Покровитель птиц

Глава 37 СНЫ НА ПОДЬЯЧЕСКОЙ

Вот подплывет к порогу чайный корабль купца Крутикова, индийский гость, посетитель Явы, Суматры; а в несуществующем сибирском подполе взыграют кадки моченой брусники и зеленый ушат морошки, закивают с полок сахарные головы. Заплещет волнами нецветного и окрашенного анилином пятиколорного (лиловый, ляпис-лазурный, изумрудный, лимонно-желтый, кошенильно-алый) ковыля, звякнут на странном в степи тыне глечики, табун бледов, сотрясая землю, пролетит, саранча пронесется, загикает виева неусмиримая свита (гей, гей, гегелло!), заблеют овечьи волны, переплывет на пастушеском старом плаще море овчий пастырь. К утру проснется в трактире злобный хозяин, астраханскую схватит селедку, разбудив заспавшегося прислужника-мальчонку, станет ейной мордой ему в харю тыкать. И проглянут сквозь белую ночь двухнедельные Святки, когда, услышав эхо карнавала из Рио, мы заиграем в нечисть, а натуральная нечисть на земле потеряет силу.

И у немой дочери композитора С.-С. и немого мужа ее родится говорящий сын Васятка. А я найму у лодочника лодку, поплыву по Фонтанке, проплыву под сводом Аничкова моста, где задумался расчетверенный конюший о гнедой Розе, под сводом Чернышова моста, брякающего цепями, вот только до Калинкина не добраться, далековато.

Между мостами обгонит меня на невесомой своей лодочке индеец. Ходил он на Большую Подьяческую в гости к моему двоюродному деду, акварелисту, фото индейца в дедовом архиве затерялось, подружка моя хорошо индейца помнит, вот только как звали его, мы не знаем или забыли.

На берегу господин Лансере рисует баржу-самоходку, везет она варенье то ли в Капеллу, то ли на Мойку, 12, то ли во дворец Подзорный; только не в Литовский замок, — может, в Инженерный? Плывет корюшка под баржей, утопленник за нею, счастья не мают, горя не знают. Плывет по улице купеческая шхуна, под мостами ей не вместиться, сидит на юте нерожденная девица, заворачивает грушу в папиросную бумагу.

Но уже дело к рассвету, отлетают от нас мотыльки снов, растаскивая помалу нашу телесность.

Скажи, куда девается всё? Чувства и тревоги, томившие нас? Не переходят ли они в наши сны, хранясь в их запасниках до поры, как свитки декораций? А когда мы улетим, когда улетаем, — куда деваются наши сны?