Сновидец Абгарка внезапно начал писать стихи:
Пришел человек Сосипатр
совсем не тупой.
Его звали жить на Монматр,
но он был не такой.
— Что такое Монматр? — сурово спросил Клюзнер.
— Горное селение для художников, — ответил Абгарка.
Все кошки говорят мур-мур.
Она в ответ открытки пишет.
И я ей глажу маникюр,
а ветер веточки колышет.
Да, я принес тебе урон.
Но ты понять меня и не пыталась.
Порвал тебе капрон,
и в злобе ты рассталась.
— Только про любовь? — спросил случайный посетитель с маленькой кружкой.
— Еще про Пушкина есть, — тихим голосом ответил новоиспеченный поэт незнакомому человеку:
Царские сатрапы в Царском Селе надели ливреи.
Пушкин встретил царя в Декамероновой галерее.
И смело в глаза ему сказал: «Ты пуст,
как собственный твой бюст.
Но если честно, чаще про любовь:
Туда поеду, туда
где нету белых ночей,
а есть быстрый ручей,
туда поеду, туда,
где нет твоих белых плечей
и обманных речей.
Поеду навсегда.
— Все там будем, — сказал Бихтер.
Абгарка продолжал:
Мадмуазель,
вы мне мозоль,
раз вы газель,
а я козел.
— Плохая рифма, — заметил Бихтер, — «мозоль» и «козел».
— На «козел» хорошая рифма «бензол», — сказал Толик.
— Что такое «бензол»? — спросил Клюзнер.
— Химия, — ответили из очереди.
Тут один из постоянно подливавших в кружку косорыловку из шкалика стал, приплясывая, петь «Семёновну», Шура захлопнула оконце свое, и поскольку причина собираться иссякла, очередь разошлась.
— Иссякла пена Иппокрены, —
задумчиво произнес Бихтер, —
едва я с музой пригубил…
Уходя, откликнулся Толик:
— Мне было море по колено,
я «Жигулёвское» любил!