Покровитель птиц

Глава 34 ГРЯДУЩИЕ

— И вот однажды, — сказал Гор, — я подумал, что есть обратные народы: те, которые живут из будущего в прошлое.

Он время от времени говорил совершенно неожиданные вещи. «Мне нравится, — поведал он однажды Клюзнеру, — что вы не делаете большие глаза, не глядите на меня, как на сумасшедшего, как многие, считающие, что я произношу нечто несообразное». — «Но вы и должны произносить нечто несообразное, ведь вы по официальной версии фантаст, а по неофициальной вообще советский сюрреалист, белая ворона». Что касается самого Гора, говорил он так, словно удивлялся собственным словам, удивление и детское недоумение выражали светлые глаза его за лягушечьими стрекозиными фасетками цилиндрических стекол очков и всё лицо его.

Они шли от Щучьего озера, до которого не дошли из-за жары, которую писатель переносил плохо.

— Обратные народы? — переспросил Клюзнер. — Я что-то читал об обратном времени.

— Должно быть, у Флоренского, — предположил Гор, — Вы брали у меня его почитать. Об обратном времени во сне, когда спящий человек слышит громкий звук, выстрел, падение чего-то тяжелого, звук, донесшийся до него извне, из бдения реальности, и во сне разворачивающий длинное сновидение с погонями, приключениями, опасностями, которое этим выстрелом заканчивается. Может быть, миражи как-то связаны с обратным временем.

Тут он на мгновение остановился, обдумывая сказанное, поскольку о миражах пришло ему на ум в данную секунду. Остановились и спутники его.

— Я слышал, — заметил Клюзнер, возобновляя движение к дому, — что в фантастике есть такой персонаж, контрамот, который помнит будущее, но не помнит прошлого.

— А тут не один персонаж, — продолжал Гор, — а целые народы. Встреча ветхозаветного посланца (такого, как все мы в некотором смысле) и странника обратного народа. Я даже думаю, что это северные народы, и такова была моя встреча с художником Панковым.

— Северные народы, — сказал доселе молчавший индеец, — нам родственники.

— Индейцы? Да, может быть. Ненцы, нивхи. Города майя как остатки Атлантиды индейцев. В детстве я слышал легенды об айнской принцессе, чья подобная древнеегипетскому захоронению усыпальница находится между сопкой и распадком неподалеку от пивной. Из таких марсианских захоронений осквернители гробниц таскают и пускают в мир волшебные предметы, привносящие в жизнь людей магию непонятного толка. Девушку, рассказавшую мне про принцессу, звали Ольхон.

Некоторое время они шли молча, потом Гор сказал:

— Обратные народы можно было бы называть народами встречными. Они должны отличаться от нас. Например, особым зрением. Особым запредельным звуком. У них иная музыка. Они слышат за музыкой возникающие особые ноты-волны. Видят их, изображают. Увидев на одной из картин Панкова голубые волны, я спросил его — что это? — песня, — отвечал он.

— Живут, ничего не видят, ничего не слышат, — медленно сказал индеец. — Легкие, легче золы. Я таких видел.

— У нивхов есть пословица, — сказал Гор, — «Увидишь двуногих, похожих на нас, не будь уверен, что это люди». Но она о другом.

— Встречные народы? — задумчиво произнес Клюзнер. — Есть выражение «первый встречный». Встречается в сказках русских и зарубежных. Из всеобщей мифологии.

— Кажется, слово «грядущее», — сказал индеец, — обозначает будущее?

— Да! — воскликнул Гор. — Грядущее! Идущее нам навстречу!

Будущее было одной из его любимых тем; это роднило его с большинством фантастов.

— Интересно, — сказал Клюзнер, — что «настоящее» — это настоящее, натуральное, реальное. А по-английски «настоящее» — «present» — презент, подарок.

Гор споткнулся. Он ходил в обуви, напоминавшей детские пионерские сандалии, не всегда удобной для лесных тропинок и сельских дорог. Споткнувшись, он переменил тему.

— Ведь мы не знаем, — поведал он спутникам своим, — какова истинная цель искусства. Есть мнение, что люди искусства творят, подражая Творцу. Некоторые считают, что это вид игры, одной из самых прекрасных и длительных игр человечества. По одной из версий, искусство — вид защиты от пугающих сил Космоса, Вселенной, подвесной потолок между нами и инобытием, в том числе инопланетными цивилизациями, грозными и даже опасными, ну, и так далее. Но я склоняюсь к той точке зрения, согласно которой искусство и есть та сила, та работа, та эманация, которая и обеспечивает человеку, человечеству как таковому будущее. Настоящее искусство высокое, подлинное, полное божественной энергии имею я в виду.

— О! — вскричал Клюзнер. — Стало быть, недаром халтурщики кажутся мне не невинными овечками, а врагами рода человеческого.

Они подходили к дому Гора, у калитки ждал приехавший из города гость (гости постоянно наезжали к писателю, по одному, парами, целыми компаниями, вели беседы, пили чай, завтракали, ужинали), кинорежиссер Илья А., высокий, худой, одетый в странный оку советских людей небесного индиго джинсовый костюм, обутый в сабо, или кломпы, — деревянные башмаки — на босу ногу.

Три наших собеседника продвигались к калитке сквозь марево непривычной для северян жары; индеец по случаю ожидавшегося знакомства с писателем-фантастом надел свой великолепный пернатый головной убор, Клюзнер обмотал голову не понадобившимся на недосягаемом озере полотенцем, чалма ему шла, Гору сделали шлем-лодочку из газеты.

Илья А. сказал, улыбаясь:

— Грядете, аки волхвы новозаветные. Мельхиор, Каспар, Бальтазар.

— Грядущие, — промолвил индеец.

— Чур, я — Каспар, — сказал Клюзнер.

— Я недавно прочел роман про Каспара Хаузера, — сообщил кинорежиссер.

Ему, как и всем горовским гостям, нравилось чем-нибудь блеснуть перед Гором.

Клюзнер, по обыкновению, проводил индейца на станцию.

— Стало быть, историки, писатели и художники, чьи творения связаны с прошлым, создают будущее для обратных народов, — с этими словами индеец сел в последний вагон и помахал рукой.