую жену Рафы, и не потому, что не пыталась, но я точно знаю, что она не приложила усилий, чтобы влиться в нашу семью.
Рафа встает с дивана и обнимает меня.
— Мы все по тебе скучали.
Первая попытка честно ответить провалилась, поэтому я решила пошутить.
— По крайней мере, твои манеры не исчезли вместе с чувством стиля.
Мой комментарий вызывает у угрюмого мужчины, одетого во фланелевую рубашку, выцветшие синие джинсы и поношенную кепку, недоумение. На ком-нибудь другом я бы сочла этот наряд в духе дровосека отвратительным, но на Рафе он смотрится хорошо, благодаря его внешности и мускулистости.
Рафа, по сути, мой старший брат, поэтому я скорее переболею желудочным гриппом, чем назову его привлекательным, но это не мешает всем женщинам в городе громко заявлять об этом.
Он выпускает меня из своих объятий.
— Как долго ты планируешь оставаться здесь на этот раз?
— Точно не знаю. Зависит от некоторых моментов, связанных с работой и прочими делами.
— Ты должна будешь зайти к нам домой и посмотреть на барабанную установку Нико.
Нико сияет.
— Да! Ты можешь посмотреть, как я играю на барабанах, а потом мы сможем собрать тот специальный набор Лего, который ты мне подарила… О! А еще ты можешь познакомиться с Элли. Она очень милая, красивая и самая классная.
— Кто такая Элли? — дрожь в моем голосе выдает мои эмоции. Как бы мне ни хотелось провести время с моим крестником, я не чувствую себя даже примерно готовой. Потому что, находясь рядом с Нико, я всегда мечтала о собственной семье, а теперь…
— Она моя лучшая подруга! — глаза Нико загорелись.
— Она его няня, — что-то темное проступает на лице Рафы, прежде чем он скрывает свои эмоции.
Мама сказала, что Рафа изменился после развода и диагноза пигментного ретинита22 у Нико, и правда не могла быть более очевидной, учитывая суровое выражение лица Рафы и его затравленный взгляд.
Нико улыбается мне так, что очень напоминает своего отца, не считая отсутствующих зубов.
— Да, да. Ты не хочешь поиграть со мной и Tio23?
Меня прямо в грудь ударяет волна тревоги.
— Э-э…
— Пожалуйста! — он сжимает руки вместе.
— Ну… — я давлюсь своим ответом.
Рафа наклоняет голову.
Нико тянет меня за руку.
— Пойдем. Нам нужен еще один человек, так как мой папа не хочет с нами играть.
Рафа взъерошивает волосы Нико.
— Только потому, что Джулиан всегда выигрывает.
Нико тащит меня к нераспечатанной коробке «Монополии», которая лежит на кухонном столе для завтрака, пока его отец возвращается к просмотру игры. Мой крестник, как джентльмен, отодвигает мне стул и ждет.
Когда я не двигаюсь с места, он, нахмурив брови, похлопывает по сиденью.
— Садись.
Его просьба расширяет трещину в моей груди, и мне становится трудно дышать.
— Не могу, — боль в моем сердце усиливается с каждым ударом.
Нико сморщил брови.
— Почему не можешь? Это будет весело!
Я обхватываю себя руками и делаю большой шаг назад.
Выражение недоумения на его лице придает ему очарования, а мне — страдания.
— Ты в порядке? Ты выглядишь грустной, — его нижняя губа подрагивает.
Рафа оглядывается через плечо.
— Ты в порядке?
— Мне нужно в туалет, — я бросаюсь в сторону коридора с затуманенным зрением. Я дезориентирована, когда прохожу мимо своей спальни и спешу по коридору к гостевой ванной, которую мы с сестрой делим.
Вот так антидепрессанты делают свое дело.
Слезы капают из глаз в разочаровывающем акте предательства. Еще два месяца назад я страдала от бесконечного оцепенения, а теперь чувствую слишком много всего сразу и в последние несколько дней плачу больше, чем за всю свою жизнь.
Будь терпеливой к себе и доверяй процессу.
К черту процесс. Я не собираюсь выходить из своей комнаты, пока…
Кто-то дергает меня за локоть, и я давлюсь воздухом, когда меня тянут назад.
