Покровитель птиц

Глава 2 ПИВНОЙ ПЕС

Проснувшийся на железном прокрустовом ложе в затуманенном пространстве уличного угла, свернувшийся от холода калачиком, точно эмбрион, Абгарка произнес:

— В будущем пивные ларьки снесут.

Гул возмущенного недоверия пронесся по маленькой приларечной толпе. Ври больше. А где же будут люди общаться? Где можно будет поговорить о политике (да, и о политике!), о членах правительства (до чего народ с 50-х годов осмелел, анекдоты травили среди незнакомых), о движении планет, о полете на Луну, о секретном оружии, о женском коварстве (об этом чаще всего), о литературе, о будущем, наконец? Кто посмеет посягнуть на околопивной уличный уют мужской половины населения Советского Союза?

— В будущем, — сказал Абгарка, — не будет и Советского Союза.

Это вызвало волну сомнения, но не такую бурю чувств, как сообщение о сносе пивных ларьков, возле которых, как известно, можно было всю жизнь провести. Не собутыльники собирались (какие бутылки, кружками казенными пробавлялись, а откуда ящики, тара то есть, всё спрашивал Толик, но оставалось сие тайною; впрочем, кое-кто, не желающий бросать деньги на ветер, подливал, буде вам известно) — собеседники. И не только свои их интересовали, но ведь и инопланетяне (с извечной проблемой контакта), и переселение душ (карма моя такая, старик, а что такое карма? как, ты не в курсе? щас расскажу). Это потом, позже, на излете девяностых годов возле ларьков начнут избивать до полусмерти, а изначально царили минутный пир и честная беседушка.

И никаких подозрительно уютных лакированных пивных, где эти кружками стучали, пели, звали фюрера: пили стоя, под открытым небом, в городском природном ландшафте, душа нараспашку.

— А ну, посторонитесь, посторонитесь! — вскричала торговка пивом. — Не видите — настоящий клиент идет!

Завсегдатаи почтительно расступились, два неофита попытались было взъерепениться:

— Сейчас моя очередь! — воскликнул первый.

— В очередь пусть встает! — прохрипел второй.

Но было им доходчиво объяснено, отошли и они.

К ларьку приблизился высокий старик с двумя огромными видавшими виды бидонами.

— Вот это человек пьет… — вздохнуло приларечное сообщество.

Старик превежливо поздоровался, попытался было в очередь встать, но препроводили его к оконцу, где в деликатной почтительной тишине наполнены были принесенные им емкости. За что заплатил он, по мнению очереди, солидные деньги, после чего вернулся в свой серый высокий дом с барельефами на углу Большой Подьяческой и Фонтанки, где обитал.

— Да, вот так вот пьет человек, — сказал карлик. — Наше ему почтение. Второго настолько уважаемого посетителя ларька наблюдаю.

— А первый был кто? — спросил Толик.

— Собака, — отвечал карлик.

И поведал слушателям историю про ученую собаку, принадлежавшую паре пьянчужек, допившихся к почтенному возрасту до того, что передвижение их было затруднено. Они вешали сумку на шею мудрой собаки своей, клали в кармашек деньги, собака отправлялась к близлежащему ларьку, очередь расступалась, пропуская ее, ларечная женщина наливала в принесенную собакою в сумке малую пластмассовую канистру пиво, брала принесенную в кармашке плату, собака отправлялась к своим забубенным хозяевам. В качестве поощрения за службу они и ей наливали блюдечко, она с удовольствием лакала. Любила ученая собака лежать на самогонном аппарате, дремала на нем; приходившие инспектора и проверяльщики, увидев ее, как зачарованные, молча уходили. Однажды собака пропала. Хозяева были безутешны, шкандыбали в очередь сами, по ночам пьяными слезами оплакивали свое бесценное домашнее животное. Через год, когда мысленно похоронили ее чуть ли не триста раз, собака вернулась, грязная, исхудавшая, измученная, кожа да кости; хозяева тотчас сходили вдвоем за пивом и сосисками, налили вернувшемуся животному блюдце. «Пей, пей, небось, никто тебе за год пивка налить не догадался!» — сказал хозяин, пьяный от счастья.