Покровитель птиц

Глава 39 МОНОГРАММЫ

— Ползем траншеей в области колдобин:

я, азбучен, и ты, букоподобен.

— Я А. Б., то есть Аз Буки; — продолжал Бихтер, произнеся сие только что сочиненное к случаю двустишие, — а ты Б. К., то есть Буки Како.

— Буки Како? Похоже. Как Бука. Как будто Бука. Я и есть это самое.

Они играли в монограммы с буквами церковно-славянской азбуки.

— Монограммы писателей и поэтов: Пушкин — Аз Слово Покой, Лермонтов — Мыслете Люди, Гоголь — Наш Веди Глаголь, Достоевский — Ферт Мыслете Добро, Толстой — Люди Твердо.

— А Заболоцкий:

— Наш Зело. Или Наш Земля?

— А Гумилёв?

— Наш Глаголь.

— И Цветаева?

— Мыслете Иже Цы.

— Ахматова-то — Аз Аз: Я Я, хоть и псевдоним, достаточно точно.

— И еще Лесков: Наш Люди.

— Я когда-нибудь заведу кошек и собак, под старость, и назову их: Кси, Пси, Ижица и Фита.

— Вот мой любимый Хлебников с престранными инициалами: Веди Хер. Хотя буква «х», с которой начиналась его фамилия, казалась ему заповедной, в одной из редакций «звездного языка» одно из значений звука-буквы Ха было — «смерть», а летописное Каспийское море называлось Хвалынским.

— Что ж он ведал-то? что знал? Он всё чуял, всё ему без знания было дано просто так. И ведь «хер» — это «крест». «Похерить» означало «перечеркнуть крест-накрест». Крест свой и знал, что же еще. А ведь я его видел.

— Ты никогда не рассказывал.

— Я был совсем маленький, мы жили в Астрахани, где я родился, отца еще не убили, матушка давала уроки рисования, отец — уроки пения, братья были дома, а Хлебников был сын Хлебниковых, Виктор, он, мне кажется, еще не назвался Велимиром. И я стал с ним драться.

— Из-за чего? Как это — драться? Ты был маленький, а он, должно быть, студент…

— Из-за птиц, — сказал Клюзнер. — Он сидел за столом в застекленной галерее, а вокруг были цветы, гербарии и чучела птиц. Я решил, что это он их убил и набил соломой.