— Лучше бы у тебя была веская причина расстраивать моего ребенка, — грубый голос Рафы испугал меня.
Я отшатываюсь.
— Что?
— Ты… плачешь? — он хмурится, отбрасывая меня в прошлое.
Мне так надоело, что ты жалеешь себя. Губы Оливера скривились от отвращения.
Ты можешь прекрасно притворяться перед камерами, но когда дело доходит до меня, ты не можешь и самую малость потрудиться. Его слова были ядовитыми, наполняя мой организм парализующей ненавистью к себе и безнадежностью.
Позвони мне, когда вернется та Далия, в которую я влюбился, написал он мне в тот вечер, а через неделю вернулся, чтобы сообщить, что между нами все кончено.
— Далия, — грубый голос Рафы возвращает меня в настоящее.
Я вытираю лицо рукавом свитера.
— Мне жаль, что я расстроила Нико. Ты же знаешь, я никогда бы не сделала этого специально.
Суровость Рафы исчезает.
— Что случилось?
Я не знаю, что заставило меня открыться Рафе, но я не могу позволить ему думать, что я расстроила Нико без веской причины.
— Я… Понимаешь… — дерьмо. — Я избегаю общения с детьми с тех пор, как узнала, что у меня их никогда не будет.
Он несколько раз моргнул.
— А потом ты увидела Нико…
Я киваю, не в силах закончить фразу, в основном из-за сдавленности в горле.
— Прошло всего несколько месяцев с тех пор, как я узнала… — я прерываюсь на рыдание.
Рафа обнимает меня, как это делал мой отец, когда мне было плохо или больно.
— Мне жаль.
Я и не подозревала, как сильно мне нужно было услышать эти два слова, пока слезы не начали катиться по моим щекам. Не знаю, как долго Рафа обнимает меня, пока я плачу, но не отпускает, пока мое дыхание не выравнивается, а слезы не перестают пропитывать его рубашку.
— Ты можешь… — фыркаю я. — Ты можешь оставить это между нами?
Он отстраняется, нахмурившись.
— Никто не знает?
Я качаю головой.
— Только Оливер и его семья.
— Со мной твой секрет в безопасности.
Мои плечи опускаются.
— Спасибо.
Бросив последний прощальный взгляд через плечо, Рафа оставляет меня одну в коридоре.
Я направляюсь в ванную, и глухой щелчок закрывающейся двери усиливает пустоту, растущую внутри меня.
Прошло уже два месяца, а мне ничуть не лучше, чем в тот день, когда Оливер поставил точку в наших девятилетних отношениях. Ему не было дела ни до нашего шоу, ни до нашей совместной жизни. Черт. Ему было наплевать на все, кроме того, что он хотел. Идеальную жену. Живописный дом с видом на залив. Двое детей и собака, играющие вместе за белым забором, как в ситкоме 50-х годов.
Это было будущее, которое он хотел, и которое я собиралась разрушить.
В отличие от того горя, с которым я боролась после потери отца, это совсем другое.
Я другая.
Я хватаюсь за край фарфоровой раковины и заставляю себя посмотреть в лицо той, кем я стала.
Растрепанной. Уничтоженной. Подавленной.
Трудно признать, насколько далеко я зашла за последние несколько месяцев. Та сломленная личность, в которую я превратилась, очень далека от той женщины, которая каждое утро просыпалась полная энергии, с удовольствием выбирала наряд и делала макияж, независимо от того, планировала ли она сниматься на камеру или нет.
Я скучаю по той, кем я была. Скучаю по ней так сильно, что готова стараться, лишь бы вернуть ее, даже если нужно будет посещать дополнительные сеансы терапии и выполнять сложные домашние задания, которые я предпочла бы избежать.
— Ты справишься, — мой надтреснутый шепот заполняет тишину. — Ты можешь доказать ему и всем остальным, что они не сломали тебя, — на этот раз я говорю более твердым голосом, давая словам усвоиться. — И ты можешь бороться сама с собой и стать сильнее, — добавляю я с чувством законченности, откидывая плечи назад, выпрямляя осанку и проводя пальцами по своим беспорядочным волосам.
С этого момента я снова начну жить. Нужно только вспомнить как.