Покровитель птиц

Глава 38 ГАРСИСА И МЫШИЛЬДА КРЫСИНСКАЯ

Налила в городской тигель весна алхимический воздух белой ночи; «аль-кемийа!» — восшептала сирень в Польском саду.

Гарсиса в одном из лучших своих состояний, в одной из лучших ипостасей вышла на угол Никольского и Подьяческой с бамбуковым китайским парасолем — зонтиком от солнца — и столкнулась лицом к лицу с индейцем, в партикулярном платье, беседовавшим с Клюзнером у ларька. Был день прилива кошек, сил, предполнолунная пятидневка.

— Так ты не петух? — спросила Гарсиса индейца. — Не красный петел?

— Нет, конечно, — отвечал тот.

— У него и документ есть, — сказал Клюзнер, — что он не петух, а обычный житель Венесуэлы.

— Извини, — сказала Гарсиса индейцу, — приняла тебя за петуха.

— Животные благословенны, — сказал индеец.

— Это у тебя там, в Венесуэле, может, и благословенны, а у нас не все. Как высунется красный петел, вся страна пламенем горит, вроде старообрядческого скита.

— Почему вы вспомнили старообрядческий скит? — спросил индеец.

Не обратив ни малейшего внимания на его вопрос, Гарсиса продолжала:

— В Малороссии надо бояться свиней в красных свитках. В Белоруссии земляничных гадюк. А в Ингерманландии плохой знак, когда ночами Мышильда Крысинская в избе внутри стены ходит. Болел мой муж, лето шло к осени, и вот пришла по дымоходам, большая, сильная, ворочалась, ломилась, продиралась в стене между срубом и опалубкой, под фанерой обойной шастала одинаковым маршрутом, не меньше кошки. Лазает по-хозяйски, страшно, на кухне угол взбухает, выломиться хочет, рыскает. Я вставала, била кочергой по стене, вдоль всей ее невидимой дорожки. Она недовольна была, но уходила. С полночи до двух часов ночи мыкала меня пять дней, на шестой день дед мой умер, а Мышильда Крысинская приходить перестала. Она не царица крыс, не мышиная матка, вроде крысиной ведьмы. Что смотришь? Хорошо, что ты не петух. У вас в Венесуэле, чай, крыс нет.

— Крысы везде есть.

Царственно кивнув слушателям своим, Гарсиса открыла китайский зонтик, поплыла к Фонтанке, свернула налево к Сенной; бамбук был свеж, шелк местами истлел. Индеец же отправился направо к Калинкину мосту писать этюд. Из двери за ларьком вышла Шанталь: «Здравствуйте, шарманщик…» — спросила, как лучше ей пройти к Измайловскому собору. «Через Польский сад, — отвечал он, — что за Державинским домом». — «Я не знаю, где это». — «Идемте, провожу, я в Державинский дом — к Чечулиным должен зайти».