Покровитель птиц

Глава 20 ЛИБРЕТТО

— Сколько можно сидеть без денег? — сказал Клюзнер. — Дом достроить не могу. Да и есть каждый день, увы, хочется. Я, когда в Союзе композиторов в закупочной комиссии состоял, покупавшей у авторов произведения, на вопрос начальства, по какому признаку отбираю я вещи для закупки, отвечал: по такому признаку, что есть всем надо.

— Начальство, которое обозвал ты сволочами, — отозвался Бихтер, — к тебе такой признак теперь применять не желает. Напиши что-нибудь популярное. Оперу, например.

— Сначала надо написать либретто.

— Да, все оперные либретто — полная галиматья! — воскликнул Бихтер. — Давай на пару сочиним либретто, а потом ты музыку напишешь. Я одно время, веришь ли, данным жанром очень увлекался, выискивал по программкам театральным, в архивах сидел, выписывал длиннющие цитаты. Это нечто. Тексты XIX века такие, знаешь ли, пространные. Итальянские, в особенности. «Как затравленная львица мечется Норма в своих покоях». «С ужасом узнает Адальжиза страшную тайну». «Ясный летний день. Солнце клонится к закату. В просветы между вековыми липами видна мельница; седой поток, падая с гор, приводит в движение ее колесо. Издали слышатся звуки пастушьего рожка и радостный смех».

— Прямо начало романа. И полное описание декораций! Это у нас что?

— «Сомнамбула» Беллини. Я, к сожалению, помню только цитаты покороче. «Всё смешалось в хаосе безудержного веселья, интриг и разгула». Это «Риголетто». Куртизаны, исчадья порока, за позор мой вы много ли взяли? Или «куртизане»? А вот концовка вагнеровского «Кольца нибелунга»: «Умиротворенные бурей, торжественно шествуют боги к доставшемуся им обманом замку, и, словно эхо, где-то далеко внизу рыдают русалки, оплакивая исчезнувшие из мира справедливость и счастье».

— Далеко внизу? Не в оркестровой ли яме?

— Может, вообще под сценой. Не отвлекайся. Проникнись. Вот моцартовские оперы, у тех либретто покороче. Сплошные эпизоды. «Это всего-навсего птицелов Папагено, странное существо в наряде, напоминающем птичье оперение». «Вместо старухи Папагено видит перед собой хорошенькую девушку, у нее такой же пернатый наряд, как и у него».

— «Волшебная флейта»! Волшебней нет!

— Уж я не говорю о концовках. Чудесные «Хроники времен Карла IX» Мериме заканчиваются словами: «Отбросив дымящуюся аркебузу, граф склоняется над убитыми». А опера «Евгений Онегин» как финиширует? Писал Пушкин, писал энциклопедию русской жизни, мороз, крестьянин, торжествуя; и что же? «В смятении и тоске Онегин остается один».

— Я читал другой вариант. «Онегин наконец понимает, что Татьяна навсегда потеряна для него».

— Да вот и твоего друга Шостаковича опера заканчивается словами: «Сильное течение уносит обоих. Под тоскливую песню неволи каторжане идут своей тяжкой дорогой». И это, заметьте, блистательный стилист Лесков, бедный.

— Мне больше нравятся старинные полуоперы, — сказал Клюзнер. — Превращения, всякие существа входят и выходят. Вот появляются парочка парнишек, по традиции в перьях. Один поет: «Либер, либер, лебен, o-la-la»! А второй: «Geliebter, meine»… или мойне? и проч. Желательно, чтобы оба контратеноры, то есть как бы кастраты. Или хотя бы дискантом глотку дерут, gargarise la gorge, как матушка мне в детстве частенько говаривала, к ангинам был склонен всю жизнь, кстати, но потом это никого не волновало. Воевал с температурой без градусника. Ох, что-то я устал от эпохи.

— Утомит кого хошь, — подтвердил Бихтер. — Не отвлекайся. Нужен краткий сюжет, выразительный, современный.

— Краткие содержания либретто хороши у Даргомыжского, у Мусоргского. Современное либретто — как ты себе это представляешь?

— Ну, например… Главная героиня — Ольга, певица. Муж, советский ответственный работник. Любовник, интрига с ключом, муж прилетает раньше из командировки, открывает своим ключом дверь, застает любовников, увозит их в правительственный «охотничий домик», усыпляет отравленным коньяком, топит печь, закрывает вьюшку, запирает изменницу с хахалем; уезжает, приехав через день застает обоих без сознания, они угорели, Ольга мертва, любовник дышит, его отправляют в ГУЛАГ, последняя сцена на магаданском морозе, где герой под звездами замерзает в сугробе, ему является привидение Ольги, последняя ария, финита ля комедия.

— Кошмар. Тема сурьезная, ГУЛАГ приплетен… Нет уж, пусть оперы пишет руководство Союза композиторов, это не для меня. Может, у тебя в кино знакомые есть? Музыка к фильму? Без денег плохо, правда.

Они поднялись с ящиков возле запертого ларька, настало время идти в гости, пирожки с капустой ждали их. Окно Шанталь было открыто, но она не подходила к окну, сидела возле него в качалке, невидимая, слушала их разговор, улыбаясь, подслушивала почти ненамеренно.

За Фонтанкой голубел купол Измайловского собора, в противоположном конце Большой Подьяческой маячил золотой шлем Исаакия, за Никольским переулком царила невидимая колокольня Никольского собора. Звезды загорались, слабо светясь.

— Жизнь бренна, искусство долго, пошлость бессмертна; вот они на что нам намекают, оперы наши, — сказал Бихтер.

— Как ты говоришь — сугроб, звезды, Магадан? — сказал Клюзнер. — Хочу я написать одну вещь, оркестр, хор, солист, стихи Заболоцкого «Где-то в поле возле Магадана».

— Любимое стихотворение? Думаешь, это будет кто-то исполнять?

— Не знаю. Но напишу. Нет, любимое — «Иволга».